«Вся западная философия есть комментарии к Платону»

Пойдем по порядку и начнем с обложки. Восьмеркообразный символ может напомнить фигурирующую в романе аналемму. Однако в целом изображение представляет собой символ Сан-Францисканской Церкви Сатаны. Излюбленный символ рокеров и прочих христофобов. К какому сектору относится Стивенсон остается только догадываться, но то, что книга содержит некоторые намеки на антирелигиозную филиппику становится понятно уже с первых строк. Однако надо отдать должное, Стивенсон тролит Церковь не открыто, как это делал Ницше и его фапатели, а скорее с позиции ученого, который чувствует свое негласное превосходство и относится к религии исключительно как к культурному фактору. Явным тому доказательством становится синтез науки и религии, представленный в «Анафеме» в виде “монахов исповедующих математику” и “церковь живущую по заветам Платона”. Платонизм как течение вообще стал стержнем всего романа, основываясь на идейно преемственной связи целой цепочки мыслителей, философов и ученых (Сократ-Платон-Лейбниц-Гуссерль-Гёдель-Пенроуз). Кто читал книгу, тот вспомнит примерно аналогичную цепочку арбских светителей (Фелен-Протес-Халикаарн-Эвенедрик-Эдхар). В какой-то степени к последователям Платона-Протеса можно отнести и Эразмаса с Ороло, т.е. людей обратившихся к философии, когда наука стала бессильной.

Стивенский платонизм может стать синонимом платонизма математического, т.е. идеи об абсолютной истине и независимом состоянии и существовании математического мира от человеческого сознания. Сами математики не очень любят термин “математический платонизм”, поскольку это тесно сплетает “царицу наук” с эфемерной и трансцендентной философией. Поэтому больше предпочитают термин “математический реализм”. МАТИЧЕСКИЙ же мир Арба не столь сильно дистанцируется от философской традиции, поэтому герои книги не стесняются связывать своё мышление с Протесом, что, кстати, помогает им достигать выводов к которым наука шла бы веками через тернистые уравнения и вычисления.

Нил Стивенсон – очень мощная фигура от мира научной фантастики, превратившая сей жанр во что-то взрослое и даже элитарное. И хоть он всегда подчеркивает, что в первую очередь он писатель, а не ученый, его вращения в околонаучных бомондах имеют яркое отражение в книгах, которые в сравнении с другими опусами жанра выглядят как учебники высшей математики на фоне деревянных счет в соседнем ларьке. И если Кларк и Азимов – это Sci-Fi мэтры XXвека, то Стивенсон – фантаст новой эпохи. Минимум голивудщины. Максимум науки и интеллектуальности, доводящих котелок до кипения, в котором медленно растворяется жирный слой аллюзий и отсылок к научным, философским и культурным реалиям нашего мира. Проще говоря, если у нас есть Сократ, то на Арбе есть Фелен. Роджер Пенроуз есть дихотомия Эстемарда и Пафлагона. Теорема Пифагора равноэквивалентна “адрахонесе”. А последователи каменщика Кноуса - явный намек на наших друзей из масонской ложи[1].

И все эти аналогии созданы Стивенсоном не для баловства, и конечно же не от собственной лени. Основная идея – показать, что все разумные сознания на разных путях своего развития должны будут прийти к одним и тем же философско-научным доводам и гипотезам. При чем это относится как к истине, так и к заблуждениям (Деатино толкование).

[1]
Гардан – Уильям Оккамский;
Гемн – Уиллард Гиббс;
Грод – Алан Тьюринг;
Джад – Енох Роот;
Мункостер – Альберт Эйнштейн;
Протес – Платон;
Тредегар – Джуль;