2 Осторожно: балласт!

«Красная пирамида». Рассказ вполне тянет на черновик раннего Пелевина. И будь текст доработан (зачем понадобился шпанёнок в тамбуре?), пирамида красного рева вполне могла бы занять место рядом с бубном Верхнего мира. Впрочем, если целью автора было поупражняться в самообзывании героя («дуроплезиус», «говномесиус»), то она явно достигнута: в потоке извергнутых героем пустых слов вдруг возникло одно магическое, которое инициировало появление всеведающего Бороула. Но и это не привело ни к чему, ибо герой живёт духовно слепым, а прозревает лишь умирая.
«Ржавая девушка». Самый сбалансированный рассказ сборника. Но уровень – подростковый.
«Поэты». (Осторожно: балласт!) Текст можно расширить за счёт добавления новых поэтических цитат. Текст можно сократить за счёт удаления ряда поэтических цитат. Текст – жвачка из «серебра». Смысл – на уровне «Ржавой девушки».
«Белый квадрат». (Осторожно: балласт!) Коллективный наркотрип как сюжетный ход не нов даже для Сорокина. Так, в «Дне опричника» дружина наслаждается «рыбками». Можно искать в подобных пассажах глубинный смысл, а можно считать, что это гадко. Но важно другое. Если в «Дне опричника» сам автор работал с текстом, пытаясь создать нечто – по-сорокински – оригинальное, то в «Белом квадрате» вся сцена выглядит словесной халтурой. Переключение читательского внимания на торгующего «палёным» мёдом Сашу не повышает градус читательского интереса. Автор, возможно, и убеждён, что простые люди именно таковы, но вот убедить читателя сложнее. Финал (зэки с песней маршируют по Красной площади) вызывает лишь недоумение: в 90-е подобные образы вдалбливались в сознаниe людей не хуже, чем ранее – догмы истмата. И уж если автор считает, что грядёт новая эпоха лагерей, то и говорить об этом ему нужно по-новому.
«Ноготь». Гастрономия и дефекация в одном флаконе – такое Сорокин уже проделывал. Но здесь внимание фокусируется не на самих процессах, а на людях, которые, показывая за праздничным столом анусы, пребывают в состоянии морального распада, морального апокалипсиса. Застолье заканчивается побоищем, жить после которого тем, кто выжил, невозможно. И это обман, в который автор вводит читателя, потому что невозможно жить не после того, как хозяева поубивали своих гостей Фраерманов, а после того, как за столом стали показывать друг другу анусы и была озвучена идея подтирать попу пальцем. В финале сын хозяев убегает из квартиры родителей, убегает в тапочках и встречает человека, который ест беляш на вокзале, а не сидит за праздничным столом, и чей ноготь на оттопыренном мизинце явно указывает на то, что пальцы этого человека – не для подтирания попы.
«Фиолетовые лебеди». Ещё один апокалиптический сюжет, на сей раз под соусом магического реализма. В момент, когда будет явлено знамение апокалипсиса, можно легко про... прозаниматься сексом. Но этому мгновению предшествует длительная, многословная сатира на полоумного схимника, причем в представителях «нашей дорогой общественности» нетрудно узнать известных публичных персон (в повествовании автор делает явный акцент на образе белоусого). В очередной раз возникает Россия-пустышка, до которой, по большому счёту, никому нет дела. Даже тот, кто должен охранять Россию, прохлаждается на яхте в Ионическом море.
«День чекиста». (Осторожно: балласт!) «Я вдруг понимаю, что совершенно безнаказанно могу делать с Верой Харитоновной что угодно». Вокруг этой фразы, определяющей психологию будущего чекиста, собственно, и построен рассказ, сильно вспученный балластом. Потому как реплики совокупляющихся пионервожатых читать скучно.
«В поле». (Осторожно: балласт!) В романе Набокова «Приглашение на казнь» есть сцена, когда в камеру к приговорённому Цинциннату подсаживают его палача, так что в результате разыгрываемого фарса пaлач и жертва должны предстать женихом и невестой. У Сорокина нечто подобное: актёры, разыгрывающие перед зрителями Мейерхольда и Родоса, затем занимаются групповым сексом с гримёршей. Проводя параллель между этими актами, приходишь к выводу, что в обоих случаях совершается свальный грех: духовный перед зрителями и плотский в постели (описание второго раздуто звукоподражательным балластом).
«Платок» (Осторожно: наибалластнейший балласт!!!) Тот случай, когда даже не хочется доискиваться до возможного смысла, сокрытого автором в тексте. Рассказ выглядит откровенной халтурой: трагичная история странной девушки представлена через наркотрип её бывшей одноклассницы.
В четырёх рассказах Сорокин пускает текст вразнос: два раза – во время совокупления, по одному разу – в момент смерти и во время галлюцинаций. Увы, но частота применения приёма свидетельствует об отсутствии у автора стремления к изобретательности. В сборнике нет рассказа, который действительно удивил бы своей оригинальностью (пусть и эпатажной). Осталось впечатление, что всё написано – и издано – ради гонорара.

Источник