4

"Люди среди деревьев" - название с двойной актуализацией, и неизвестно, то ли предполагать этнографическое повествование о детях природы, то ли здесь таится саркастический намёк на то, что "душа с дерева ещё не слезла" даже у Нобелевских лауреатов.

Данный роман является лакмусовой бумажкой, определяющей степень дозволенности современного человека. Будучи основанным на реальных событий, произведение отображает гамму эротического в инцестуально-педофилических взаимоотношениях Нобелевского лауреата и его усыновленных "детей природы".

Пожалуй, наиболее неоднозначным является то, что перед нами не порно роман, не роман-осуждение, и даже не роман-биография. Это произведение достойно называться историческим или же антропологическим романом, высокохудожественно отображающим жизнь племён, затерянных "среди деревьев". Описания природы растворяют читателя в атмосфере первозданности. Этнографический материал достоен стоять на полке рядом с Фрэзером. Путь учёного описывается столь самодостаточно, что поневоле забываешь, что этот роман не столько об открытии пути к вечной жизни, сколько кейс по "окну Овертона".

Единственное, что настораживает изначально, это инцестуально-гомосексуальный оттенок отношений начинающего учёного Перины с братом, его обидчивость, профессиональные неудачи и постоянное самооправдание. Именно невозможность достичь карьерных высот, идя по проторенной дорожке, вынуждает Перину согласиться на антропологическую экспедицию совместно со фриками от научного мира, где дитя лаборатории погружается в мир иных моральных законов, полный насмешек природы в виде причудливой растительности и поправших дарвиновские законы животных.

Там же в ходе изучения феномена большой продолжительности жизни ученый знакомится с весьма непонятными для цивилизованного мира инициациями 10-летних мальчиков, которые подвергаются сексуальному насилию. И задаётся вопросом, а насилие ли это, если дети природы воспринимают его как необходимое и радостное посвящение во взрослую жизнь.

Вероятно, когда ты попадаешь в параллельный мир изолированного сообщества, ты можешь себе позволить следовать его законам, а не насаждать там цивилизацию, однако, перенеси ты систему взаимоотношений примитивных сообществ на жизнь современного человека, станет ясно, что ты по меньшей мере не справился с потоком новой информации, по большей - ты педофил, негодяй и не достоин называться нормальным человеком. Так случилось с Периной. В действительности персонаж имеет свой прототип в мире науки, однако фактографичность произведения уходит на второй план.

Более важным становится реакция читателей, реакция людей, столкнувшихся с неприемлемым. Так ли адекватно наше общество, если готово встать на защиту педофилии, найти оправдания этой перверсии? Можно ли запустить "окно Овертона" путём сопоставления разных общественных укладов и системы обрядовости? И что движет теми, для кого права человека четвёртого поколения - удобный повод оправдать преступников?

Однако не стоит применять к книге оценку с позиций морали, необходимо разграничивать факты и художественное произведение. Аморальна не Ханья Янагихара, не её роман, а её персонажи. Могут быть аморальными её читатели. Её же роман сочетает в себе традиции художественной литературы и проблематику нон-фикшн и даже законотворчества.