3.5

Маленький изящный Уроборос – вот что такое эта книга. Она хороша для летнеотпускного интеллектуального dolche far niente: для «из тени в свет перебегающего» качания в гамаке с книгой в руках, для метафизических разговоров на дачной веранде в час между Обезьяной и Петухом, для медитирующих размышлений в лодке, с таинственной и притягательной необязательностью скользящей по глади озера… Тогда ассоциации сами наполняют ум, красивые образы выстраиваются сами собой, иллюстрируя их и складывая в эстетически стройную мозаику понимания. Во всех остальных случаях надо встраиваться и вдумываться в этот даже не постпостмодернизм, а уже, практически, в метамодернизм! Книга требует раздумий и перечитывания в эпоху летнеотпускного интеллектуального dolche far niente: для «из тени в свет перебегающего» качания в гамаке с книгой в руках, для метафизических разговоров…

Я всегда с некоторым скепсисом отношусь к современным книгам, в которых действие происходит двести и более лет назад. Фантазии и представления автора, как мне кажется, обычно расходятся с ментальностью и духовным бытием тогдашних людей, а реконструкции искусственны. Конечно, я понимаю, что точно восстановить то, о чем думали, что чувствовали, что становилось предметом страха или любования в иные времена, невозможно в принципе и без достраивания не обойтись, но тем более мне хочется, чтобы это походило на некую правду или созидало правдоподобную реальность. И Т. Фогелю это, наверное, удалось. Мне захотелось верить в возможность этих историй, этих разговоров, этих размышлений, хотя нарративное здесь явно преобладало над историческим и философским.

Книга построена как притча и полна символов и выстроенных автором связей, которые требуют расшифровки: рассказчик и рассказываемое, история и человеческая жизнь, учитель и ученик, вино, поэзия, ряды Фибоначчи, пифагореизм. По какой-то странной ассоциации я ее воспринимала как своеобразный комментарий к гумилевскому «Слову»: «В оный день, когда над миром новым / Бог склонял лицо свое, тогда / Солнце останавливали словом, / Словом разрушали города. <…> А для низкой жизни были числа, / Как домашний, подъяремный скот, / Потому что все оттенки смысла / Умное число передает...». Нельзя сказать, что она очень уж интересна, скорее кажется блестящей недомолвкой, манящим намеком. Нельзя сказать, что книга оказалась для меня во всем однозначна и понятна: математические вставки и рассуждения тревожат гуманитарное сознание, заставляя нащупывать связь, которой, может и вовсе нет. Нельзя сказать, что она очень уж хорошо написана и поражает своей стилистикой. Но есть в ней особое обаяние приближения, касания, завлекающего жеста. Не уверена, что такую книгу можно вообще рекомендовать – она и ее читатель просто должны случайно встретиться и начать звучать в резонанс.