А потом к нему вышел мой генерал. Он вроде такой шмындрик, то есть, задохлик, и тихий, как море в штиль, но тут он имел лицо всё в пене, как скаковая лошадь. И сказал, шо здесь не баня: нет ни голых, ни дурных. И шоб твой босяк убрал мнение со своего лица. Потому что если он еще раз поднимет что-то тяжелее доллара не только на меня, но и на тебя, так ему помешают впечатляться от жизни. И он побежит так быстро, шо догонит свой инфаркт прямо в могилке на самом дальнем кладбище, потому шо на приличном его таки не похоронят. Так шо можешь не волноваться! Он тебя больше не тронет.