И для власти, и для жрецов, и даже для рабочих важной идеей является тождество самому себе. В самых разных системах воспитания, в особенности в Новое время, в эпоху царствования идеи прогресса, главной задачей воспитания является перевод ребенка из неопределенного в определенное состояние. Жизнь представлялась забегом на дистанцию кем-то стать – кто быстрее станет столяром, музыкантом, математиком, художником. На этом основан феномен вундеркиндства, который едко высмеивал Ролан Барт.

Мужчине к моменту достижения гражданского возраста требовалось получить профессию, женщине – родить ребенка. Сегодня это непопулярная идея, если не сказать – чудовищный архаизм. Наоборот, если женщина сорока лет, менеджер с MBA по экономике, решила стать художником, поступила на 1‑й курс Академии художеств, не замужем и не собирается, детей нет и т. д. – это как раз и есть современный человек. Идея, что надо кем-то стать, сменилась на то, чтобы никем не становиться окончательно. Время – валюта твоей жизни, и лучшая стратегия – это ее не тратить, чтобы сохранять возможность быть кем угодно.

Город начинает цениться за то, что он предоставляет тебе способы оставаться в состоянии выбора. Утром ты теннисист, днем – юрист, ранним вечером – монгольский мистик, вечером – гитарист, по субботам учишься на летчика. В деревне так не поживешь.

Вообще свобода – это сложная вещь, ей надо учиться, там масса подводных камней и парадоксов. Но элементарный уровень свободы, тот, что воспитывается сам собой, просто как жизненный навык, – это свобода выбирать. Свобода как познанная необходимость – это у жрецов и власти. Город торговцев – это такой, в котором ты выбираешь, кем стать, кем быть и во что превратиться потом.

С этой точки зрения смерть, кстати, – это просто покупка небытия, а кладбище – еще один вид среды, по-своему привлекательный в смысле обмена.