Отсюда, наконец, явствует, что перспективное про­ странственное восприятие (не только перспективная конструкция) было уязвимо с двух совершенно раз­ личных сторон: если Платон проклинал перспективу уже в самом начале за то, что она искажает «истин­ ные размеры» вещей и устанавливает субъективную видимость и произвол вместо действительности и уоцск; 74, то новейшая художественная критика ставит ей в упрек прямо противоположное — что она явля­ ется инструментом ограниченного и ограничиваю­ щего рационализма75. Древний Восток, классическая античность, Средние века и любое архаизирующее искусство, как, например, искусство Боттичелли76, в большей или меньшей мере отклоняли ее, поскольку она вносила в мир внесубъективного и сверхсубъек­ тивного личностный и случайный элемент. Экспрес­ сионизм (совершивший недавно еще один виток) из­ бегал ее как раз по противоположной причине, так как она утверждает и обеспечивает [тот] остаток объективности, который должен был отнять у инди­ видуальной творческой воли уже импрессионизм, а именно реальное трехмерное пространство. Но по сути своей эти противоположные аспекты имеют одну и ту же природу, как и все возражения нацеле­ ны в сущности на одно77: перспективное восприятие, оценивается и истолковывается ли оно в духе разума и объективизма или в духе случайности и субъекти­ визма, основано на стремлении выстраивать про­ странство картины (даже при полном отвлечении от психофизиологической «данности») сугубо из элемен­

тов и по законам эмпирического зрительного про­ странства.