Обобщенный характер этой... «Великая война и современная память»

Обобщенный характер этой книги озадачил некоторых читателей. Они ждали историографического труда в привычном смысле, а получили нечто совсем иное: книгу, где исторические факты используются лишь для того, чтобы усилить элегический эффект. <...> Моя книга — труд эссеиста, который взялся писать ее, еще не будучи ученым, хотя многих, возможно, ввел в заблуждение тот факт, что вышла она в именитом издательстве Оксфордского университета.

Впоследствии я понял, что действовал в рамках традиции, которую продолжил и укрепил сэр Мартин Гилберт: его труды о Первой и Второй мировой войнах неизменно окрашены эмоциями. Излагая голые факты о различных сухопутных и военно-морских операциях, он часто завершает рассказ, воспроизведя для читателей счет от мясника и подспудно приглашая их разделить скорбь автора. Гилберт занимает особое место место в когорте современных историков. Его глубокое сострадание к тем, кто подвергся бессмысленному уничтожению в годы Холокоста, заставляет его каждую секунду помнить о том, что несчастные жертвы организованного массового насилия двадцатого столетия представляют собой не цифры, а людей: младенцев, детишек, мальчиков, девочек, женщин, мужчин — и озадаченных происходящим призывников.

Создается впечатление, что для Гилберта историография — вещь не просто бессмысленная, но и бесчеловечная, противоестественная в своем бездушии и бессердечии. История для него — наука не точная, а безусловно гуманитарная, и заниматься ею могут только те, кто способен глубоко сопереживать людям. Его произведения, равно как и работы других приверженцев ­«эмоциональной» традиции, обеспечили этим авторам презрительное прозвище «Соплежуйная бригада» (так обозвала их одна из лондонских газет). Кроме того, и по сей день встречаются люди, которые полагают, что Первая мировая война была весьма полезным событием.

<...>

Как мне кажется, выпавшим на ее долю успехом книга эта в немалой степени обязана невыразимо трогательной фотографии обложке — портретом скорбного молодого солдата в резиновых сапогах, необходимых для ежедневной работы в подтопленных окопах. Этот снимок я совершенно случайно обнаружил в Военном музее, и мне сразу пришло в голову, что выражение лица юноши безошибочно указывает на его принадлежность с двадцатому столетию. Я не видел ни на одном лице столь явственного понимания, что человек обречен на бессмысленную смерть. Хочется думать, что этот образ, как и вся моя книга в целом, помогут завербовать еще несколько добровольцев в состав «Соплежуйной бригады».

П. Ф.
Филадельфия, 2000