Рецензии на книги издательства «Сеятель»

Лео Перуц соотечественник и современник Стефана Цвейга. У Цвейга есть прекраснейшая притча « Погребенный светильник» с неким ароматом мистики. Эту книгу я бы тоже отнесла к жанру притчи, но другого рода, непередаваемая игра фарса, фантасмагории, мистики, фатализма и неизбежной смерти. Прекрасно показана праздная дворянская аристократия, проводящая время в «выяснениях отношений» в вопросах чести, благородства и бесстрашия и бесконечных дуэлях и поединках; так ничему и не научившаяся на примерах страшных поражений столетней войны из-за нежелания и неумения подчиняться и действовать сообща. Ну, а когда « в товарищах согласья нет...». Иронично и описание автором быта простого ремесленного люда. Но у этих простых людей есть гораздо больше порядочности, верности и благородства, хотя иногда наивность и жажда и мечта изменить свою тяжкую долю, играют с ними довольно злые и трагические шутки. Простой цирюльник, не хватающий с неба звёзд, но ведомый своей мистической верой и мечтой, совершает благородный поступок, защищая то, что для него сейчас самое дорогое, и трагически погибает, спасая тех, с кем у него нет ничего общего, тех, кто не достиг таких высот душевной чистоты.

Те графы, бароны, князья и султаны, которых я имел честь называть лучшими своими друзьями, всегда говорили, что я самый правдивый человек на Земле.
Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен

Рассказывает Михаил Бойков о советской тюрьме подробно и много, однако картина из его слов вырисовывается весьма и весьма странная.
Автор не жалеет красок на то, чтобы показать, какими идиотами и моральными уродами были жители СССР, по крайней мере те, кто находился на свободе и не держал камня за пазухой против существующей власти. Как при случае легко шли в палачи, которые политкорректно назывались теломеханиками, ведь эта профессия в материальном плане была очень выгодна. И даже рассказывает про специальные институты по подготовке таких вот теломеханоков с довольно обширной программой. Тут надо добавить одну подробность. После ХХ партсъезда, а особенно в перестройку не жалели сил для разоблачения сталинского периода. И наличие очередей из абитуриентов в секретный палаческий институт, вероятно, было бы здесь желанным козырем, точно так же, как наличие соответствующей документации. Но, судя по всему, так и не нашлось достаточных документов не то, что для убедительных доказательств, а даже для создания полуправды в геббельсовском духе. А вот в написанной в Аргентине – для эмигрантов – книжице Бойкова доказательства есть: у одного проштафившегося НКВД-иста в заднем кармане штанов нашли секретный документ за личной подписью Ягоды.
Вот НКВДисты выбивают из невинных жертв – из тех, которые не то сказали, не так подошли, не там чихнули - совершенно дикие признания в шпионаже и вредительстве.
Вывод: шпионов не было, а Сталин – усатый параноик.
Но вот Бойков встречается в тюрьме с настоящими шпионами – Иоганнесом-Ивановым и Петржицким-Петровым, выглядящими так, как будто попали в реальность из шпионских фильмов. С участником покушения на Калинина Ипполитовым. С настоящим вредителем Валентином Изосимовым. С басмачами, уголовниками (один из которых, кстати подделывает печати на документах), абреками, бандой сальских ковбоев.
Вывод… нет, он не о том, что советская власть была в отношении таковых граждан не так уж неправа. Он о том, что граждане нарушают закон только потому, что в стране такая власть, а тот, кто закон не нарушает, тот просто-напросто запуган. Особенно интересно в этом контексте авторское нытьё про судьбу несчастного Изосимова, которому так и не удалось поднять массовое восстание.
НКВДисты не считают заключённых за людей и имеют очень ограниченный словарный запас. В отличие от заключённых, среди которых каждый второй – интеллигент или непризнанный гений. В то же время, там, где автору это надо, каждый из них готов ответить на любой вопрос, прибегая к философским обобщениям и исключительно парламентским языком. Даже если спрашивают, отчего НКВДисты – такие серые и тупые.
Время отсидки Бойкова - с 5 августа 1937 по 11 ноября 1939. Но это не помешало ему - как раз за этот период - встретиться с осуждёнными за пособничество фашистам, а НКВДистам – отправлять провокаторов в фашистскую Германию. А теперь вопрос на знание истории: в каком году началась знаменитая война СССР с фашистами?
Ну и далее по мелочи:
На одном из допросов Бойкову загнали иглы под ногти.
- А почему автор с ногтями, да ещё такими красивыми?
- А это он их хлебушком жёваным залепил – и у него другие выросли.
В тюрьму попадают НКВДисты, проштрафившиеся коммунисты, стукачи и охотники на беглых зеков. Ни один из них не пытается скрыть своих истинных занятий.
- А почему не пытаются, они что запуганные уголовными понятиями?
- Да нет, они про такое понятия не имеют. Они просто ждут, что будут приняты на ура.
Вернувшегося из тюрьмы Бойкова, приняв за алкаша, выдворяют из ресторана.
- Интересно, сейчас бы его такого в ресторан бы вообще допустили?
- Да что вы понимаете про совковый сервис?!
Впрочем, эпилог «мемуаров» объясняет всё.

Теперь, когда я подумаю, что весь земной шар может быть превращен в гигантскую коммунистическую тюрьму, что почти все населяющие его люди будут подвергаться "методам физического воздействия" и получать "тюремный аттестат зрелости" – меня охватывает ужас.
Это – самое страшное из всего, что может быть в нашем мире. И против этого надо бороться! Бороться до полной победы!
Коммунизм с его экспериментами должен бить уничтожен!

Бойкову просто не нужна неудобная ему правда. Да и действительно, зачем говорить, что в СССР строились заводы и новые дома, когда проще ныть по разрушенным церквям? Зачем говорить о советском образовании, когда проще скорбеть о лишившихся кормушки предпринимателях и дворянах? Зачем разбираться в психологии советских людей, когда проще сказать одно: и запуганы-то они, и заруганы, и ждут освободителей – немецких «бабочек» с бомбами (то, как в действительности относились советские люди к «освободителям», показали 1941-1945 годы).
Остаётся только как можно чаще повторять слово «концлагерь» (по аналогии с Иваном Солоневичем – беляком и коллаборантом) и настрогать побольше сентиментальных историй. Например, про то, как маленький мальчик бежал из зоны по тайге. Про старшего брата Тарзана и роковую лагерную любовь. Про свободолюбивых абреков. Про глупого последователя Павлика Морозова. Про мальчика, которого отымели 35 уголовниц и т.д.

Сентиментальная история несчастного эмигранта Изосимова

А затем начались скитания русского юноши с "той стороны" по необъятной родной стране. То, что говорили ему о России за границей, оказалось пустой болтовней. Никаких даже намеков на готовое вспыхнуть всеобщее вооруженное восстание здесь не было. Да, все население, за исключением коммунистов, советского актива и работников НКВД, ненавидело партийную власть, но было подавлено и сковано террором и страхом. Да, восстания вспыхивали, но не всеобщие, а местного характера в различных районах страны, не связанные одно с другим и войска НКВД жестоко подавляли их. Явок, адресами которых снабдили его в Манчжурии, в действительности не существовало. Люди в городах и деревнях давали ему еду и ночлег, но, узнав, что он "с той стороны", просили поскорее уйти.
В Сибири Валентин разыскал "таежников", загнанных в тайгу энкаведистами повстанцев. Говорил с их вожаками и спрашивал:
– Скоро ли начнется всеобщее восстание против советской власти? Ему ответили:
– Скоро только котята рождаются. Не торопись, однако, паря. И добавили:
– Слыхать, что на Украине народ, однако, бунтует.
Валентин поехал на Украину; встретился там с теми, которые сохранились от времен кровавых восстаний крестьян против колхозов. Однако слова украинцев напомнили ему то, что он уже слышал в тайге, а один из недобитых энкаведистами партизан коротко и грубо оборвал его вопросы:
– Не лезь поперед батька в пекло…
В Киеве Валентин услышал, что, будто бы, на Кавказе идет "малая война" горцев против большевиков и устремился туда. Слухи об этом хотя и подтвердились, не сильно устарели. Война абреков уже закончилась заключением мирного договора с представителями советской власти в горах. В одном из горных аулов старый абрек сказал Валентину:
– Красные дети шайтана и свиньи вчера клялись быть мирными и не трогать горцев, а сегодня плюют на этот мир. Мы еще будем воевать с ними.
– Когда? – спросил юноша. Старик развел руками.
– Это знает один Аллах. Может быть, пух на подбородке твоем станет седою бородой, прежде чем шашка правоверных выкупается в крови коммунистов…
Более двух лет скитался Валентин Изосимов по стране, стонущей под игом коммунистов, и постепенно его охватывали отчаяние и невыносимо-гнетущая тоска. Рушилась последняя надежда, которой он жил. Он хотел бороться, а ему советовали запастись терпением и ждать до седых волос. Родина, куда так стремился юноша, освобождения которой так желал, окружила его пустотой, всеобщим страхом и неопределенным ожиданием какого-то лучшего будущего. Он не выдержал этого и сдался.

Книга оказалась даже лучше, чем я надеялась изначально. Наверное, сыграло роль то, что писал её журналист, человек, владеющий литературным слогом. Кроме того, книга прекрасно структурирована. С одной стороны автор описывает свою историю пребывания в тюрьме, с другой он стремится осветить и тех людей, и ту систему, с которой он столкнулся.
Я очень благодарна автору, что он не превращает книгу в свои мемуары, не забрасывает нас обильным количеством своих чувств и эмоций, личным отношением к людям, семейной ностальгией, но при этом даёт нам минимально необходимый набор информации лично о себе, ровно настолько, чтобы удовлетворить любопытство читателя. Но главный герой книги все-таки сама тюрьма.
Человеку, читавшему Солженицына, Шаламова, Гинзбург, может показаться, что ничего особо нового из этой книги он не почерпнет. В общеидеологическом плане это действительно так. Но в этой книге будет только тюрьма, зато во всех подробностях, концлагеря не будет. Я сама была несказанно удивлена этим, я была уверена, что мы "переедем" в концлагерь после первой трети книги, но я ошиблась. Так вот, детали, с которыми познакомит нас автор, не были описаны у Солженицына, по крайней мере столь подробно. Но я попытаюсь тоже излагать события по порядку.
Арест, шок домашних, нелепое обвинение следователя, тут пока все обычно. А вот далее начинаются спецмеры, "большой конвейер", подробные описания пыток, которым подвергался или которые видел автор. Стойка - шкаф, в котором можно только стоять, и где автор провёл 8 суток. Соседний шкаф с гвоздями, студенты-экскурсанты, которым наглядно демонстрировали методы работы с врагами народа, подробная методика введения игл под ногти, ледяной карцер, причём ледяной в буквальном, а не переносном смысле. Был у нас и свой Менгеле, врач-фельдшер, практиковавший операции без наркоза. Впрочем, все это происходило не в Москве, а в Северо-Кавказском округе, что тоже необычно для подобных воспоминаний. Заодно мы немного познакомимся с кавказской спецификой, с горцами и абреками, с проблемами коллективизации и колхозов в горных областях страны.
Автор побывает во многих камерах, и среди политических, и среди уголовных, и в камере-городе, и даже в камере смертников. И в каждой он познакомится с разными людьми, и о каждом постарается написать хоть короткую главу. Множество неординарных историй пройдут мимо нас. Будут тут и те, кто на самом деле покушался на Калинина, Сталина или кого-то из руководства, но их будет очень мало, им дадут даже особое прозвище, "настоящие". Большинство из них ждёт расстрел, но от пыток они будут избавлены, т.к. не станут скрывать своего замысла. Другое дело, невиновные люди, их будут обрабатывать планомерно и методично, чтобы они сами придумали и написали следователю дело, по которому их следует обвинять.
Будут в камерах священники и цыгане, абреки и руководящие работники, на сладкое попадется даже энкаведист. И истории их посадок будут совершенно разные: роковая опечатка в газете у наборщика, отбил девушку у работника НКВД, рассказал политический анекдот, усмехался на партийном собрании, чиханием сорвал, торжественную речь, есть и совершенно фантастические истории, которые лучше читать полностью.
Автор пройдёт в тюрьме все круги ада, не раз будет прощаться с жизнью, и всё-таки переживёт многих своих следователей, уцелеет и сможет рассказать нам о том, что должно было быть погребено навеки.