Этюд

...Небо казалось бледной серо-жёлтой половой тряпкой, и отдаленные, только начавшие выпускать мелкие светло-зеленые листья, березы с их жиденькими еще кронами тоже казались чем-то грязным и убогим. Налетел ветер, закрапал редкий дождь, и небо, словно отстиравшись этим дождем, посветлело. А он все мельчал, мельчал, пока не дошел до похожей на туман мороси, едва заметной на набежавших небольших лужах. Кратким был дождь. Но благодарное небо стало белым, и цвет этот не застывал, а подергивался кое-где бледно-бирюзовой, кое-где золотистой дымкой. Бирюзовая расплывалась, золотистая отступала, и вот уже лужи напитались этой бирюзой, соединяя ее в себе с темно-коричневой четкостью выхваченных фрагментов древесных стволов.
А в окно, из которого видны были эти, уловимые лишь никуда не спешащим, перемены, смотрел человек. Смотрел и думал. Человеку было зябко, и от этого мысли его смерзлись в голове и ледяным комом скользили по кругу, незаметно и порой без всякой логики переходя одна в другую. Человека этого уже много лет не звали - никак и никто. А он... Он просто забыл об этом. За время, которое прошло с того дня, когда он впервые взглянул за окно, и взгляд, остановившись, застыл на пыльной мозаике из бетона и асфальта по ту сторону стекла, можно было многое забыть. теперь можно было усомниться даже, днем ли произошло это. И уместно ли говорить - "произошло" ?.. Просто в какой-то момент луч зрения поменял направление, ставшее затем единственно правильным и возможным. Мозг, загипнотизированный каруселью представлений, разыгрываемых на этой сцене с неменяющимися декорациями многоликой Жизнью, ежесекундно получал все новые зрительные образы, которые нужно было где-то хранить. И тогда прошлое по капле, по крупице стало стираться из памяти, а на место этих воспоминаний, каждое из которых посчиталось когда-то стоящим хранения, пришли другие, обрывочные и фотографически-плоские, в которых время застыло, не оставив ни часа, ни даты...