Я не читаю. Я не пишу. И это ненормально

Автор: Эми Сэквил

Самое время наконец дочитать Пруста , почитать стихи, сделать важные дела, выучить язык, сосредоточиться, сфокусироваться. Нам представилось невероятное количество возможностей. Что сделала я, когда мне, наконец, выпал тот редкий шанс побыть наедине со своими мыслями, начать, продолжить или закончить новые проекты, узнать что-то новое? А главное, что мне удалось написать за это время?

За последние недели я начала заниматься резьбой по дереву, рисованием, изучением немецкого языка и уже успела все это забросить. Я готовила, красила стены, что-то выпекала. Через несколько недель я сдалась и приготовила хлебную закваску (то, как поднимается хлеб, действительно похоже на чудо, впрочем, не буду вдаваться в подробности). Наблюдала за тем, как расцветает сирень, плетистая роза, жимолость. Посадила душистый горошек и наблюдала, как он прорастает. Я понимаю, что мне на самом деле повезло. Я могу сидеть в своем маленьком запущенном саду, который я теперь ценю, как никогда раньше, с непрочитанной книгой на коленях. Могу взять и снова отложить свой телефон, слушать радио соседей и звуки строительных работ, устремив взгляд в благоухающее замкнутое пространство, освещенное лучами солнца. Мне не на что жаловаться.

Я работаю в университете, и последние месяцы оказались самыми загруженными на моей памяти, ведь нам пришлось отвечать на вопросы, оказывать поддержку, адаптироваться, придумывать новые планы. Речь идет не о том, что у меня появилась куча свободного времени, в результате чего я начала бездельничать и размышлять, на что же мне его потратить. Речь идет о том, чем я фактически занималась в свое свободное время – чем угодно, но только не писательством. Все это – попросту попытка отвлечься. От всего. От того, что происходит за пределами квартиры, сада, от внезапной необходимости постоянно пребывать внутри этого пространства. От писательства и от самого факта, что я не пишу. За это время я не написала ничего (признаюсь, мне страшно даже писать эти строки). Почему же мне это не удается?

Для меня писательство – это своего рода попытка отвлечься от чего-то. Я привыкла, что в моем случае прокрастинация – это набор действий, которые со стороны могут показаться бесполезными и бесцельными: я обдумываю какую-то идею, читаю, делаю пометки, пока во мне не возникает волнение и ощущение того, что нужно что-то срочно сделать. Я мечусь от книги к блокноту, затем к другой книге и обратно, пока не появится чувство или хотя бы подобие ассоциации, сводящей с ума, побуждающей что-то сделать – изображение это или звук, и чувство это возникает незаметно для меня. Своего рода будоражащая неудовлетворенность, и в то же время наполненная смыслом, существенная, порождающая. Но дело не в этом. Все это едва ли доставляет неудобство. Нынешняя прокрастинация – унылая, тяжелая, жуткая, бесконечно долгая, и в то же время пожирающая часы, дни, целые недели, которые прошли в одном и том же пространстве.

Писательство – следствие чтения; если я не читаю, я ничего не могу написать. Я почти перестала читать. И это ненормально. Я прочитала много статей: с момента пробуждения и в течение дня я тянусь к телефону, пролистываю новости, изучаю статистику, читаю чьи-то умозаключения, аналитику, пока не отвлекаюсь на что-то другое. Я прочитала множество твитов. Но это не тот вид чтения, который вдохновляет на писательство.

Я читала отрывки и фрагменты из книг, которые хотя бы в какой-то степени привлекали мое внимание. Как оказалось, сейчас не самое подходящее время, чтобы вернуться к Прусту. Я нашла небольшое утешение в «Декамероне» Боккаччо : в XIV веке жители Флоренции проживали годы чумы, закрывшись дома и выпивая, либо же, наоборот, воздерживаясь от алкоголя, или вообще устраивали беспорядки на улицах, потому что им уже было на все наплевать. Группа людей (своего рода «кружок») знатных мужчин и женщин нашли убежище на холмах, в виллах, украшенных цветущим ракитником, где они пили вино на завтрак и рассказывали короткие смешные, трагические, неприличные истории. Есть в этой идее что-то притягательное, поэтому я искренне рекомендую вам это произведение. Чтение всегда было и должно оставаться и утешением, и способом взбодриться. Но если я пытаюсь хоть немного напрячься, то мои глаза и мозг отключаются от моих чувств и ощущений, и я словно становлюсь машиной, которая разделяет текст на предложения и выделяет суть. Прочитав десять страниц, я не могу вспомнить, о чем же я читала. Чтение невозможно без способности к запоминанию. Способность к запоминанию невозможна без осознания, где и в каком времени ты находишься. Все оставлено на потом, с мыслью, что в будущем я обязательно все закончу.

Что я могу сейчас написать, что послужило бы утешением или подбодрило бы кого-то? И я говорю сейчас не о творческом кризисе, потому что я даже не пытаюсь писать (разве что в этом и есть смысл творческого кризиса). Намерение писать, возможность писать – все это я также откладываю на потом, и я даже не знаю, когда же это «потом» наступит. Писательство – это способ передачи мыслей через время и пространство. Но в данный момент время и пространство, по сути, ничего для меня не значат. Как я могу подстроиться под мир, если я в него даже не выхожу? На какое будущее мне ориентироваться в своих произведениях? Я из всех сил пытаюсь найти ассоциации, подобрать нужные слова и составить их в предложения. Но у меня не получается ни к чему прийти, не получается ничего достичь. У меня выходит только томиться в настоящем, поскольку прошлое – это одни лишь попытки что-то забыть, либо ворох приятных воспоминаний, а будущее слишком необъятно, чтобы долго думать о нем. «Долго» может означать для меня минуту, а может затянуться на час размышлений в предрассветных сумерках, а еще это может означать «постоянно», «в любое время», на уровне, который уже нельзя назвать подсознательным.

Я пыталась вести дневник. Если бы я обращалась к своим студентам, я бы посоветовала им дисциплинировать себя, выполнять рутинные дела, ставить перед собой задачи с определенными условиями, не беспокоиться о результате, делая упор на регулярную практику. Первые недели прошли как в тумане, окрашенном приступами паники. Через месяц я решила завести ежедневник, в котором отмечала итоги дня, потому что время стало проходить слишком быстро и незаметно. На второй день я задумалась, какой в этом смысл. Я делала заметки о погоде. К концу недели меня одолело чувство смущения; это какое-то самолюбование, что-то излишнее. Я записывала, когда расцвела сирень. Я писала: «Мой мозг похож на решето, сквозь которое просачиваются слова». Я писала о том, что все потеряло смысл, что я ощущаю клаустрофобию, не уверена в будущем дне и во всем мире. Повторяющийся цикл уныния и навязанного оптимизма, бессонницы и ярких снов, которые сразу же забываешь, слишком раннего пробуждения и попыток проснуться.

В своем замечательном дневнике без капли самолюбования Вирджиния Вульф писала: «Когда я просыпаюсь рано утром, я говорю себе: "Сражайся, сражайся". Если бы у меня был шанс ухватить это ощущение, я бы это сделала; ощущение того, как поет реальный мир, когда одиночество и тишина извлекают человека из привычной жизни... Возможно все». Это один из тех отрывков, словно мантра – утешающая, бодрящая – о котором я часто думаю, особенно сейчас. Я выписала эти слова и попыталась вникнуть. В отсутствие своих собственных слов я могу только предложить ее слова, полные сияющего великолепия и отваги.

Я отмечаю внезапные провалы во времени, слабость и томление. Я пишу о розах, жимолости, о том, что я увидела в небе Венеру, о ее ярком свете. Незаметно для меня прошла неделя, и, записывая дату в дневнике, я отмечаю, как меня это удивляет. Проходит еще одна неделя, я пишу то же самое. Еще одна неделя. Я сдаюсь.

Около шести часов вечера я делаю коктейль и говорю себе, что это, в какой-то степени, похоже на жизнь типичной писательницы. В конце концов, я всегда возвращаюсь к начатой странице. А сегодня мне удалось написать эту статью.

Эми Сэквил – автор книги «От художника королю» (Painter to the King) (издательство Granta). Преподает в Кентском университете.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ