Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Иван Башмаков, 1843
© Михаил Белогуров, Катерина Блистанова, Ирина Ёжикова, Дарья Агафонова, Ася Дегтярёва, Руслан Литвиненко – иллюстрации, 2020
© Издательская группа «Традиция», 2020
Тысяча и одно сокровище
Добро пожаловать в удивительный мир русских сказок! Древние сюжеты, вроде бы многим знакомые с детства, предстают в собрании русских сказок «Тысяча и одна минута» в новом, более сложном и более интересном виде.
С одной стороны, новизна достигается за счёт многочисленных вставок-побасок, в притчевой форме подчёркивающих ту или иную мысль. Причём эти вставки выглядят очень органично и никоим образом не отвлекают от основного повествования, а углубляют его, делают более рельефным.
С другой стороны, свежесть восприятия достигается благодаря цветистому языку, насыщенному пословицами и поговорками, рифмовками и прибаутками. Причём язык этот не кажется устаревшим или тяжеловесным.
Он ярко напоминает нам о богатых традициях сказочников и тех ценнейших пластах русского языка и русского мировоззрения, которые редко проявлены на поверхности – но они есть и о них нужно напоминать и пользоваться ими.
Эти русские сказки, собранные и блестяще обработанные Иваном Башмаковым, были опубликованы еще в 1843 году, однако они никогда не утеряют своей насущности и задора. На подобных сказках воспитывались авторы Золотого века русской литературы. Те зёрна чести и доброты, зароненные в маленьких писателях и поэтах, позже прорастут в богатейшем наследии отечественной словесности.
Отдельно стоит отметить потрясающие иллюстрации, выполненные студентами кафедры иллюстрации и эстампа Московского политеха, учениками Сергея Крестовского – известнейшего книжного графика, члена Союза художников России. Возрождая традиции великолепного книгоиздания советского и дореволюционного времени, они напоминают о любимых книгах нашего детства.
Этот чудесный синтез различных слоёв времени и культуры не оставит никого равнодушным и просто обязан быть на книжной полке у детей и взрослых любого возраста.
Начало
Стать починать, стать сказывать.
Гни сказку готовую, что дугу черемховую.
Благословите, братцы, старину сказать,
Как бы старину стародавнюю,
Как бы в стары годы, прежние,
Во те времена первоначальные…
Не знаю, в каком месте и в какое время – да, кажись, и знать не для чего, – жил-был человек, человек русский и с русским именем Пахом, да дело не в том… Грамоту знал он себе сколько нужно, а кто больше его смыслил, тому не перечил – да не всему же и верил, что иной, хоть и грамотный, про заморское станет рассказывать. Если же навернется такой, что французскую пыль глотал, да аглицкую ветчину немецким калачом закусывал, да своими ногами гранил булыжник в иностранных землях, и станет разные тамошние диковинки небывалые рассказывать… То, пока он говорит про зверей невиданных, про дворцы и палаты узорчатые, про вина, каких нам во сне не пить, и про всякое съестное неизведанное, дядя Пахом ни гу-гу, слушает будто верит… А как начнет бывалый на чужбинке врать про людей тамошних, что они и добрее наших, и ладнее живут, и больше нас все знают, и лучше суд и расправу ведут, то дядя Пахом махнет рукой и пойдет прочь от такого рассказчика. «По мне, – говорит он, – что хочешь городи, только на нас охулы не клади; везде есть ночи, везде есть и дни – и люди как люди везде одни; а где лучшего много, да хорошего нет, там худое без счету живет! Знай в книгах толк, как дьяк, да разумей и в каше смак – умей красно говорить, да умей и на брюхо угодить; в пустом ври себе, завирайся, а в путном назад оглядайся, чтобы в затылок не вытолкали; сказку читай без указки, псалтырь по толкам».
Таков был наш дядя Пахом, не любил, что не по нем. Пожил он в свете, был тертый калач, понагляделся, поднаторелся кое-чему, знал, что китайка, а что кумач, – его было трудно провести!
Бывало кто глупо соврет, или сделает, или еще только замахнется сделать что-нибудь неразумное да случится тут быть дяде Пахому, то он не станет такого бранить или там советовать да говорить, как знахари книжные: это вот де не так, это вот не этак, сделай вот то-то да поди туда-то, а он вымолвит свою любимую поговорку – постой-ка на минутку! – да и расскажет тебе побасенку или присказку, а буде язык порасходится, то и целую сказку сварганит и, рассказавши, редко-редко растолкует, к чему что рассказано, – а любил, чтобы всякий сам смекал.
После, под старость, дядя Пахом так пристрастился к своим сказкам и присказкам, что бывало, на всякое дело у него по дюжине басен готово… Да и красно ж рассказывал; сидишь-сидишь с ним – не видишь, как день пройдет, а о вечерах и говорить нечего!.. Только, бывало, хочешь от него идти, возьмешься за скобку, а он молвит: постой-ка на минутку!.. И начнет историю… Слушаешь-слушаешь – глядь, ан уж вместо минутки-то и часа нет!
И много же было охотников послушать дядю Пахома – бывало, только он дома, то в его избушке и места нет; сидит он себе, лапотки плетет, а сам тем, кто у него прилучится, сказку строчит узорчатую, да что не раз кочетком ковырнет, то и прибаутку в сказку ввернет! У него-то я этих сказок понаслушался, которые вам теперь намерен передать, мои братцы-товарищи, знаю я, что вы до них лакомы!.. Только если я что негладко скажу – не вините дядю Пахома, он уж очень красно рассказывал, да мне нельзя же хорошо упомнить, так ли оно было сказано или иначе, лишь бы с толку совсем не сбиться… Дядя Пахом говорил: «Не сумеешь связать в две петли – вяжи в одну; а узлом затянешь – и зуб не возьмет!»
А затем я, братцы-товарищи, сказки дяди Пахома назвал минутами, что он, бывало, и в начале сказки, и в средине, и на конце иногда по разу и более приговаривал: «постойте на минутку!» Если кто хочет уйти до времени, всей сказки не дослушав, он скажет ему свою любимую поговорку, или если лыко у него иной раз лопнет во время сказки, он сейчас примолвит: «Фу ты пропасть!.. постойте на минутку – возьму свежее!», – а там опять пойдет читать точно по писаному…
А потому я не разделил сказки его на минуты и вполне их рассказываю, что не припомню, где он останавливался, а самому придумать, пожалуй, не поверят, что он поминутно рассказывал и что тут есть тысяча и одна минута!..
Нет, скажете вы, братцы-товарищи, не то у тебя в голове было.
А ты думаешь, что это будет покудреватее: есть, мол, тысяча и один день, тысяча и одна ночь, тысяча и один час, тысяча и одна четверть часа, тысяча и одно дурачество, – то, дескать, и я назову: тысяча и одна минута! – а другие, думал ты, поверят, что твои сказки также хороши, как и те сказки заморские!..
– Ну, где ж хороши; я этого не думаю: ведь тысячу и одну ночь рассказывала султанша хорошенькая на пуховой перине, под парчовыми одеялами, в палатах мраморных… А ведь дядя Пахом – простой человек, в лаптях, сидя на скамье в дымной избе их складывал!.. Название-то точно присоветовал один из моих приятелей – вот по какому случаю…
Ну да подождите на минутку, я после это расскажу, а дайте мне прежде сказки переписать, чтобы как чего и впрямь не запамятовать!
I. Сказка о царевиче Иване и царевне Квакушке
НАЧИНАЕТ СКАЗКА СКАЗЫВАТЬСЯ, починает рассказываться – извольте прослушать, кому есть время-досуг. А сказка эта без присказки, так она и уродилась; хоть это и непригоже, да делать нечего: пришла пора рабочая, присказки поразбрелись, негде их взять! Начнем так, как в старину сказывали.
В некотором царстве, в некотором государстве, за морем-океаном, за тридевять земель – где сена не косят, огня не жгут, репы не сеют, муки не едят; где чрез реки мосты без подпоры висят; где строят дома окнами на улицу, воротами на двор, где воле раздолье, уму простор… В той-то дальней сторонке давным-давно жил-был царь Тафута. Вы зевнете, пожалуй, да скажете, как в старые годы моя нянюшка, «и сказка вся тута!» – нет, люди добрые, она только починается…
Жил-был царь Тафута. У него – царя – были три сына-богатыря; два-то сына были крепки и рослы, что хмелина в весну, а третий-то сын, царевич Иван, был и сух, и мал, что зимою бурьян. Старших царевичей звали: первого – Мартын, а второго – Мирон. Был силен царевич Мартын: ходил он на волка с дубьем один; а царевич Мирон знал только стрелял из лука в ворон и по редкой промах давал, – больше они ничего не умели. Царевич Иван из отцовского дома почти не выхаживал, и братья его за то не любили, что он с ними не бывал на их потехах и больше их слушался и боялся отца своего, царя Тафуты. Хоть братья, бывало, звали лентяем и говорили при отце своем про брата, что он ни к чему не будет годен, что быть бы ему лучше бабой, а не царевичем! – Тафута был себе на уме; любил он царевича Ивана за его тихость и послушливость и говорил сыновьям за него такую пословицу: что, мол, с малиннику лыки не велики, да ягоды сладки, а с калиннику и лык надерешь, да ягоды в рот не возьмешь.
Жили они вместе многие годы – не пять и не десять лет. В те поры люди жили не по-нашему: в пятьдесят лет мужчину женихом звали, а во сто он был добрый молодец, в двести лет, бывало, овдовеет да еще пятьдесят лет на другой жениться собирается; не то что теперь: муж иной лет пять, а иногда только и годок пожил, да и собирается на покой, в землянку; а жонка еще моложе ребенка – к ней, глядишь, сватается другой, да и другого-то она еще поманит-поманит, да третьего достанет… Хоть последняя ягода иногда и хуже первой, да будто свежей, будто вызрела заново!.. Это, впрочем, не всегда так бывает, да к пиву естся, а к слову молвится: кто смолоду не пытал голоду, а если худо наешься да плохо выспишься, так и лезет тебе в голову такая дрянь – грезится все, что девушка-невеста проведет тебя, пришлет тебе с девкой-чернавкой в плетеной корзинке печеного гарбуза. Так такая на них досада возьмет, что так бы, кажись, и хотел опять воротить годы прежние, царствование Тафутово, чтобы непременно в свой век двух жен изжить! А каковы то были жены при Тафуте – посмотрим далее…
Вот исполнились годы урочные, стал царь Тафута стареть, стали дети, сыновья его, женихами взрослыми.
В одно время, не запомню, в день какой, призывает Тафута-царь к себе сыновей своих – добрых молодцев; призывает он их не пиво делать, не мед варить – призывает о деле говорить, деле нужном, деле надобном. Приходят молодцы. «Что угодно родитель-батюшка?» – «Дети мои милые, соколы мои ясные, – говорит царь Тафута, – пришло время, наступает час – надо мне царское бремя сложить на кого-нибудь из вас: стар я становлюсь, дряхлый делаюсь – глаза плохо видят, ушами недослушиваю – пора перемены!.. А так как в нашем царстве такой закон и порядок, что холостому царствовать не приходится, то я желаю оженить вас всех троих до одного, и потом, смотря как вы будете уметь жить и владеть своими женами, управляться своей семьей, смотря по этому, я увижу, кто из вас будет достоин владеть моей землей, управлять моими подданными. Объясните же мне теперь: желаете ли вы и где намерены приискать себе жен, а мне законных невесток?
Большой сын, царевич Мартын, говорит отцу Тафуте такую речь: «Я, батюшка-родитель, жениться не прочь, а выбирать невест не мастер – по мне какая была бы собой покраше да умела стряпать щи, варить кашу, та и наша; а, впрочем, твоя воля – я пойду искать другую, если такая тебе не по нраву!» Теперь держит ответ царевич Мирон: «Я, – говорит он, – тоже, что и брат, жениться хоть сейчас готов, да и невест, кажись, приискивать нечего далеко ходить: в нашей стороне их не оберешься – есть много красивых и девиц, и вдов, будь только сам исправен-готов, а то выбрать есть из чего!» Царевич же Иван говорит отцу: «Мне, батюшка, жениться охоты нет; а, впрочем, твоя воля! – выбери мне невесту сам, по твоему совету я исполню, что велишь».
Царь Тафута выслушал их, подумал, покачал головой из стороны в сторону, плюнул на пол, утер усы, погладил бороду и повел к ним такую речь:
– Дети мои милые, соколы ясные!.. Нет, так на свете не бывает: если девицы красные сами себе порой должны женихов выбирать, то уже женихи и подавно! – а вы хотите, чтобы другие за вас смотрели невест; вы думаете, какая ни попала, то и ладно, лишь бы долго из-за нее не возиться, а поближе да поскорее взять!.. Жизнь ведь пережить – не поле перейти, а с дурной женой и полвека не проживешь – умаешься. Нет, это нейдет! Расскажу я вам на это побасенку – как хотите, так и понимайте! (Царь Тафута, хоть иным часом и не совсем складно говорил, а любил впутывать побаску, послушайте!..)
