ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 1. Дарлин

15 июня, наши дни


Музыка вступила с одиноких аккордов фортепиано. Несколько печальных нот, затем мягкий, чистый голос молодой женщины.

Я начала на полу, босиком, в легинсах и футболке. Ничего профессионального. Никакой хореографии. Я вообще не собиралась сюда заходить, просто шла мимо по улице. Помещение оказалось свободным, и я сняла его на тридцать минут, не успев даже отговорить себя. Расплачивалась я трясущимися руками.

Я отключила все свои мысли, позволив только телу слушать музыку. Движения получались немного скованными: давно не практиковалась. Мышцы были зажаты, а конечности подрагивали, пока не заиграл ритмичный бит – металлические звуки хай-хэта и незамысловатый техно-бит. И тогда я отпустила себя.

Ты согласен?..

Ты согласен?..

Ты согласен, согласен, согласен?..

Спина выгнулась дугой, а затем обрушилась вниз. Я извивалась в контролируемых движениях: мое тело представляло собой череду плавных фигур и изгибов, волнообразных линий и вращений, раскачивающееся под звуки фортепиано и голос певицы, настойчивый и одинокий.

Ты согласен?..

Пульс снова участился, и я вскочила, пересекая студию, прыгая и вращаясь вокруг своей оси; моя голова кружилась, а руки тянулись вверх и в стороны в попытках ухватиться за что-то, но находили лишь воздух.

Ты согласен?..

Мышцы проснулись от движений танца, ноя и жалуясь на непривычные и давно забытые требования. Дыхание становилось все тяжелее, словно в груди осел камень, а между лопатками струился пот.

Ты?..

Ты?..

Ты?..

Несколько капель упало с подбородка, когда я рухнула на колени, словно попрошайка.

…Согласен?

Я глубоко вздохнула, и легкая улыбка растянулась на губах:

– Может, и нет.



В метро, по пути в уютную квартирку-студию в Бруклине, которую я делила со своим парнем, мой пульс не замедлился. Серый «бабушкин» свитер прилип к вспотевшей спине. Я только что танцевала. Впервые более чем за год. Крошечный шажок шириной в целую милю; он один охватил столько свободного пространства.

Сегодня я ступила во влажный июньский день в Нью-Йорке. Три года назад я сошла с автобуса из Столичного центра заключения в Бруклине после трехмесячного срока за хранение наркотиков. Через полтора года чуть не умерла от передозировки на новогодней вечеринке. Падать ниже некуда.

Я не танцевала все это время: мне казалось неправильным позволять себе заниматься любимым делом, когда мой разум и тело отравлены. Но Рой Гудвин – лучший инспектор в мире по условно-досрочному освобождению – помог мне принять меры, необходимые для сокращения моего срока. В течение года я обязана была ходить на собрания анонимных наркоманов, но в целом жизнь начата с чистого листа. Я даже практически получила лицензию косметолога и сертификат массажиста.

«Я сегодня танцевала».

Жизнь налаживалась. Я взяла себя в руки. А Кайл… Я могла бы наладить отношения и с Кайлом. Мы переживали тяжелый период, вот и все. Черная полоса, которая тянулась уже два месяца.

Мои надежды рухнули с тяжелым вздохом. Только сегодня утром потребовалось три попытки, чтобы заставить его наконец откликнуться на свое имя. В последнее время его улыбки были полны извинений, а в глазах застыло равнодушие. Я видела это раньше. Никаких истерик. Никого грандиозного скандала. Просто исчезновение. Иногда с запиской или сообщением.

Несмотря на жару, я вздрогнула и пошла быстрее, словно пытаясь убежать от собственных мыслей. В миллионный раз меня терзал вопрос, зачем я пыталась удержать Кайла: потому что забочусь о нем или потому, что мне противна сама мысль о том, чтобы позволить очередным отношениям ускользнуть от меня сквозь пальцы.

– Это не конец. Пока нет, – сказала я, шагая в своих армейских ботинках по кварталу.

В этот раз я не собиралась сдаваться. Только не снова. Я должна наконец сделать что-то правильное. Я была чиста уже больше года, а с Кайлом – и того дольше. Самые длительные отношения в моей жизни. Мне нельзя облажаться. Больше нет. Буду крепче держаться за отношения, если возникнет необходимость.

На третьем этаже обшарпанного здания я открыла дверь в квартиру 3С и зашла внутрь… споткнувшись о спортивную сумку. Спортивную сумку Кайла. Она была так плотно набита, что молния, казалось, вот-вот лопнет. Я закрыла за собой дверь и подняла взгляд, прищурившись, будто это могло свести на нет боль от увиденного.

Кайл сидел за маленькой кухонной стойкой и писал записку. Заметив меня, он отложил ручку в сторону. Медленно.

Записка. Не сообщение.

– Эй, детка, – сказал он, едва взглянув на меня. – Прости, я…

– Не начинай, – попросила я. – Просто не начинай. – Я обхватила себя руками. – Ты даже не собирался мне говорить?

– Я… не хотел устраивать сцен. – Он вздохнул и провел рукой по своим растрепанным светлым волосам. – Мне жаль, Дарлин. Правда. Но я больше так не могу.

– Не можешь что? – Я покачала головой. – Нет, забей. Не хочу это слышать. Не снова.

«Снова. Меня снова недостаточно. Я недостаточно хороша. Недостаточно смешная, красивая и что-то там еще».

– Недостаточно крепко держала, – пробормотала я.

– Дарлин, ты мне небезразлична, но…

– Тебе жаль, но. Я тебе небезразлична, но. – Я покачала головой, слезы душили меня. – Уходи, раз собрался, но не говори мне ничего. Ты делаешь только хуже.

Он вздохнул и умоляюще посмотрел на меня.

– Ну же, Дар. Я знаю, что не одинок в этом. Ты тоже это чувствуешь. В баке просто… ничего не осталось, верно? Мы пытаемся завести этот двигатель, надеемся, что появится искра, заставив его работать. Но в глубине души оба знаем, что этого не произойдет. – Он покачал головой. – Дело не во мне. Не в тебе. Все дело в нас.

Я открыла рот, чтобы ответить ему. Начать все отрицать. Кричать, проклинать и злиться. Но сказала только:

– Да, думаю, да.

Кайл снова вздохнул, но на этот раз с облегчением. Он подошел ко мне, и я крепко обняла его: попыталась впитать ощущение его рук на мне в последний раз. Я втянула носом запах, крепче вцепившись в него. Затем выдохнула, и он ускользнул.

Кайл направился к двери, а я отступила назад в сторону крошечной кухни. Кайл перекинул сумку через плечо.

– Увидимся, Дар.

Я отвела глаза в сторону, а затем зажмурилась, услышав звук закрывающейся двери. Щелчок был таким же громким, как и пощечина.

– Увидимся, – пробормотала я.



– Ты уверена, что хочешь это сделать? – спросила Зельда. Скрип подъезжавшего к остановке автобуса практически заглушил ее слова, а легкий летний дождик осыпал, словно бриллиантами, длинные темные волосы моей подруги.

Бекетт, ее жених и мой лучший друг, возвышался над ней. Инстинктивно он слегка склонился, защищая ее от непогоды, думаю, даже не осознавая, что делает это. Он нахмурился, поджав губы. Беспокойство сделало его голубые глаза более пронзительными.

– Уверена, – ответила я Зельде, поправляя на плече тяжелый рюкзак. Подошел носильщик и забрал мою зеленую армейскую сумку, чтобы поставить ее в отсек в нижней части автобуса. – А готова я или нет, это уже другой вопрос.

– Так ты готова сделать это? – спросил Бекетт с легкой усмешкой.

Зельда толкнула его.

– Умник.

Мой взгляд скользнул по ним с нежностью и… завистью. Зельда и Бекетт получили свое «долго-и-счастливо» и жили, публикуя комиксы и безумно любя друг друга. Зависть ужалила меня из-за того, что есть у них: любовь, которая казалась невозможной для человека с моей историей. Но я покидала город не для того, чтобы кого-то найти, а чтобы оставить кого-то в прошлом. Прежнюю себя.

Расставаться с Зельдой и Бекеттом немного страшно, но поскольку они были моими лучшими друзьями, я знала, что они не исчезнут из моей жизни после отъезда из Нью-Йорка.

– Святые угодники. Я уезжаю из Нью-Йорка.

– Ну да, – подтвердила Зельда. – Ты не просто оставляешь город, ты собираешься проехать через всю страну.

Она поджала губы и пристально посмотрела на меня своими огромными зелеными глазами.

– Повтори, пожалуйста, что такого есть в Сан-Франциско, чего нет в Бруклине?

«Шанс начать все заново, где никто не знает, что я бывшая наркоманка».

– Работа, спонсор из общества анонимных наркоманов и шестимесячная субаренда, – ответила я, заставив себя улыбнуться. – Не переживай. Если новый город пережует меня и выплюнет, то к Рождеству я вернусь в Нью-Йорк.

– У тебя все получится, – сказал Бекетт, заключая меня в объятья.

Я прижалась к нему в ответ.

– Спасибо.

– Звони, если что-нибудь понадобится. В любое время.

Я спрятала свою грустную улыбку в его куртке. Меня нельзя назвать человеком, которому звонят в трудную минуту. Я звонила, но никогда не была той, кто получает эти звонки.

«Но я могу все изменить».

Подошла очередь объятий Зельды, и я почувствовала исходящий от нее запах корицы и чернил.

– Люблю тебя, Дар.

– Люблю тебя, Зел. И тебя тоже, Бек.

– Будь осторожна, – сказал Бекетт. Дождь усилился, и парень накрыл девушку своей курткой.

– Убирайтесь отсюда, пока я не разрыдалась, – воскликнула я, прогоняя их.

Пара двинулась прочь, и, когда они скрылись из виду, я шагнула под дождь, подставив лицо под капли.

Ничто в мире не могло сравниться с нью-йоркским дождем. Я позволила ему окропить себя в последний раз, прежде чем сесть в автобус, надеясь выйти в Сан-Франциско чистой и обновленной.



Оказалось, что в трехдневной поездке на автобусе нет ничего обновляющего.

Через три тысячи миль – большая часть которых была проведена с маленькой старушкой по соседству, похрапывающей на моем плече – я сошла с автобуса «Грейхаунд» в ослепляющие солнечные лучи раннего утра Сан-Франциско. Город оказался более золотистым и сверкающим, нежели туманный Нью-Йорк, и я потянулась, приветствуя его. Позволила ему проникнуть в меня, представляя, как золотой луч света наполняет меня силой духа и воли, помогая стать лучшей версией себя. Я, конечно, не превратилась волшебным образом в одного из супергероев комиксов Зельды, но все равно было приятно.

Когда носильщик освободил багажный отсек автобуса, я нашла свою огромную зеленую сумку и перебросила через плечо, присоединив ее к весу фиолетового рюкзака на спине. Затем вышла к центру вокзала, чтобы найти карту общественного транспорта, которая указала бы мне путь в мой новый район. Взгляд остановился на молодом парне, прислонившемся к фонарному столбу и сканирующем толпу. Он выглядел как типичный голливудский красавчик – актер, играющий кочегара в фильме пятидесятых, с густыми темно-каштановыми волосами и точеной челюстью. На нем была белая футболка, джинсы и черные ботинки. Единственное, чего ему не хватало, это сигареты, заправленной за ухо, и рубашки с закатанными рукавами. Он заметил меня и оттолкнулся плечом от столба.

– Дарлин Монтгомери?

Я замерла.

– Да. Кто?.. Вы Макс Кауфман?

– Это я, – ответил он, протягивая руку.

– Не слишком ли вы молоды для спонсора? – задала вопрос, блуждая взглядом по его широкой мускулистой груди, красивому лицу и пронзительным карим глазам.

«Он слишком горяч для спонсора. Господи, помилуй».

– Сильные мира сего посчитали, что у меня достаточно опыта для помощи, – произнес Макс. – Я слишком рано встал на этот порочный путь.

Я усмехнулась.

– Продвинутый для своего возраста?

Макс ухмыльнулся в ответ.

– Первый среди малолетних преступников.

Я рассмеялась, а затем вздохнула.

– Ты очарователен.

– Повтори.

Я подбоченилась одной рукой, а другой пригрозила ему:

– Предупреждаю сразу, я завязала с мужчинами на год. Так что, несмотря ни на что, между нами ничего не будет, ясно? Даже если я позвоню тебе ночью, рыдая от отчаянья, ты должен оставаться сильным. Понял?

Макс скептически рассмеялся.

– Ладно, здесь только доля шутки, – сказала я. – Не думаю, что ты хочешь прыгнуть со мной в постель, но я гарантирую, что у меня будет по крайней мере одна одинокая ночь, а ты до смешного красив. Опасное сочетание.

Макс снова разразился смехом.

– Я полностью принимаю твои условия. Твое целомудрие в безопасности, Дарлин, обещаю.

Я прищурилась.

– Ага, охотно верю.

– Слово скаута.

– Окей. Неплохое начало, – ответила я. – Но это не значит, что я не попытаюсь позвонить тебе.

Макс усмехнулся, покачав головой.

– Думаю, я справлюсь. – Он протянул мне руку, за которую я сразу же ухватилась. – Давай познакомлю тебя со всем здесь.

– Так ты мой официальный проводник по Сан-Франциско?

– Любезно предоставленный обществом анонимных наркоманов и министерством юстиции.

– Три собрания в неделю – это перебор, не находишь? Я чиста уже полтора года, – возмущенно пробурчала я в ответ.

– Не мне решать, – сказал Макс, посмотрев на меня сверху вниз. – Ты же знаешь, что не можешь пропустить ни одного собрания?

– И не собираюсь. Пусть у меня будет десяток одиноких ночей, но это не значит, что я вернусь к употреблению. Не вернусь. Никогда.

Макс улыбнулся на мои слова.

– Приятно слышать.

– Знаю, знаю. Ты уже слышал подобное раньше.

– Ага, но все мы с чего-то начинали.

Мы вышли на залитую солнцем улицу Сан-Франциско, и я огляделась по сторонам, рассматривая свой новый город. Указатель на углу гласил: «Фолсом и Бил». Черные буквы на белом фоне, а не как в Нью-Йорке, где белый печатался на зеленом.

– Что-то новенькое, – пробормотала я.

– Что? – спросил Макс.

– Ничего.

От автобусной станции Макс повел меня к метро, где мы сели в трамвай – систему общественного транспорта Сан-Франциско – ведущему вглубь города. По сравнению с картой Нью-Йоркского метро красные, зеленые и желтые линии выглядели совсем просто.

– Выглядит не так уж плохо.

– Город всего семь на семь миль, – ответил Макс, держась за поручень, когда поезд с визгом понесся под землей к моей квартире в районе под названием Дюбус Траянгл. – Достаточно большой, чтобы казаться настоящим городом, но не настолько, чтобы в нем можно было заблудиться.

– Это хорошо, я приехала сюда не для того, чтобы теряться.

– Напротив, – сказал Макс. – Ты здесь, чтобы найти себя.

– Какая мудрая мысль.

Он пожал плечами.

– Зато правдиво.

Я слегка оттолкнула его локтем.

– Консультация уже идет?

– Двадцать четыре на семь. Я всегда буду рядом, когда бы тебе ни понадобилась помощь. Понимаю, как тяжело начинать все сначала. – Макс почесал подбородок. – Или просто продолжать жить, если честно.

Я улыбнулась, почувствовав разливающееся в груди тепло.

– А у тебя был спонсор на пути твоего выздоровления? Надеюсь, ты справился.

Темные глаза Макса немного затуманились, а улыбка погасла.

– И да, и нет.

Поезд со скрипом остановился. Мы снова находились на поверхности земли, и день выдался великолепным.

Мы покинули поезд, и Макс перебросил мою сумку через плечо, словно она не весила ни фунта, в то время как мой переполненный рюкзак, казалось, весил целую тысячу.

– Надеюсь, тут недалеко, – сказала я.

– Повтори адрес, пожалуйста.

Я назвала адрес, и он повел меня на запад по Дюбус-стрит.

– Хороший район. Ты нашла здесь квартиру?

– Мой друг сказал, что это последний дом в викторианском стиле с регулируемой арендной платой во всем Сан-Франциско.

– Твой друг прав, – ответил Макс. – В большинстве районов города фраза «регулируемая арендная плата» вызывает лишь приступ недоверчивого смеха. – Он усмехнулся. – А потом слез.

– Тогда я не скажу тебе стоимость аренды.

– Ну и слава богу.

– Итак, когда не проводишь каждый божий час в роли моего спонсора, чем ты занимаешься? – спросила я.

– Я фельдшер «Скорой помощи» в Калифорнийском университете.

– Правда? Ты не шутил, когда говорил, что круглосуточно спасаешь жизни.

Он небрежно пожал плечами, но его улыбка показала, насколько ему приятно слышать мои слова.

– Что насчет тебя? Есть работа?

– Вроде того, – ответила я. – Заканчиваю курсы массажа…

– И?.. – отреагировал Макс на мое молчание. – Здесь должна быть вторая часть предложения.

– Раньше я танцевала. В прошлой жизни, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – сказал Макс. – Старая жизнь, жизнь наркомана и новая. Жизненный цикл восстановления. И как? Танцы пережили этап наркотической зависимости, чтобы появиться в новой?

– Посмотрим, – проговорила с небольшой улыбкой. – Очень надеюсь.

Макс кивнул.

– Порой это все, что тебе нужно.

Мы шли вдоль ряда домов в викторианском стиле, каждый из которых пристроился к соседнему и был окрашен в свой цвет. Я взглянула на адрес, написанный на руке, затем на трехэтажный дом кремового оттенка, зажатый между бежевым зданием поменьше и домом из состаренного кирпича.

– Вот этот, – указала я на кремовый дом.

– Ты шутишь? – Макс уставился на дом. – Ты собираешься жить здесь? Одна?

– В студии на третьем этаже, – ответила я, поправляя свой рюкзак. – Тут миленько, правда?

– Миленько? – изумился Макс. – Это дом с регулируемой платой?

– Опять эта фраза. Будешь смеяться или плакать?

– Плакать, – процедил он сквозь зубы. – Перед тобой единорог, поедающий четырехлистный клевер и какающий радужными какашками в форме беспроигрышных лотерейных билетов.

Я рассмеялась.

– Ну, это всего на полгода, а потом мне придется вернуть его и найти новое место.

– Отстой, – посочувствовал Макс. – После этого подобия Шангри-Ла ты будешь потрясена тем, как плебеи вроде нас добиваются успеха в Сан-Франциско.

– Ничего сложного. Я просто перееду к тебе.

Он засмеялся.

– Возможно. Но я могу переехать через несколько месяцев. Или раньше.

Меня аж перекосило от его слов.

– Что? Не-е-ет! Не говори так. Ты мне слишком уж сильно нравишься.

– Это не точно, но, вероятно, меня переведут на другую работу в Сиэтле. – Макс улыбнулся с теплотой в глазах. – Ты мне тоже понравилась. Не думаю, что когда-либо заводил друзей быстрее.

– Не люблю тратить время впустую, – я широко улыбнулась. – Хочешь зайти и посмотреть на единорогов?

– Чтобы завидовать еще больше? Как-нибудь в другой раз. Хотя… – Макс достал телефон из заднего кармана джинсов и проверил время. – Черт, мне надо бежать. Смена начинается через двадцать минут. Но я помогу тебе занести вещи.

– Нет, сама справлюсь. – Я сняла сумку с его плеча и поставила ее на тротуар.

– Уверена?

– Дружище, я же несу свой вес.

– Ну ладно. – Макс протянул мне руку. – Рад познакомиться, Дарлин.

Усмехнувшись протянутой руке, я накинулась на него с объятиями. Его руки обвились вокруг меня, и я ощутила, как широкая грудь затряслась от смеха.

– М-м-м, пахнешь автобусом.

– Парфюм «Грейхаунд».

Он отстранился с улыбкой на губах.

– Увидимся в пятницу вечером. Улица Бьюкенен, комната четырнадцать. Ровно в девять часов.

– В пятницу вечером? – Я прикусила губу.

– Разочарована? – спросил Макс, выставив руку вперед, и попятился спиной в сторону остановки. – Поплачь об этом в своем пентхаусе с регулируемой арендной платой.

Я рассмеялась, с ворчанием закинула армейскую сумку на плечо и пошла к дому. Он был действительно прекрасен и в идеальном состоянии. Повернув ключ в замке, я шагнула в крошечный холл.

Я не являлась архитектором, но с уверенностью могла сказать, что этот дом когда-то был самым настоящим домом, а теперь поделен на небольшие квартиры. Заглянув за стену, которую не поставил бы ни один здравомыслящий домовладелец даже в подъезде, я увидела крошечную прачечную с одной стиральной машинкой и сушилкой. На другой стороне коридора находилась дверь с цифрой один. Ее порог украшали комнатное растение в горшке и яркий приветственный коврик.

За ней слабо слышалась испанская музыка и детский смех.

Я втащила свою огромную сумку по лестничному пролету на неудобную площадку: тоже новая конструкция, отделяющая второй этаж. Дверь на этаже значилась под вторым номером и не имела ни приветственного коврика, ни растений, ни какого-либо декора. И никаких звуков по ту сторону.

Поднявшись еще на один этаж, я заметила, что потолок стал ниже, скошенный под углом, а дверь под номером три вела в крошечную студию. Кровать, стол, стул, кухня и ванная комната без единого намека на чье-то присутствие. Мой друг из Нью-Йорка, который и помог мне с этой субарендой, сказал, что владелица – девушка по имени Рэйчел, работающая в «Гринпис» – убрала все из квартиры, кроме простыней, полотенец, кастрюль и сковородок. Но это место казалось идеальным вариантом, да и многого мне не нужно.

Легкая улыбка тронула мои губы, когда захлопнулась дверь. Я направилась к окну, где пришлось чуть пригнуться из-за низкого потолка. От великолепного вида у меня перехватило дыхание. Ряды домов выстроились дальше по холму, а за ними расстилался город. Это был совершенно другой город, нежели Нью-Йорк. Более тихий, с красочными старинными зданиями, холмами, зеленью парков, укутанных в синеву залива.

Я втянула воздух и немного задержала дыхание.

– Я справлюсь.

Но после трехдневной дороги в автобусе я была слишком уставшей и подавленной, чтобы думать о покорении нового города. Так что, повернувшись к кровати, рухнула на нее лицом вниз.

Сон сразу же овладел мной, и в разрозненные мысли ворвалась музыка.

Я танцевала.

Ты согласен?..

Ты с-с-согласен?..

Постель пахла стиральным порошком и человеком, который жил здесь до меня. Незнакомцем.

Скоро она будет пахнуть мной.

Ты согласен, согласен, согласен?..

– Пока нет, – прошептала я и провалилась в глубокий сон.

Хай-хэт – тип тарелок со стойкой, используемый в ударной установке.
Крупная автобусная компания в США.