Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Часть Первая
1. Марко
Не пойму, что произошло. Почему я не могу вернуться домой? Откуда эта снежная пелена в сентябре? Где мост? Где этот чертов мост, по которому я хожу уже полгода? Откуда здесь это замерзшее озеро? Где дом с чучелом совы на балконе? Почему все изменилось?
Все эти шесть месяцев я полагал, что мне сказочно повезло. Причем, впервые в жизни. Я никогда не считал себя особо везучим. Если бы я родился в столице, если бы в моей семье были известные литераторы, как у других ребят на моем курсе, то мой путь был бы куда легче. Мои родители были добрыми, трудолюбивыми, но очень простыми людьми, к тому же, эмигрантами в первом поколении – у них не было ни средств, ни связей. Поэтому все шесть лет учебы я жил в общежитии и подрабатывал – посыльным, репетитором и разносчиком рекламы. Впрочем, родители всегда мной гордились – другие мальчишки гоняли мяч во дворе, а я сидел в библиотеке и читал, читал, читал… Перед поступлением в университет я изучил биографии великих писателей – тех, у кого не было поддержки, над кем посмеивались, кого не понимали и нещадно критиковали современники. Я дал себе слово, что вернусь в родной городок уже знаменитым писателем.
Эта работа не только давала мне средства к безбедному существованию – у меня, наконец, появилось время, чтобы писать книгу. Я даже приоделся, стал лучше питаться – позволял себе иногда ужинать в ресторане Дома Искусств, назначать встречи в баре Артистической гостиной, и у меня впервые в жизни появился банковский счет. Я делал все, что требовалось, и старался на совесть. Я ни разу не отклонился от инструкции – я очень дорожил этим местом. Встречу с Хельгой в редакции журнала «Эхо реальности», где я работал помощником редактора, я считал важным поворотным пунктом в своей жизни. Да, именно тот момент, когда миловидная круглолицая брюнетка лет тридцати спросила, не знаю ли я выпускников литературного факультета, которым нужна работа в частной фирме с хорошей оплатой! Я заинтересовался и она дала мне визитную карточку фирмы и назначила дату собеседования. Фирма называлась «Исследовательская группа Фейервилль» – название мне ни о чем не говорило. Помещалась фирма в старинном особняке на окраине города, у реки. В этом районе я был впервые. Впрочем, в Плинстоуне я прожил чуть больше года, и мало где бывал – все вечера и выходные я собирал материал для книги.
Старинный колокольчик. Дверь открыл усатый швейцар.
– Входите, господин Марич, вас ждут, – сказал он.
Я сидел в приемной, разглядывая картины. Это были, в основном, городские пейзажи: улочки, парки и площадь с часовой башней.
Вышла Хельга.
– Я сразу перейду к делу, – сказала она. – Фирме нужны люди, владеющие пером. Работа не сложная, но специфическая. Помимо умения хорошо писать, вы должны точно следовать инструкциям. Если пройдете два тура собеседования, вам будут платить… – и она назвала сумму.
Я чуть не присвистнул. За месяц работы в этой фирме я мог получить столько же, сколько в редакции журнала за год. Кроме того, фирма обязывалась покрывать затраты на еду, одежду и другие нужды…
– А теперь первое задание, – сказала Хельга. – Пройдитесь по Парковой улице, не сворачивая, затем вернитесь сюда. По возвращении вам дадут авторучку и лист бумаги и вы запишете все, что видели. В свободной форме. Заметок по дороге делать нельзя. Вы опишете только то, что запомнили. У вас есть час
Когда я вернулся, усатый швейцар подал мне плотный лист бумаги и авторучку. Я описал увиденное: старинные особняки с резными воротами в контрасте с новыми зданиями с огромными окнами из зеленого стекла. Детская площадка, спортивный комплекс, маленькая уютная кофейня, цветочный магазин… Я описал и двух темнокожих нянь с пухлыми белыми младенцами в колясках, и девочку с косичками на качелях, и продавщицу в венке из садовых ромашек – она помахала мне приветственно, упомянул и аромат кофе… Через реку был перекинут мост. Несмотря на яркое солнечное утро, на мосту горели фонари. На одном из них развевался цветастый шарф – видно, ветер сорвал его с плеч какой-нибудь дамы и закинул высоко на фонарь. Я старался ничего не упустить и в то же время быть кратким.
Я отдал листок швейцару, он поставил на нем печать, открыл бюро, и я увидел там целую пачку таких же листков, исписанных разными почерками. Ну да, на это место должно быть много соискателей, – подумал я. Эту мысль подтвердила девушка в очках и в строгом сером костюме, с которой я столкнулся при выходе – видно, тоже на собеседование.
Хельга позвонила к концу недели и сообщила, что я прошел первый тур собеседования – мое описание высоко оценил владелец фирмы.
– Если пройдете второй тур, мы сразу зачислим вас в штат, – сказала она. – Но вам придется выделить для этого полдня. Когда у вас выходной? Хорошо, приходите в воскресенье, в восемь утра.
В этот раз мы с Хельгой поднялись на второй этаж – я увидел множество дверей с табличками. Мы вошли в комнату, на двери которой значилось «Гардеробная». В одном из шкафов была мужская одежда – все вещи новые, с ярлыками – и скамеечка с обувью. Мне было предложено переодеться в то, что мне придется по вкусу, а свою одежду сложить в пустой шкаф в углу гардеробной.
Я выбрал джинсы, серый джемпер, кроссовки и темно-синюю куртку с капюшоном. Хельга ждала за дверью.
– Ваши вещи – сумку, кошелек и смартфон – придется оставить здесь. Все будет в целости и сохранности – я помещу их в сейф. А теперь задание. По ту сторону моста – городок Фейервилль. Это заповедная зона и нам приходится уважать их правила. Они не слишком любят туристов и не жалуют любопытствующих. Там нет городского транспорта и автомобилей – только велосипеды и рикши. Справа от моста будет трехэтажный дом из серого камня с розовым отливом, на одном из балконов – чучело совы – это для ориентира. Рядом – прокатный пункт велосипедов. Вы пройдете мимо этого дома, он стоит на улице Гнэг Трек, затем свернете на Площадь Созидания и обойдете ее несколько раз, запоминая все увиденное. Когда пробьет полдень – там большая часовая башня – войдете в прилегающий к площади скверик, сядете на скамейку и перекусите – едой мы вас обеспечим. Записывать, фотографировать или зарисовывать увиденное нельзя – это выдаст в вас чужака и жители могут вызвать служителей порядка. После этого вернетесь по тому же маршруту. Думаю, увидеть вас не позднее двух часов пополудни. Как только запишете все увиденное, будете свободны. И так будет выглядеть ваш обычный рабочий день, если вас примут, конечно. Вы завтракали?
Я кивнул. Хельга завела меня в помещение с табличкой «Кафе» на двери. Это действительно было кафе, но без единого посетителя и даже без продавца.
– Все приготовлено сегодня утром, – сообщила oнa. – Пожалуйста, без стеснения выбирайте все, что приглянется. Если вас примут в штат, то повара будут учитывать ваши вкусы – мы заботимся о наших работниках.
На холодильном прилавке красовались сэндвичи с разнообразными начинками, контейнеры с салатами, фрукты – целые и нарезанные, и напитки. Несколько смущаясь, я выбрал сэндвич с ветчиной и горчицей, контейнер с салатом, яблоко, бутылку воды, кофе – он был тут же налит в термос – и шоколадку с карамельной начинкой. Хельга уложила пакет с едой в легкую спортивную сумку с холодильным элементом. В другое отделение – складной зонтик и портативную аптечку – на всякий случай.
Я прошел по мосту – шарфа на фонаре уже не было – увидел дом из серого камня с розовым отливом и чучелом совы на балконе, и подумал, что и мне надо завести такое же – отпугивать голубей – они регулярно гадили на мой подоконник. Прошел по улице Гнэг Трек и оказался на площади. Это был обычный городок, приятный, чистенький: пешеходная зона, велосипедные дорожки – рикши возили, в основном, стариков. Несмотря на середину марта, в городе было тепло и солнечно, я расстегнул куртку. Воскресным утром людей на улицах было немного, но ближе к полудню площадь оживилась.
Я вел себя согласно инструкции: ходил не спеша, стараясь все запомнить. Ровно в полдень сел на скамейку в скверике и перекусил. Сэндвичи и салат были свежими и вкусными, кофе горячим и ароматным, шоколадка – сладкой и липкой, как положено. После этого я вернулся по мосту в фирму. Швейцар опять подал мне бумагу и авторучку и я подробно описал площадь: часовую башню, кафе у ее подножия, отделение банка, книжный магазин, фонтан. Описал памятник основателю города – он был зеленоватым и замшелым. «Якуб Кох» значилось на постаменте. Это был человек в дорожной одежде, островерхой шляпе, с котомкой на спине и предметом в руке, почему-то похожим на поварешку. У памятника собиралась группа молодежи с рюкзаками – они радостно приветствовали друг друга, потом гурьбой направились к зданию банка и скрылись за поворотом. Я не последовал за ними – это было бы уже нарушением инструкции, да и мне, честно говоря, это было не особо интересно.
Когда я закончил описание, было около двух часов. Хельга вернула мне вещи, сумку и смартфон, я переоделся в свое и ушел домой. Дома я был уже в три часа и остаток дня работал над книгой.
Это были прекрасные шесть месяцев! По будням повторялся один и тот же ритуал. Я приходил в особняк, переодевался по сезону, брал еду и переходил по мосту в Фейервилль. Домой возвращался около трех и сразу садился к столу – писать роман. За эти полгода я значительно продвинулся в работе над книгой. В редакции я был очень загружен и к концу дня просто засыпал от усталости – порой не было сил даже поужинать. На этой же работе я мог обдумывать сюжетные повороты во время прогулки по Фейервиллю, и домой возвращался рано – так что вечерами распоряжался по своему усмотрению. Да и длительные прогулки явно шли мне на пользу – я чувствовал прилив энергии, физической и творческой.
Сами задания не представляли для меня никакой трудности. За это время я обошел торговые улицы – а после описывал названия магазинов и дизайн витрин. Я обошел частный сектор – а после описывал садики, заборы, черепичные крыши, чердаки, собачьи будки и почтовые ящики причудливых форм. Я ходил по кладбищу – а после описывал надгробья, сторожей и редких посетителей. Я запоминал детали автоматически – это почти не мешало мне обдумывать сюжетные ходы и мысленно оттачивать диалоги для книги.
В прошлом месяце Хельга несколько усложнила задания. Я заходил в магазины и покупал какую-то ерунду: цветочный горшок, упаковку скрепок, футболку, эспандер, крем для бритья и прочее. Расплачивался банковской карточкой фирмы – Хельга вручала мне ее каждое утро. С одним заданием я не справился и был крайне огорчен этим, Хельга меня даже успокаивала. Это было неделю назад: я посетил картинную галерею – билет тоже приобрел за счет фирмы. Там проходила выставка современных художников. Галерея открылась только в одиннадцать, я быстро обошел все залы, а в полдень уже ел свой сэндвич в скверике, согласно инструкции. Но картины я описать не смог. Залы, узор паркета, цвет штор, внешность билетера и других служителей музея – описал не напрягаясь, а картины – жанра абсурд и сюрреализм – не смог, даже приблизительно. Я был очень расстроен и оправдывал себя тем, что задание было сложным и времени было недостаточно. Хельга со мной согласилась. Я ожидал, что меня пошлют в галерею опять, но этого не случилось – следующим заданием было прокатиться вдоль реки на велосипеде. Впервые я ощутил недовольство – мне хотелось вернуться в галерею и рассмотреть картины получше – просто для себя, но я не посмел нарушить инструкцию. Я даже собирался сходить в следующие выходные в Плинстоунский музей – но… теперь ничего не ясно… Я не понимаю, что происходит! И не знаю, как вернуться домой!
Сегодня утром Хельга сказала, что владелец фирмы мной очень доволен – я внес огромный вклад в изучение заповедной зоны Фейервилля и ни разу не нарушил инструкции – он умеет ценить таких работников. Он сам предложил выплатить мне премию, а в марте следующего года – будет год, как я работаю в фирме – повысит мне зарплату на двадцать пять процентов. Я просиял. К этому времени я собирался закончить роман. Кроме Хельги и усатого швейцара я не видел в этом особняке ни души, но деньги поступали на мой счет каждую неделю, и я не особо любопытствовал и ни о чем не спрашивал – ни о целях исследовательской группы, ни о штате сотрудников, ни о чем-либо другом – боялся спугнуть удачу. Да и работа над книгой занимала все мои мысли. Я все представлял себе, как скажу Филу Кроксу, что написал книгу, он хлопнет меня по плечу и скажет: «Ну, ты даешь! Уверен, что это шедевр!» Мы с ним часто довольно часто виделись – обсуждали литературные новости и процесс творчества. Он тоже ушел из редакции и сейчас работал в группе сценаристов. С тех пор, как я расстался с Милой, он все пытался меня знакомить с разными девушками. Одна девушка пожаловалось ему, что на свидании я слишком много говорил о своей книге. На свидании со второй, по инструкции Фила, я старался молчать и слушать то, что она рассказывала о себе. Но эта девушка сказала Филу, что я симпатичный брюнет с прекрасными манерами, но очень скучный. Третья девушка назначила свидание в ресторане «Гармония вкуса». Я понятия не имел, что это самый дорогой ресторан в городе. В меню не было ни одного знакомого названия, цены меня ужаснули, но деваться было некуда. Я вышел в холл, позвонил Филу и попросил подвезти немного денег. Девушка заказывала еду, не стесняясь, и вовсю восхищалась местной кухней. Но я вкуса блюд почти не чувствовал, прикидывая, за сколько времени смогу отдать долг. Что интересно, этой девушке я очень понравился – она звонила мне несколько раз и время от времени передавала через Фила привет. Но – увы – грубо говоря, она была мне не по карману.
Сегодняшнее задание отличалось от предыдущих. Я должен был взять напрокат велосипед, доехать до железнодорожной станции, сесть на электричку в 9-00, в 10-30 выйти на станции Мун Рут, пройтись по Центральной улице небольшого городка, вернуться на станцию, сесть на обратную электричку в 11-30, перекусить в поезде в районе полудня, выйти в Фейервилле в 13-00, доехать на велосипеде до реки, сдать его в пункт проката и вернуться по мосту в Плинстоун. Все.
Я с радостью согласился. Три часа в электричке – это просто подарок, я смогу без помех обдумывать сюжет. В пути прекрасно думается. Большинство своих рассказов я сочинил в метро по пути из общежития в университет – некоторые из них уже были опубликованы в журналах и антологиях.
Только я приготовился погрузиться в мысли – моему герою предстоял трудный выбор – как в вагон вошла девушка с лотком печенья и других лакомств. На ее пиджаке была эмблема «Кафе Крейтер железной дороги Фейерленда». Она с улыбкой положила перед каждым пассажиром пакетик, сообщив, что это угощенье из вагона-ресторана, и пригласила там отобедать. В пакетике было четыре тонких медовых хлебца. По-прежнему размышляя над выбором своего героя, я достал один хлебец и машинально сжевал его, а сам пакетик положил в карман.
Первую часть задания я выполнил без помех. Доехал до станции Мун Рут, прошелся по Центральной улице, хотя это было громко сказано – тут было всего-то несколько магазинов, муниципалитет, полицейский участок, клумба с хризантемами и автобусная остановка.
Возле клумбы красовалась доска объявлений внушительных размеров: предлагались ремонтные работы, уроки музыки, благоустройство приусадебных участков, сдавался в аренду гараж и сообщалось о пропаже трехцветной кошки по кличке Милли с зеленым ошейником от блох – нашедшему гарантировалось вознаграждение. Самое интересное, что упомянутая кошка сидела тут же у доски, под объявлением о собственной пропаже – на ней был тоненький зеленый ошейник, и когда я позвал ее: «Милли», она мяукнула и потерлась о мои ноги. Я предложил ей ломтик куриной ветчины из своего сэндвича, но она, фыркнув, отвернулась. Позвонить по указанному телефону и сообщить хозяевам о пропаже я не мог – мой смартфон с остальными вещами остался в особняке фирмы. Тогда я подозвал проходившего мимо паренька, показал ему кошку и объявление – тот просиял, взял Милли на руки и тут же стал звонить по указанному номеру. А я вернулся на станцию.
Сел в поезд в 11-30, в полдень достал свой обед, заботливо упакованный Хельгой – сэндвич с курицей и картофельный салат – и выпил кофе. Вспомнил о медовом хлебце и съел один на десерт. Потом сел поудобнее, закрыл глаза и представил главного героя своей книги – я оставил его в трудной ситуации. Кажется, я задремал под стук колес…
Вдруг поезд дернулся и остановился. Прошло двадцать минут – мы не двинулись с места. Пассажиры нервничали, строили догадки, предполагали неисправности в локомотиве. Наконец появился кондуктор и сказал, что с локомотивом все в порядке, но двадцать минут назад под колеса бросилась женщина. Полиция на месте, работает. Так бывает. За тридцать лет работы – это четвертый случай на его памяти.
– Скажите, сколько это займет времени? – нервно спросила дама в зеленой накидке.
– Около трех часов, – ответил кондуктор.
– Почему так долго? – возмутилась она. – Убрать останки с рельсов – дело пяти минут.
– Это так, – согласился он. – Но, согласно инструкции, мы должны заменить машиниста. Он не может продолжать работу после случившегося. Ему понадобятся дни на восстановление и консультация психолога. Пока доставят нового…
Дама дернула плечами.
– Редкая эгоистка! – заявила она. – Можно же было просто броситься в реку с моста! Нет, ей понадобился поезд! Довести нашего машиниста до истерики! Выдернуть другого машиниста в его законный выходной! Задержать сотни пассажиров нашего поезда!
– Вы забыли о других поездах, которые стоят за нашим. Их пассажиры тоже опаздывают, – усмехнулся мужчина с блокнотом.
– Да уж!
Пассажиры звонили кому-то, рассказывали о случившемся. Пожилой господин просил перенести его выступление на завтра. Долговязый сутулый парень нервно кричал в трубку:
– Я вовремя выехал! Я не вру. Да сама посмотри в новостях… Что значит, не судьба? Я же не виноват!
А я совершенно не беспокоился. Во-первых, не было смысла – я все равно ничего не мог изменить. Во-вторых, я не сомневался, что Хельга узнает о случившемся из новостей и поймет, почему я задержался.
Поезд тронулся с места только через два с половиной часа. Мы уже подъезжали к Фейервиллю, когда я решил немного размять ноги и заодно выпить воды. В вагоне-ресторане ко мне сразу подскочил официант: «Выпьете чаю?» И я сел за столик. Он принес полный чайник великолепного душистого чаю и кусок клюквенного пирога. И чай и пирог были отменными – я не очень-то прихотлив в еде, но готов поспорить, что чай заваривал настоящий мастер, да и такого вкусного пирога мне пробовать не доводилось.
– Клюква местная, фейерлендская, – сказал официант с гордостью.
Я хотел расплатиться карточкой фирмы, но он отказался.
– Угощение за счет железной дороги, – сказал он, – чтобы как-то возместить опоздание. – Так что возьмите еще.
Я взял еще кусок.
– А кем была эта самоубийца? – поинтересовался старик за соседним столиком.
– Личность пока не установлена, – ответил официант. – На вид ей было не более двадцати. Приехала на станцию Трувер на такси, походила по перрону, покурила и… бросилась.
– Личность не установят, – убежденно сказал старик. – Это явно еще одна рыбка, попавшая в сеть. Бедняга. Никто ее не предупредил, что в сети нельзя дергаться, а лучше затаиться и ждать подходящего момента. Никто не посоветовал дождаться праздника. Никто не помог…
– Разве им можно как-то помочь? – с недоумением спросила дама в зеленой накидке, она тоже пила чай.
– Можно попытаться, – ответил старик. – Изолировать и кормить их комида-хабида. Не понимаю, почему власти до сих пор ничего не предпринимают.
Ответа дамы я не расслышал. «Станция Фейервилль», – сообщил громкоговоритель.
Было около 16-00, когда я сошел с поезда, но почему-то быстро темнело. Порывы ветра значительно затрудняли велосипедную езду. Я ехал и думал о случившемся и о странном разговоре в вагоне-ресторане. Потом стал размышлять, не включить ли мне похожий эпизод в свой роман? Если героя задержат странные обстоятельства, он опоздает на важную встречу, а последствия будут необратимы.
Я проехал по велосипедной дорожке – она вела на улицу Гнэг Трек – но не нашел ни пункта проката велосипедов, ни самой улицы. Не было и моста… Я решил, что заблудился, хотя это было невероятно – за эти полгода я изучил Фейервилль как свои пять пальцев – я мог бы с закрытыми глазами пройти по Площади Созидания, прилегающим к ней улицам и частному сектору. А тут еще и снег пошел. На улицах не было ни души. Видимо, я задумался и свернул не туда… А что я еще мог подумать?
На соседней улице был открыт только один магазин – из тех, что работают двадцать четыре часа: кофе, пиво, сигареты, презервативы, аспирин, лотерейные билеты… Я уже автоматически запоминал ассортимент.
Я спросил у продавца, длинного худого парня с вязаной лентой на голове, как пройти на улицу Гнэг Трек. Он переспросил несколько раз, потом сказал, что такой улицы нет. Я попросил телефон, чтобы позвонить Хельге, но тут сообразил, что не помню номера фирмы. Я звонил туда лишь однажды, полгода назад, когда договаривался о собеседовании. Зато я помнил телефон Фила Крокса, этот парень меня выручал не раз.
Я набрал номер. Глухое молчание, потом сообщение: «Проверьте правильность набора кода».
– Подождите, какой код Плинстоуна? – спросил я продавца.
Он посмотрел на меня сочувственно, потом сказал:
– Тут через два квартала отель, уютный и недорогой. Утром все покажется яснее. И вьюга, надеюсь, уляжется.
Я всегда предпочитал во всем разбираться самостоятельно и не приставать к другим с вопросами. Видимо, это потому, что я и сам не люблю, когда меня беспокоят и отрывают от размышлений. В детстве меня часто ругали за то, что я не здоровался с соседями. Я ничего не имел против соседей и вовсе не хотел слыть невежливым или неуважительным. Однако встреча с ними, кивок и пожелание доброго дня, выдергивали меня из потока фантазий и размышлений. А ведь соседи иногда еще и останавливались, расспрашивали о здоровье родителей, передавали им привет, интересовались моими успехами в учебе… – это было невероятно скучно. Со временем я научился, завидев их издалека, либо сворачивать в другую сторону, либо, стоя за деревом, выжидать пока они скроются из виду. Повзрослев, я сохранил эту привычку. Интересно, что в Плинстоуне несколько соседей тоже не здоровались, делая вид, что не видят меня. Я был благодарен им за это – я их понимал.
У продавца были большие черные глаза, мохнатые ресницы, прямые черные волосы до плеч, перехваченные красной вязаной лентой и чеканные черты лица. Я подумал, что если его нарядить в расшитый халат и тюрбан, он стал бы похож на принца из восточной страны. Я попытался запомнить его внешность – вдруг пригодится для какого-нибудь персонажа…
Часы над его головой показывали 20-15 и темнота за окном была с этим согласна. Как это могло произойти? Поезд задержался на два с половиной часа. Вместо 13-00 я прибыл на станцию Фейервилль в 15-30. Ехал на велосипеде не более получаса. Куда-то пропали четыре часа… Я направился к двери.
– Подождите! – окликнул меня парень. – Вот, возьмите, – он протянул мне рабочую стеганую куртку. – Наденьте это, а то простудитесь и умрете. А когда купите себе что-нибудь потеплее, вернете.
Идти действительно некуда. Холодно, темно, на улицах ни одного прохожего. Ну, хорошо, допустим, я задремал в дороге, поезд на самом деле опоздал часов на шесть, а часы врали… Я ошибся поворотом, заблудился, да еще и снег пошел. А скорее всего, я просто вышел на другой станции. Никогда прежде не случалось столько неприятностей сразу. Но, похоже, придется тут переночевать. Из отеля можно будет позвонить.
Желтые мерцающие буквы «Отель» на трехэтажном особнячке служат маяком в промозглой тьме. Название гостиницы залеплено снегом. Толкаю тяжелую дверь. В фойе тепло, даже жарко. Смесь запахов: апельсиновые корки, старое дерево, тлеющие щепки. Портье – краснощекий увалень в синей форме с золотыми пуговицами – вскакивает с потертого красного бархатного дивана и бросается ко мне. Лицо у него заспанное.
Высокая дама, закутанная в цветастую шаль, греет руки у камина. Над камином – картина с изображением Площади Созидания, с тем самым замшелым памятником основателю города – с поварешкой в руке и котомкой за плечами. Над его головой пролетает стая крупных белых птиц, постепенно сливаясь с облаками.
– Ваш багаж прибудет позже? – интересуется портье.
– Я на одну ночь.
Расслабленно-сонное лицо дамы становится приветливо-деловым. Она садится за стойку и надевает очки. Перед ней – синяя чашка с золотыми узорами. Над ее головой два портрета – мужчина и женщина в средневековых костюмах. Мужчина очень красив. Женщина – совсем юная, лицо у нее простое и незапоминающееся, но от него почему-то трудно оторвать глаза. В высокой прическе – гусиные перья.
– Добрый вечер. Моя фамилия Марич. Одноместный номер до утра, пожалуйста, – говорю я.
– Вы вовремя, – улыбается дама. – Только что отменили броню.
В подтверждение ее слов, звонит телефон.
– Нет, – говорит она в трубку. – К сожалению, на ближайшие дни свободных номеров нет. Звоните после праздника.
Цена номера выше, чем в Плинстоуне. Я протягиваю ей карточку. Я понятия не имею сколько там денег, но надеюсь, что на ночлег хватит. Мой кошелек все равно остался в фирме. Если не хватит, будет очень неприятно и придется просить разрешения пересидеть ночь на диване, в фойе. Однако препятствий нет – дама вручает мне электронную карточку-ключ.
«Отель Старые стены, номер 303» – значится на карточке.
Я поднимаюсь на третий этаж по нещадно скрипящим ступенькам.
Номер довольно уютный. В углу – старинные напольные часы. У окна – письменный стол, кресло и торшер под оранжевым абажуром. В окне – заснеженные крыши домов и слабый свет покачивающихся от ветра фонарей. Я вдруг замираю. Это идеальное место для работы. Вот бы пожить тут месяцок-другой. С утра перечитывать написанное, потом завтракать в каком-нибудь кафе, возвращаться и писать… потом выходить на прогулку и опять возвращаться к этому столу… писать, поглядывая на заснеженные крыши и светящиеся чердачные окошки, ни о чем не беспокоясь.
На кровати – гора подушек всех размеров и цветов. Две самые большие служат элементом декора. На одной вышит портрет мужчины в широкополой остроконечной шляпе, на другой – той же женщины с высокой прической, украшенной гусиными перьями. Я автоматически запоминаю обстановку. Полагаю, завтра мне придется писать очень длинный отчет в фирме.
На прикроватном столике – телефон, авторучка, блокнот с отрывными листами и информационный буклет. Пытаюсь дозвониться Филу. Но и тут металлический голос сообщает, что такого абонента нет. От нечего делать ложусь на кровать и читаю буклет. На первой странице занятное сообщение: «Нашим стенам уже триста лет. Иногда они говорят. Если не сможете уснуть, беруши на прикроватном столике. Если беруши не помогут, обратитесь за помощью к администратору». На второй странице – номера телефонов – портье и горничной, прейскурант услуг: стирка, химчистка, вызов рикши, доставка цветов в номер, бронирование железнодорожных билетов и прочие. Тут же информация о бесплатных завтраках для постояльцев, любезно предоставляемых сетью кафе «Крейтер» – одно из них расположено напротив отеля.
Как странно – за эти полгода я изучил город вдоль и поперек, знал названия всех магазинов и кафе, по некоторым улицам мог пройти с закрытыми глазами, но ни разу не видел ни отеля «Старые Стены», ни кафе сети «Крейтер». Тем не менее название кафе кажется знакомым. Ага! Вспомнил, где я его видел! Я достаю из кармана куртки упаковку медовых хлебцев, которыми меня угостили в поезде – на ней нехитрый логотип сети – две стилизованные ложки и котелок.
Я с аппетитом доедаю хлебцы и запиваю водой из графина. И вдруг успокаиваюсь. В конце концов, это забавное приключение – будет, что рассказать Филу в эти выходные. Он обычно делится впечатлениями о работе в сценарной группе – курьезы, интриги, разногласия с авторами и режиссерами, шашни с актрисами. А мне и рассказать-то нечего – хожу себе, выполняю задания…
Глаза слипаются. Гашу свет, укладываюсь поудобнее и слушаю, как ветер бьет о стекло. Сквозь сон слышу приглушенные голоса, бормотание, покряхтывание… Да, стены у них может и старые, но тонкие.
– Какой славный! – вдруг четко произносит нежный женский голос. – Такой милый, кроткий… Не жалуется, не скандалит. Интересно, сколько он продержится?
– Посмотрим, – отвечает мужской голос. – Завтра – день длинный. Наверное, самый длинный в его жизни.
– Одного дня мало, – замечает женщина. – Надо дать ему время. Уж очень он славный. Он чем-то напоминает Вильгельма. А как его зовут?
– Марко Марич, – отвечает мужской голос. – Его зовут Марко Марич! Марко Марич!
Открываю глаза. Не пойму, звучат ли голоса за стеной или это часть сна. Сажусь на постели. Справа от меня – подушка с вышитым мужчиной в остроконечной широкополой шляпе, слева – с вышитой дамой… Сердце колотится. Кажется, я придумал, как закончить роман. Я даже знаю, как будет звучать последняя фраза. Подхожу к окну. Непогода улеглась, ветер утих, деревья замерли. В этот момент прямо под моим окном включается яркий фонарь и освещает часть комнаты. Я хочу задернуть штору, но передумываю. Сейчас ночь. Это не рабочее время, а мое личное. Я могу делать все, что хочу. Беру блокнот с отрывными листками и авторучку, сажусь за стол и быстро записываю последнюю главу. Время от времени отрываюсь от своего занятия, смотрю в окно на заснеженные крыши, прохаживаюсь по номеру и опять бросаюсь к столу. Я был прав – здесь прекрасно работается. Вот издам роман, получу гонорар, возьму отпуск и уеду сюда… Вернее, уйду по мосту. Сниму этот же номер и буду работать – писать второй роман… или продолжение первого… или даже трилогию.
Просыпаюсь. Уже светло. Даже не помню, как закончил главу и лег. И не помню, чтобы когда-нибудь так крепко спал. Уж не приснилась ли мне все это? Вскакиваю с постели – подушки с вышитыми личностями падают на пол. Стопка исписанных листков приятно радует глаз. Сегодня же вечером, по возвращении домой, внесу окончание романа в компьютер. А может и раньше. Думаю, Хельга даст мне отгул после вчерашних событий.
Все. Пора возвращаться. Принимаю душ, одеваюсь и тут вспоминаю, что мне положен бесплатный завтрак в кафе напротив. Пожалуй, там надо карточку отеля предъявить. Ладно, сначала позавтракаю, а потом сдам ключи.
Воздух сырой и промозглый, но снег уже тает. Я озираюсь. Я никогда не был на этой улице – я в этом уверен. Я бы запомнил и этот отель, и дом напротив о семи чердаках, на первом этаже которого помещаются кафе «Крейтер», книжный магазин и сувенирная лавка. Поднимаю глаза и нахожу окна своего номера. Мне не хочется уходить отсюда, не хочется выписываться из отеля. Мечта – жить в городе, где меня никто не знает, бродить по улицам, сидеть в кафе, наблюдая за прохожими, потом возвращаться в гостиничный номер и работать над очередной книгой – посещала меня уже не раз. Но сейчас эта мечта будто показалась – вот я какая. «Когда-нибудь так и будет, – думал я. – Когда выйдет мой роман, когда по нему поставят фильм… Эх! Но сначала нужно достучаться до издателя. Пройти все заслоны. А это куда труднее, чем просто писать книги».
Несмотря на ранний час, книжный магазин открыт – думаю, там можно приобрести карту города. Интересно, что я никогда не пользовался картой прежде – даже потребности такой не возникало. Хельга давала мне инструкции на словах: «Дойдешь то улицы такой-то, свернешь в переулок такой-то, пройдешь через площадь…»
В книжном магазине – доброе тепло и уют. Между стеллажами – столики и кресла – можно не торопиться, посидеть, полистать книги. Как жаль, что надо возвращаться. Но по дороге к прилавку с кассой я замечаю нечто, что заставляет меня остановиться, закрыть глаза и помотать головой. Открываю глаза – нет… не показалось. Абсолютно все книги – толстые, тонкие, разных цветов и размеров – называются одинаково. Над стеллажами таблички: «Классика», «Детективы», «Фантастика», «Биографии» и другие жанры – как обычно. «Конец сезона ураганов» – значится на всех обложках и корешках – правда шрифты разные.
– Что-нибудь ищете? – спрашивает девушка-продавец – бледная, с волосами неопределенного цвета, в серой мешковатой одежде. Она держит стопку книг с таким же названием!
Я медленно пячусь к выходу. Я, наверно, еще сплю. Сейчас открою глаза и увижу, что я в поезде, за окном мелькают деревья… домики вдалеке, стадо коров… Я проснусь, выйду на станции и отправлюсь домой, по мосту… Но сначала зайду в фирму и напишу отчет…
– Молодой человек! Вам плохо? – участливый голос.
Возле меня стоит та же девушка, рядом кассир, мужчина, у него доброе круглое лицо, лысина, очки.
– Скажите пожалуйста, почему все книги называются одинаково? – мой голос звучит хрипло.
Кассир смотрит на меня поверх очков:
– Что вы имеете ввиду?
– Ну, вот же, во всех разделах, во всех жанрах – одна и та же книга.
Вид у продавца растерянный. Он разводит руками.
– Ну… попробуйте зайти позднее. Возможно, ситуация изменится, – мягко говорит он и ведет меня к выходу. – Вам нужно успокоиться, подышать свежим воздухом, – и обернувшись к девушке: – Не беспокойтесь, Энни. Я разберусь с этим сам.
В книжные магазины я всегда заходил с таким чувством, будто навещал старых добрых друзей. Я шел мимо полок и стеллажей и улыбался знакомым названиям: «А вот ты где, дружище! Давно не виделись. Ну, привет! Как ты? Кто тебя сейчас читает? Завидую этому счастливчику». Увидеть знакомую книгу – это все равно что протянуть ниточку к самому себе, когда читал ее впервые. Неудивительно, что короткое посещение этого книжного магазина выбило меня из колеи – я даже забыл спросить о карте города. Но не возвращаться же туда, в самом деле. Может владелец – сумасшедший? Может они надевают на все книги одинаковые суперобложки? Но зачем? Лучше спрошу дорогу к мосту в кафе. Дозвониться, как я понял, отсюда невозможно. Быстрее будет дойти. Да и есть очень хочется – именно голод убеждает меня, что это, к сожалению, не сон.
Все еще размышляя о странном книжном магазине, я захожу в кафе с вывеской «Крейтер» и сажусь за свободный столик. Привычно отмечаю стены, отделанные темным деревом, длинные дубовые столы, камин, стулья с потертой обивкой красного бархата.
– Замерз, милый? – ласково спрашивает официантка – статная, белокожая, румяная и сероглазая. – Кофейку? – она наливает в чашку кофе и кладет передо мной меню. – Хорошо выспался в «Старых стенах»?
Я киваю и ищу в кармане карточку отеля.
– Не надо, – она отмахивается и отходит к другому посетителю.
С этого места тоже видны окна моего номера – какую прекрасную творческую ночь я там прожил! И до чего же здесь хорошо: тихая улочка, снег на крышах, неторопливые пешеходы – время здесь течет медленно и спокойно. На стене – большая картина со сказочным сюжетом: девушка, летящая через черно-фиолетовую ночь мимо того самого зелено-замшелого памятника основателю города. А у памятника – ведьма с метлой, глядящая ей вслед.
– Эта, небось, тоже ведьма, – полушепотом говорит посетитель за соседним столиком, опасливо кивая на сероглазую официантку. – Вон, на чем, видать, на работу прилетела, – он кивает на метлу у двери, повязанную красным бантиком.
– Почему? – спрашиваю рассеянно. – Обычная метла…
Он, видимо, пытается пошутить.
– Да они тут все… – начинает он и тут же замолкает – официантка направляется ко мне.
– Ну, что выбрал? – она садится напротив, подперев кулаками щеки, будто готовясь к задушевной беседе.
Я чувствую себя неловко и прячу глаза в меню. Напротив блюд нет цен. Но, может, это потому, что стоимость еды входит в проживание в отеле? Мало того, названия блюд сбивают с толку. Что означает «Суп в бездонной чаше»? А «Лунный пирог»? Помимо этого в меню перечислены: «Вечность в бокале», Пудинг «Гармония», Уха «Одно желание», «Жареное безвременье», «Капустные головы»… Вот одно блюдо с нормальным названием…
– Пшенную кашу на молоке. Одну порцию, пожалуйста. И чай.
Она не спешит и продолжает смотреть на меня огромными серыми глазами, будто удивленная моим выбором.
– Уверен? Хорошо подумал? Все взвесил?
– Вроде, да, – отвечаю растерянно.
– А с чем? С черникой, клубникой, яблоками, взбитыми сливками, а может с орехами? Или со всем сразу?
Посетители за соседними столиками вдруг замолкают и смотрят на меня, явно ожидая услышать, что я выберу. Неожиданно я оказываюсь в центре внимания.
– С яблоками, – говорю решительно, стараясь не показывать смущения. – И орехами.
И что они на меня уставились?
А душевная сероглазая официантка уходит на кухню и возвращается в сопровождении крупной пожилой женщины с большими сильными руками, в белом переднике и поварском колпаке.
– Вот ему кашу, видишь? – говорит она.
Повариха пристально смотрит на меня несколько секунд, будто хочет запомнить, кивает и уходит в кухню.
Хм… тут личный подход к каждому посетителю, что ли? Вот тебе и провинция.
Мысленно я уже по дороге домой. Поем, потом спрошу у них, как пройти на улицу Гнэг Трек или о другом, кратчайшем пути в Плинстоун. Куртку парню из магазина отдам завтра – все еще холодно.
В ожидании завтрака я достаю исписанные листочки и перечитываю их, увлекаюсь, делаю пометки, что-то дописываю на полях прихваченным из отеля карандашом. И вдруг спохватываюсь… Это нарушение условий работы – ничего не записывать и не фотографировать в городе. Хельга упоминала, что местные жители этого не любят. Наверное и одежду выдавали из опасения, что в своей спрячешь камеру или блокнот. Вообще-то я еще не на работе… и инструкций на сегодня не получал. Но, видимо, Хельга предупреждала не зря…
Посетитель за соседним столом, наклонившись ко мне, кивает на мои листки и говорит свистящим шепотом: «Уберите это. Рискуете все потерять…»
Что-то я устал от этого города. Не знаю, как у других литераторов, а мне для того, чтобы писать, нужна стабильность. Хорошо, когда ничто не отвлекает, не удивляет, не волнует, и никто не беспокоит. Тогда мое воображение может бродить, ничем не сдерживаемое. Я неохотно отодвигаю листки в сторону.
Румяная сероглазая официантка несет мой заказ на подносе. Повариха стоит в дверном проеме и смотрит в зал, будто хочет убедиться, что каша попала именно мне.
Глядя на листки, официантка тоже советует:
– Лучше положите это в сумку.
Я рассеянно пожимаю плечами и принимаюсь за еду. И тут же понимаю, что ничего лучше в своей жизни не ел. Каша – густая, ароматная, ломтики яблок – прозрачные, нежные. В сочетании с хрустящей ореховой крошкой завтрак – само совершенство. Так вкусно, что я закрываю глаза от удовольствия, но успеваю заметить, что повариха продолжает смотреть на меня из дверного проема… А когда открываю глаза, то… Нет, еще до того, как их открыть, я почувствовал, что все изменилось. Другой фон: воздух, запахи, голоса, смех… даже стул стал тверже.
Передо мной все та же тарелка с остатками каши и чашка с недопитым чаем. А вокруг… Компания веселых молодых людей – все в ярких цветных одеждах и шляпах. Они чокаются бокалами из зеленого стекла и хохочут. Вместо мрачных стен темного дерева – открытые окна во всю стену. А за окнами – берег и песчаные насыпи. Люди танцуют на холмах, съезжают с них на картонках и скатываются кубарем с хохотом и радостным визгом.
Я опять закрываю глаза. Сижу так пару минут, потом резко открываю их. Тарелка с недоеденной кашей и остывший чай на месте. Но ни камина, ни кочерги, ни метлы с красным бантиком у входа больше нет. Нет ни узкой улочки, ни и отеля «Старые стены», на окно которого я только что смотрел, вспоминая дивную творческую ночь…
Так.
Надо собраться.
Искать логичное объяснение происходящему больше не имеет смысла. Щипать себя тоже бесполезно – я не сплю.
Я ясно осознаю, что попал в серьезную переделку. И это случилось еще вчера. Я не проспал остановку. Я не проехал. Я не заблудился. Я делал то, что должен был делать. Перемены произошли сами по себе по причине, мне пока непонятной. Вчера изменились: погода, время, и главное – место.
А сейчас все это случилось опять.
Так. Спокойно.
Обстановка не враждебная. Люди вокруг явно довольны и веселы.
Мои действия?
Испуг. Ну да, это первое. Теперь глубокий вдох. Еще один.
Что второе? Оглядеться. Я сижу на застекленной веранде какого-то кафе. Справа – веселая компания. Слева – старик с седыми усами.
Третье. Осторожно выяснить, что происходит.
Черт, как же я не люблю вступать в диалоги с незнакомцами!
В горле пересохло. Допиваю остывший кофе. Еще один глубокий вдох.
– Простите, – обращаюсь к старику.
Голос у меня хриплый. Откашливаюсь и спрашиваю громче: – Простите, а что тут происходит?
– Праздник! – отвечает он радостно. – Плохая погода. Значит, пора.
– Что пора? Праздновать плохую погоду?
– Плохая погода приблизила конец сезона ураганов. Холодные воздушные потоки останавливают разрушающую стихию. Понимаете?
– Начинаю понимать.
– Во всяком случае ураганы не грозят Фейервиллю до следующей осени. И песчаные холмы больше не нужны. Когда я был моложе, то каждое лето помогал их насыпать, чтобы защитить город.
Он сказал «Фейервилль». Значит, я в том же городе.
– Благодарю за разъяснение. Да, вчера сильно похолодало. Дорогу замело. Я не смог вернуться в Плинстоун. Я там живу.
Старик не отвечает. Я уже открываю рот, чтобы спросить кратчайшую дорогу на улицу Гнэг Трек, но тут меня обдает жаром. Листков из блокнота на столе нет. Я вскакиваю, заглядываю под стол, потом под другие столы, отодвигаю стулья, натыкаюсь на кого-то… Может, их унесло ветром?
– Потеряли что-нибудь? – участливый голос.
Возле меня стоит девушка с бокалом из зеленого стекла. Кажется, я случайно задел ее стулом.
– Да… тут были только что листки… из отрывного блокнота, исписанные. Не видели?
– Нет. Что-то важное?
– Да! – выдохнул я. – Очень важное!
Сажусь и закрываю лицо руками. Черт! Стол был другой. Из темного дерева. А этот – с мозаичной поверхностью. Как же так? Черт!
– Может, спросить у Софии? – предлагает девушка. – Вдруг их кто-то нашел и отдал ей.
– Кто это, София?
– Она… тут работает. Я вас к ней отведу.
Иду за ней… а что еще делать?
Мы спускаемся по лестнице – один пролет вниз. Девушка толкает тяжелую дубовую дверь, заглядывает туда.
– Нет, ее здесь нет.
Еще один пролет вниз.
Боже, куда я иду?
Девушка толкает еще одну дверь и мы выходим в пустынный двор. В углу – гора старых мониторов разных размеров – телевизионных и компьютерных. Женщина в рабочей куртке и высоких стильных сапогах с ожесточением швыряет в экраны камни, слушает звон, затем тянется за следующим камнем.
Час от часу не легче.
– София! – зовет ее моя спутница.
Женщина оборачивается, поднимает с земли шляпу и идет к нам.
Она совсем молода. У нее нежная кожа, рыжие волосы и огромные карие глаза. Она утирает пот со лба.
– Простите, – говорит она, надевая шляпу. – Вы привезли зеленые бокалы?
– Нет, этот молодой человек по другому делу, – говорит девушка. – А что это вы…
– Да, такая ситуация… – объясняет София, – когда зависишь от разных обстоятельств и вынужден ждать. Как-то надо снять напряжение…
– Понятно, – смеется девушка.
– По какому вы делу, молодой человек?
– Простите, София…
Мне всегда было трудно говорить с незнакомцами, а тут еще непонятно что происходит, и женщина – яркая и такая рыжая. У нее белая кожа, тонкий носик, веснушки… На нее приятно смотреть.
– У меня пропала стопка бумаги… исписанные листки. Я отвлекся, а они исчезли.
Я говорю просто, чтобы не молчать. Я делаю то, что делал бы при нормальных обстоятельствах, по инерции. Потому что надо что-то делать.
– Ценные бумаги? Думаете, их кто-то взял?
– Вряд ли. Кому они нужны? Это был… это было окончание моей книги. Я написал его этой ночью, в отеле. Мне осталось только внести все в компьютер. Может их кто-то нашел и принес вам? – я слышу отчаяние в своем голосе.
– В каком отеле?
– «Старые стены». Листки… такие желтоватые, фирменная бумага отеля.
– «Старые стены»? – переспрашивает София. Потом поднимает с земли камень, протягивает его мне и жестом предлагает бросить в груду мониторов.
Я бросаю. Она делает то же самое.
– Что, так безнадежно? – спрашиваю ее.
– Нельзя сказать, что совсем. Но очень трудно. Все, что вы взяли в пространстве Крейтер, осталось там.
– Там?
– Эти их листки. И они там. А вы здесь.
– Я могу туда вернуться?
– Теоретически – да. Но как именно – никто не скажет. Сочувствую – сама была в такой ситуации. Я купила там как-то ноутбук… Понимаю, что это слабое утешение, но… сейчас я вам что-то покажу.
Она поднимается по лестнице, я иду за ней. Толкает дубовую дверь. Это офис. Окон нет. Стол завален документами. Настольная лампа тоже стоит на кипе бумаг. На стене – портрет женщины средних лет, у нее раскосые, чуть прищуренные глаза и длинноватый нос. В руках у нее глиняный горшок, над которым поднимается пар. София открывает сейф – я вижу стопки блокнотов, папок, альбомов и нотных тетрадей.
– Это оставлено теми, кто переместился в Крейтер. Работники обычно приносят все мне. И вот еще, – она открывает дверцу шкафа, и я вижу стопки ноутбуков и смартфонов – старые и новые модели. – Владельцы находятся не часто, но я всегда рада, когда это случается. А иногда благодарят и… не берут. Говорят – уже не нужно. Вот на той полке – оставленные навсегда.
– А вы что?
– А я храню. Место есть. Вдруг они передумают. А сейчас, простите, мне пора. Похолодало так резко, мы не успели подготовиться к празднику – зеленых бокалов на всех не хватает.
Я перевожу дух. Ну, хорошо, допустим, эти листки исчезли и никто не знает, как их найти. Мне безумно жаль их, но я безусловно попытаюсь восстановить записи по памяти, когда вернусь домой. Кое-что будет потеряно безвозвратно… но другого выхода нет.
– Простите, София, еще один вопрос. Как пройти на улицу Гнэг Трек?
– Такой улицы тут нет.
– Ну, хорошо, а на Площадь Созидания? Оттуда я уже найду дорогу к мосту в Плинстоун.
Это еще одна, наверно, последняя попытка уцепиться за нормальность. Но неудачная.
– Послушайте, – говорит София, – вы заплыли только вчера, как я поняла. И умудрились, судя по всему, нырнуть глубоко. Водяные потоки уже унесли вас на приличное расстояние. На тот же берег выплыть сложно. Но буду рада, если у вас это получится.
– Просто покажите дорогу на площадь. Или подскажите, где взять карту города.
– Конечно, – кивает София. – На веранде кафе – столики с бесплатным угощением по случаю праздника. На каждом стаканчике – карта города. Желаю удачи.
Я благодарю. Мне нужно домой. Но уходить почему-то не хочется. Ловлю себя на мысли, что этот офис – без окон, заваленный бумагами, полный странных предметов и забытых вещей – тоже прекрасное место для работы. Вот бы сесть прямо сейчас за этот самый стол и писать… Но сначала – рассказать ей о своей книге. Мне кажется, она поймет. София ловит мой взгляд и усмехается, а я, кажется, краснею.
Накрытые столы на веранде кафе: горячие кофейники, сливочники, мед и ломтики лимона. Горка картонных стаканчиков разных размеров. На каждом – действительно – карта города. Вообще-то это умно – идешь себе по городу, кофе прихлебываешь и на карту поглядываешь. Я наливаю себе кофе в высокий стакан, добавляю сливок, накрываю пластиковой крышечкой и выхожу из кафе.
Оглядываюсь. Нахожу на карте прибрежную зону, выхожу на Галечный бульвар. От него отходят три улицы – одна из них ведет на Площадь Созидания. Вот и хорошо. Я вернусь, все расскажу Хельге. Надеюсь, она не сочтет меня сумасшедшим и не подумает, что я прогулял работу и сочиняю нелепые оправдания. Только заскочу в фирму, а потом сразу домой – скорее бы сесть и написать окончание романа. Скорее бы.
Через четверть часа вдалеке показывается островерхая шляпа памятника основателю города – иду прямо на него.