Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Ия Карповская, 2022
ISBN 978-5-0056-0162-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
СИБИРСКИЕ СВЕТЛЫЕ МАГИ – ХРОНИКИ БРАТСКА:
(ПРЕДИСТОРИЯ)
«ВАСИЛИЙ И АНАСТАСИЯ: ИСТОРИЯ ЛЮБВИ И СМЕРТИ».
18+. КНИГА ТРЕТЬЯ. ПРОЛОГ. ОТ АВТОРА
Олег кричал многое, но не клял. Он слетел с тормозов, долго так вопил, – пока, наконец, не рухнул на бетон, и зарыдал, – горько, тяжело. Маг действительно НИЧЕГО не мог сделать. Уже несколько лет тошно находиться среди быдла, которое ни о чем больше, – кроме себя и стройки, думать не хотело. Знал: по приезду девицы на стройке абсолютно ничего не умели делать, – их хоть проволоку научили вязать. Все наивно верят в Светлое будущее… которого на самом деле нет. Ни у кого здесь, – на Ангаре, – только у Гвелда есть смысл терпеть. Плакать, рыдать, мечтать, целоваться с душой погибшей невесты в палатке, а потом выслушивать грязные вопросы любопытных: «Аренский, ты напился? Или как? Мда, плохо тебе без женщин»… Вот за такое не раз Олежа месил морду многим. Кому какое дело, что в палатке творится?! Больно много любопытства к его персоне с длинными волосами. Даже бантики подкидывали и звали грязно.
Станислав принялся трясти товарища за плечо, стараясь привести в чувство. Наконец, Энрике немного успокоился и повернулся на бок, опершись на руку. Сдвинул брови, серьезно посмотрел в глаза Светлому. А тот не унимался:
«Гвелд, что же тебя держит здесь? Ради чего сюда приехал»? – во второй раз спросил парень и помог другу встать на ноги.
«Я ради любви сюда приехал. Не больше и не меньше». – Еле выжал из себя тот. Запрокинув голову.
«Да? Попросила возлюбленная? Которая живет в другом городе»?
И начал Архимаг свой рассказ, плача от собственного бессилия:
«Нет. Все очень сложно. Моя невеста была простой крестьянкой, умерла в самом начале девятнадцатого века. Я хочу вновь ее встретить. В двадцать первом веке, – в Братске, на Ангаре, на Братской ГЭС, в дыму и в Аду, в мире бетонных домов… Где будет вечная война Добра и Зла… Где… – Он вновь прокашлялся. – Но неизвестно, в каком году. Мне сделали предсказание. Не могу жить без моей Анастасии! Вот почему я здесь. Да, сейчас я выгляжу не так, как раньше, – в русских народных одеждах, – вместо них печать боли на лике и синяя рубашка»…
Стас глаза вытаращил:
«Вот это да! Теперь это… теперь ясно, почему все девушки на стройке уродливы для тебя. Влюблен, уже двести лет почти! Это как надо любить, чтобы все бросить и рвануть сюда!? А погибшая, самоубийца, красива»?
Кадык шевельнулся на горле Архимага. Тяжело вспоминать. Слишком тяжело.
«Не то слово… Мы до одури любили друг— друга. Но крепостное право не дало нам быть счастливыми. Девушка покончила с собой, ночью. На озере, где мы и познакомились – она купалась, а я оказался рядом, спас. Тонула девица. И я ее испортил. Обесчестил потом, спустя некоторое время. Понимаешь? – Улыбка поползла по устам. – Она даже беременела от меня. Только дети не выжили».
«О! Ах… А вот что будешь делать, если не узнает внешне, или не вернется? Или сам не узнаешь»?
Энрике вновь улыбнулся:
«Я узнаю ее. За миг. Тело будет идентично, – проще говоря, сохранит прежний облик».
Рассказ взбудоражил строителя.
«Вот это любовь! Мужчина бросает все, едет в непролазную глушь, – на стройку, ради личного счастья, вырванного насильно! Я знаю, во времена крепостного права девушку могли отдать, продать, убить, подарить, содержать как животное и насиловать, когда захочется! Дикость! Понимаю, брат, – девушку, может, купили, а она в петлю, или в омут… Страшно это все».
«Что случилось, уже не исправить. Меня утешает лишь факт воссоединения. Долина после стройки БРАЗА наполнится ядом, и мы будем вместе… Не в Раю расцветет наша любовь, а в Аду. Так было сказано ведьмой. Строителям будет лихо при этом».
«Ты это уже говорил, брат Светлый. Любовь, пережившая века – это здорово! Кстати, а если у той, возрожденной, окажется парень? Несвободна она, и все? Вот встретитесь, а тут такое»?
Олег одновременно и серьезно, и с усмешкой поглядел на Станислава.
…В этом исходном варианте, в начале книги, – указана лишь краткая версия любви Василия и Анастасии, – она же Тиль в новом Воплощении в двадцать первом веке. Неизвестно также, как на самом деле жил Архимаг среди простых крестьян, как попал в Россию, что побудило приехать… В тексте ниже будет для читателя пояснение в развернутом варианте, что творилось в те времена, кто такая Анастасия, как она жила, что чувствовала. Как и Василий—Энрике.
Ниже дана рукопись расширенного варианта событий, где указаны ответы на все вопросы читателя, НИЧЕГО НЕ ОТБРАСЫВАЯ. Начну по порядку рассказывать, как дальше жил Гвелд в простой крестьянской семье, как любил и потерял любимую… с предыдущего текста, который написан несколько лет назад. Здесь – продолжение истории до самого конца. Повторять текст из второй книги про знакомство Энрике и его настоящей любви в прошлом не имеет смысла.
Автор
«БАРИН И АНАСТАСИЯ. ОТРОК С КОГТЕМ НА ШЕЕ».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
– 1 —
…Василий—Энрике прекрасно понимал, ЧЕМ чревато его обнаружение Инквизицией, – как Архимага, в такой глуши. Непонятно также, что бы сделали в Штабе, – за такое отшельничество. Ведь он – основатель! Мало кто знал: кельт два века жил в Китае, и имелись СЕРЬЕЗНЫЕ основания оттуда бежать. Не собирался новичок особо рассказывать о своей боли, которая мучила душу и сердце. Да и Высшей Инстанции Магов не до чего было в тот век: готовились рыть бункер на случай войны. Гвелд там не нужен. Сами разберутся.
Для родителей невесты (а обручены они уже, или нет?) он простой работяга в крепостной России, – каких тысячи работало в лесу, лавках, на полях. Вся Империя представляла собой простое государство деревень и крупных городов. И все. Москва, Петербург, Царь—Государь, где—то там что-то случалось в мире, но не тут, и жизнь текла дальше. От зари до зари. Здесь абсолютно ничего никогда не менялось и время словно остановилось. Люди ходили на молитвы, боялись жестокого Бога, рожали детей, старели, умирали, – так жил люд, – внесли в церковь младенца, коего родила девка, и занесли его уже умершим в летах, – отпевать. ВСЕ. Никакого развития в Губернии, куда занесло Архимага, вовсе не наблюдалось. Народ в прямом смысле одичал, плюс этому способствовал барин. Имя его стерто с истории, а почему, – будет растолковано дальше.
Религиозных фанатиков да сумасшедших тут с незапамятных времен развелось пруд пруди, которые не то что меча Энрике, – телескопа Коперника никогда не видели, а признавали лишь все, чего ползает, летает, плавает, стоит на земле. Слишком замолилось сие место, потому некоторые даже Луну считали чем-то страшным. Случалось даже такое: некие веруны принялись убивать ВСЕХ новичков приблудных, видя опасность. Но никак не Энрике: чарами, пользуясь правами Инквизитора, мужчина заткнул трусливый люд за пояс. Легенда о разбитой голове жила дальше. В нее охотно верили. Но нашлись также и нормальные люди, которые дали жилье кельту, где он поселился. А вышеописанные сумасшедшие уроды потом утихли: опасности нет, можно дальше внушать деткам, будто Земле шесть тысяч лет. Словно звезды, – дырки в твердом небесном своде, а там, – Рай, где поют ангелы. Но новичок прекрасно знал: где-то высоко есть неизведанные Миры, планеты, а не только один лунный диск. Дикость края поражала до глубины души. С одной стороны, есть свое богатство: урожаи слив, яблок, пшеницы, капусты, рябины, – с другой, – мало кто все ценил. Людьми двигали инстинкты размножаться, жрать, срать, и бояться Бога. Поговорить на другие темы с ними было бесполезно. Не понимали, считая за чудного и убогого. Не видя в упор свою убогость.
Энрике видел и нормальные места, где люди порой книги читали, но здесь все остановилось на уровне допетровской Руси. Без попа жизнь не та: ребенка не назовешь именем крещеным после рождения, а нарекут словом Полынь, Дурак, Вода, – чего там только не встречалось… Некрещеное дитя объявлялось порождением Сатаны и изгоем. Даже жениться такой человек не мог или выйти замуж девушка. Прямая дорога от отчаяния на вольные хлеба или сумасшествие.
У барина оказался богатый терем допетровской постройки, – тысяча пятисотых годов и ранее, от кого досталось, – большой вопрос. Может быть, он вел свою родословную от Царя Гороха. Хотя, судя по пропитой роже и огромному животу, – вряд ли. Огромный, красивый терем постоянно привлекал взоры крепостных. Но зайти туда просто так не представлялось возможным. Еще слухи ходили: там постоянно люд мрет. То забьют, то девку до смерти двенадцати – тринадцати лет изнасилуют. Или сразу нескольких. Либо они умирали родами, вместе с ребенком. Не исключено: бытовало в Губернии кровосмешение. Отсюда беспробудная тупость да дикость. И плевать на то, что по церковным канонам НЕЛЬЗЯ таких венчать. Ничего, скоро это навеки закончится, – через сто с лишним лет.
Василий невольно вспоминал себя, – как католического священника в прошлом, когда в Европе свирепствовала Чума. При этом никак НЕ ВЫДАВАЯ своей натуры Архимага. Там травили друг – друга, брат трахал родную сестру, поскольку та не предаст никогда, рождались бастарды, умирали в пьянках, драках, девушки рожали детей аж в двенадцать-тринадцать лет. Некоторые, конечно, от таких ранних родов умирали, но всем на такое плевать по большему счету. Подкатывала так к Гвелду одна – Темная, да ничего не вышло. Двенадцатилетняя – тринадцатилетняя красавица. Они НАВСЕГДА остались друзьями: Светлый и Темная. Потом, конечно, женщина меняла свою внешность, – чтобы никто не придирался, не искал. А здесь, в Губернии, Инквизитор всего лишь мужчина, – каких много, – по—настоящему влюбленный в свою Единственную.
Он вставал в самую рань, – в пять утра, – когда начинали голосить петухи, растапливал русскую печь, с одного удара топора раскалывая дрова. Благо руки с самого детства сильные. В качестве сексуальной разрядки Энрике во время колки свежих березовых поленьев, – зимой, летом, в любое время года, – представлял, – сзади к нему подходит в платье Анастасия, после медленно запускает руки сначала в его прекрасные золотые локоны, потом оттягивает их вниз, закрывает рот долгим поцелуем. Естественно, чтобы матушка с батюшкой не видели. Тут же Василий—Гвелд медленно ослабевает хватку, рука роняет топор, – в снег или на землю. Делает шаг назад, и сильной рукой прижимает девушку к себе. Каждый раз поражаясь ее смелости: внебрачная, невинная связь с холостым, еще и целует! Чмокает в губы. Прижимая свои к устам Архимага. Наивная, милая красавица. Отличающаяся от остальных. В результате таких экспериментов Гвелд научил ее целоваться по-настоящему. Та вошла во вкус. Природу не обманешь, она все равно сделает свое дело. А потом Анастасия шла с ведрами за водой, к колодцу.
Все это постоянно вертелось у Васьки в голове. Он понимал: так долго не сможет ждать сокровенного, изнывая каждый день от потаенного желания. Что тут сказать – нашел свою мечту… потому надо делать свое дело… по—доброму, со свадьбой впоследствии. Хотя КТО их обвенчает?! Так и придется прятаться от всех. Не нужно язычнику – скандинаву христианское венчание. Не надо ему пить кровь Христа и есть его плоть. Как говорил Святослав: «Вера христианська, – уродство есть».
До этого всего случилось в его жизни несчастье, – пошатнувшее уверенность в завтрашнем дне. С момента гибели предыдущей невесты, – а точнее, уже жены, – прошло совсем немного времени. Рана в душе заживала медленно, но верно. Быстрее пришло облегчение после ухода с Китая. Про это государство отдельная история, – с теми же приключениями, о чем написано ниже. Секс сексом, – возжелал он Настю, – но делать что—то надо. Потому, чтобы никому не навредить, Гвелд уходил в лес, находил там поляну и упражнялся со своим мечом, отрабатывая старые приемы. Рубился с чем—то невидимым. Доводя до совершенства свое мастерство.
А насчет колки дров… управлялся с ними так, – даже отец милой периодически любовался на этот процесс.
Стояло ясное утро.
– Ай да парень ты, Василий! Но ОЧЕНЬ УЖ чудной, для всех нас… видать сильно кони тогда понесли, да расшибся. Бог миловал. Батюшка почему—то тебя не причащает. Крестишься СОВСЕМ иначе, не как я. Выдаешь себя, отрок… Помнишь ли свое настоящее имя? Не молишься перед трапезой, не благодаришь Бога за приготовленную пищу. Почему? Забыл молитвы? Сидишь, опустив голову, даже не вставая. Грешно сие, Василий! Бог накажет! Вот нашлет на нашу семью голод…
– Я не помню его… – сухими губами произнес Гвелд, будто не слыша слов про трапезу. Прекрасно понимая: Ивану слишком любопытно, ОТКУДА он взялся, что дальше может случиться, коли узнают о таком позоре люди. Иноверцем нарекут да закопают в землю по шею, оставив умирать. Либо убивала семья тех, кто не верил в Христа. Так Церковь казнила ВСЕХ атеистов да иноверцев. Гвелду на ее мнение всегда было плевать. Он – Архимаг. Пусть думают всякое – убить таких всегда получится. Плевать на Устав Инквизиции, – жизнь дороже. Боги Нового Мира придут, когда надо. Защищать своего основателя.
– Как это так, – НЕ ПОМНИТЬ своего имени, даже крещеного? Не помнить молитв никаких? Давай сходим к батюшке, отмолит недуг! Или позовем его в дом. Мы итак благодарны за помощь. Хотя не просили. – Удивлялся Иван. – Возьми Библию и икону, помолись. Хворь уйдет.
– А вот так… Бывает такое в этом Мире… Головой убился, как упал. Как очнулся, – половину жизни забыл, с той поры так по свету скитаюсь. Благодарствую. – Василий поклонился, начав спокойно складывать поленницу. – Не так давно мою невесту жестоко убили. На моих глазах, за отказ прелюбодействовать с ворами. Кишки выпустили. Каково? Разве молитвы вернут мне ее?! Или как?!
Хозяин перекрестился, в его глазах мелькнул ужас.
– Она носила мое дитя… я до сих пор не могу прийти в себя, с такого.
– Как ее звали—величали? – Спросил христианин, вытирая крепким кулаком мужскую слезу. На щеке остались следы сажи. Волосы мужика растрепаны, – точнее, взлохмачены после кормления кур в курятнике. Гвелд понял: он прощупывает почву, лезет не в свое дело. Ладно… пройдет, отстанет с расспросами. Это уже начинает даже злить. Кто, откуда. Дали соседнюю избу и все! Дотошные люди.
– Ирина… – Кельт закрыл глаза, почувствовав сразу, как к горлу подступают слезы. Не хотелось оживлять воспоминания, но Василий вспомнил все, – от начала до конца, в мельчайших подробностях. КАК же ему хотелось убежать куда подальше! Но… страна есть страна, такой народ здесь. Все должен знать. Дрова на этой почве хотелось выкинуть подальше. Понимал: имя настоящее пришлось изменить на русское, иначе он себя выдаст.
