Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Введение
Привет, меня зовут Лера. Мне 26 лет. Год назад я узнала, что у меня тревожно-депрессивное расстройство.
Но начать, думаю, стоит с того, что мне в определенном смысле повезло. У меня много знакомых и друзей, окончивших психологический факультет. Частые разговоры о ментальном здоровье избавили меня от предрассудков, которыми полнится наше общество.
Год назад я впервые обратилась к психиатру. Я начала планировать свое самоубийство, и в какой-то момент в голове проскочила одна здоровая мысль, которая не возникла бы у меня, если бы не окружение психологов. Я подумала: «Так быть не должно. Мне надо обратиться за помощью».
Я до последнего сомневалась, что мне нужно именно к психиатру. Но к этому отрезку жизни я уже имела опыт общения с психологом и психотерапевтом. С обоими не вышло ничего толкового: на всех сеансах я рыдала без остановки. К психологу я перестала ходить, когда она сказала, что не знает, что со мной делать. С психотерапевтом мы перестали видеться, когда у меня прозаично закончились деньги.
Перед встречей с психиатром я ужасно нервничала. В моей голове это было последним шансом что-то изменить. Я не хотела того, что могло произойти, если бы врач мне не помог. Привычка заботиться в первую очередь о других, а не о себе сыграла и здесь: я не хотела умирать, потому что некоторые люди могли расстроиться.
Сеанс у психиатра не был похож ни на что. Это был полноценный прием у врача, но спрашивали меня сразу обо всем: как проходили роды, как я сплю, что снится, есть ли проблемы с ЖКТ, со скачками настроения, в какое время дня мне тяжелее всего, какие мысли посещают меня регулярно, сложно ли мне заниматься бытовыми делами. С ней мы раскрутили клубок моих проблем и нашли отправную точку депрессии: когда мне было 14 лет, погиб мой лучший друг Валера.
По прошествии часа врач поставил мне диагноз, объяснил, что это, и добавил, что у меня тяжелая форма, справиться с которой можно только в стационаре психиатрической больницы. Я была к этому не готова, и она предложила попробовать таблетки.
На этой первой схеме лечения я продержалась шесть месяцев. С таблетками я узнала, что бывает по-другому: как хорошо не думать ежедневно о смерти; как приятно иметь силы встать с кровати и чем-то заняться; как здорово не ругать себя и не наказывать. Я впервые почувствовала, что у меня есть надежда.
Но осенью таблетки перестали действовать – я узнала, что бывает и так. К этому времени желание чувствовать себя нормально пересилило опасения по поводу больницы.
Эту книгу я начала писать сразу после того, как меня положили в стационар. Мне было важно зафиксировать то, что со мной происходит. Я надеялась, что после больницы я смогу дополнить книгу, но оказалось, что таблеток было настолько много и их доза была настолько большой, что я все забыла. Перечитывая свои записи, я не могла вспомнить, как я это писала, о чем думала и что имела в виду. В каком-то смысле я узнаю историю вместе с вами.
Депрессия – очень популярное заболевание. Я надеюсь, что эта книга поможет вам разрушить возможную стигматизацию психических расстройств, увидеть заболевания вблизи и узнать больше о людях, которые от них страдают.
Я постаралась наполнить ее своими ощущениями – от болезни, от других пациентов, врачей. Я постаралась написать о том, как бывает сложно сделать один-единственный шаг вперед. Я постаралась показать, что жизнь с депрессией превращает каждый день в испытание.
Я хочу поделиться личным опытом. Это мой путь, и мне за него больше не стыдно.
Часть 1. Больница
14 ноября 2020
Я заселилась в палату в четверг.
Этому предшествовали долгие годы отрицания, обесценивания, наказаний, импульсивных решений, попыток разобраться самостоятельно и со специалистами, регулярных походов по врачам, таблеток, удаленной терапии с психиатркой – все это в разной степени поспособствовало тому, что теперь поправить мое состояние возможно только в стационаре.
«Здесь никто не торопится»
На заселение у меня ушло 4 часа, большую часть из которых я провела в очередях в два кабинета.
Пока я ждала возможности подойти к окошку регистратуры и сказать, что я ложусь на госпитализацию, мы с Б осматривали всех вокруг. Б справедливо заметил, что, если бы каждый из пациентов пришел в одиночестве, очень сложно было бы сделать какие-то выводы. Но все были с сопровождающими.
Отец с дочкой сели за стол и отвернулись друг от друга. Почти сразу он достал ноут и углубился в работу. Порой заводил разговор на узкую научную тему, а в итоге ушел, не дождавшись заселения дочки, потому что «работа не двигается, а успеть надо многое».
Мать с двумя взрослыми сыновьями оформляла одного из них и говорила ему, куда он сунул документы, куда ему идти, когда сдать куртку в гардероб; второму, который почти все время спал, говорила – идти или оставаться на месте. Она стучала каблучками и даже вступала в спор с медсестрами.
Другой отец плохо говорил по-русски – он пытался оформить своего сына, и у него с медсестрой ушло много времени на то, чтобы понять друг друга. Но никто не кричал на него и не раздражался.
Трое друзей плюс-минус моего возраста выглядели интересно: у парня – осветленные брови, порванные в разных местах носки, зимняя обувь с вырезанным задником, ставшая шлепками; девушка – с растрепанными волосами, в мужской дубленке оверсайз выглядела маленькой и хрупкой, но, когда ей позвонили, она кричала в трубку матом, а после пересказывала несколько раз своим друзьям все детали этого звонка; другая девушка была одета многослойно, все тона темные и приглушенные, она вежливо говорила и наблюдала за всем происходящим – если бы не возраст, я бы решила, что это их мама. Б думал, что госпитализируется парень, а я – что девушка в дубленке. Но оказалось, что ложится самая тактичная и спокойная из них.
Когда собралась большая очередь, зашел мужчина с портфельчиком. Он был один, стоял посреди коридора и откровенно нервничал. Я отвернулась на секунду, а когда повернулась – он уже сидел у окошка регистратуры и обращался ко всем, перед кем он влез: «Здесь никто не торопится – торопиться уже некуда. Но вы не переживайте, всех успеют принять, они умеют это делать», – и засмеялся. Никто не стал с ним ругаться.
М.
У дверей моего отделения меня встретила медсестра. Она повернулась, чтобы проводить меня в женский блок, и увидела девушку, которая выскользнула оттуда. Как я позже узнала, эту пациентку зовут М. (мне кажется правильным не называть имена). Она не совсем подходит под профиль отделения: у нее стеклянные глаза, отрешенные интонации и голоса в голове. Пару раз я слышала, как она с ними ругается.
В основном М. стоит у дверей блока (в них большое стекло) и смотрит в коридор. Когда ей удается выскочить, она подходит к таким же дверям отделения и смотрит наружу. Я не знаю, делает ли она что-то еще, но все медсестры, которых я пока встретила, чуть ли не кричат на нее.
Она часто ходит с литровой бутылкой воды «Шишкин лес», которую она смяла (так удобнее наливать воду из кулера), но я еще ни разу не видела, чтобы она что-то ела в столовой. Накануне вечером она подошла ко мне и спросила, нет ли у меня чего-то сладкого. Я принесла ей конфеты. Сегодня в обед она попросила принести ей два ломтика хлеба.
Из-за нее женский блок открывается только для приемов пищи, поэтому водой на всякий случай стоит запасаться при любой возможности.
Так вот, когда я только переступила порог отделения, медсестра накричала на М. и пригрозила ей вязками. Благодаря этому я узнала первое правило – без разрешения блок покидать нельзя.
15 ноября 2020
Самое важное место во всем блоке
Бросив вещи на пол в палате, я сразу пошла в туалет. Дверное стекло очертило для меня кадр из фильма: светлые больничные стены, белые кабинки, девушка в халате стоит ко мне спиной и курит, глядя на серый вид за окном. Когда я зашла внутрь, она обернулась и улыбнулась, но ее глаза оставались печальными, отчего и улыбка выглядела грустной. Она представилась и спросила, курю ли я.
Нет.
Ее брови чуть приподнялись, и она спросила, не беспокоит ли меня этот запах.
Все в порядке.
Туалет – самое важное место во всем блоке. И этому есть несколько причин.
Во-первых, это единственное место, где можно курить. У меня нет такой привычки, но это не имеет значения – от волос и всей одежды тянет. Окно всегда открыто, но запах, кажется, въелся во все поверхности. В любое время суток дым чуть искажает видимость.
Во-вторых, это то место, где, хочешь не хочешь, все сближаются. Кабинок всего две, они не закрываются на замок. Чтобы понять, есть ли внутри кто-то, некоторые наклоняются, чтобы увидеть ноги, а некоторые просто открывают дверь. Невозможно не сблизиться, когда вы все в разной степени страдаете от побочек: пока у тебя крутит живот так, словно ты сейчас принесешь унитазу в дань все внутренние органы, в соседней кабинке девушка, которая едва передвигает ноги от усталости, стонет и блюет.
В-третьих, это идеальное место, если хочется пообщаться. Тут сидят на всех поверхностях – и на подоконнике, и на плитке, ограждающей шланг для мытья ведер, и на полу. Почти всегда здесь кто-то есть, хотя сигареты не в свободном доступе: чтобы получить одну, нужно подойти к кабинету персонала и попросить – дальше все зависит от настроения медсестры. Кто-то ходит курить каждые полчаса, кто-то – пару раз в день.
Вчера утром мне хотелось пообщаться и я пришла туда постоять у окна. Свободного места почти не было. Зашла М. и спросила, нет ли у кого сигареты, потому что ей не дали. Одна девушка предложила поискать на шкафчике. М. вытянулась, пошарила рукой, уронила окурок на пол. Спросила, курил ли его кто-то. Та девушка сказала, что ее угостили, а она не докурила. М. что-то промычала и подожгла сигарету.
Постепенно все ушли, и мы с той девушкой остались вдвоем. Она выглядит молодо, но в волосах сверкает седина. Она бросила в мою сторону пару быстрых взглядов и задала несколько вопросов. Я ответила. Она затараторила, рассказывая, как она оказалась здесь. Кажется, ей было особо неважно, что я скажу ей в ответ.
Последняя веская причина называть туалет главным местом: тут есть биде. Обалдеть, да? Я в восторге. Предмет роскоши стоит рядом с раковиной и прячется за занавеской для душа, вокруг него нет даже стен. Это первое место, где я его опробовала, и мне страшно зашло.
Жаль, что вежливое общение часто не входит в список корпоративных ценностей
Мне кажется, что у людей в нашей стране есть такая коллективная травма – ожидание, что «тетенька из регистратуры» найдет причину наорать на тебя. Есть ощущение, что для нее ты никогда не сможешь быть достаточно нормальным/зрелым/умным, что ты всегда вынуждаешь ее, бедную женщину, срывать голос.
И здесь, когда я что-то понимала не с первого раза, я мысленно готовилась к тому, что сейчас-то женщина из регистратуры побьет меня как глупую собаку, тем более что вида она была «того самого» – полная девушка с тонкими поджатыми губами и волосами, стянутыми в тугой хвост. Но она, разрушая все стереотипы, из раза в раз все мягко повторяла.
Звоня в отделение по три раза в день, я заранее надевала свою лучшую броню, чтобы ни одно грубое слово не проскочило; я ждала, что на меня накричат за тупые вопросы, но люди на том конце оставались тактичными – такими, что не было чувства, словно они выдавливают это из себя.
Это может быть парадоксально, но, по крайней мере пока, это очень комфортное место, где даже охранники знают, как важно быть вежливыми.
16 ноября 2020
«Вызывает азарт, да?»
Медсестра разбирала вещи вместе со мной. Таблетки, маникюрные ножницы, пинцет, вилка, щипчики, бритва, зеркало (она сказала, что оно красивое) – все отправилось в ее пакетик на хранение. Она спросила, склонна ли я к самоповреждению и, не услышав достаточно быстрого ответа, забрала еще пилочку для ногтей.
– Двери палат наполовину стеклянные, не закрываются.
– Окна высокие, не открываются. Чтобы проветрить комнату, нужно взять длинную палку с металлическим крюком и подцепить ручку форточки, находящейся под самым потолком.
– Во всех палатах, во всех помещениях есть камеры (в туалете не смотрела).
– Кабинки в туалете не закрываются, на окнах решетки.
– Душевая работает 2 часа утром и 2 часа вечером. Дверцы на магнитах, крючков нет.
– Есть большое настенное зеркало в душевой и не такое большое – в общем помещении, напротив поста медсестер.
– В столовой нет ножей и вилок, только ложки.
– Во всех комнатах/кабинетах, помимо палат, нет дверных ручек – они открываются специальным ключом, который есть только у медперсонала.
С соседкой по палате обсуждали, как это все интересно. Ей 18 лет, у нее было несколько попыток суицида, она лучше меня разбирается в анатомии и лекарствах, а отсюда выписалась месяц назад, но вернулась снова, потому что «октябрь выдался тяжелый». Она улыбается много, но сил у нее совсем мало – как у всех здесь. Сошлись мы, конечно, на том, что выход можно найти из любой ситуации. Она широко улыбнулась и произнесла своим звонким голосом: «Но это вызывает азарт, да?»
Я нахожусь в крупной психиатрической больнице. Чтобы лечиться здесь бесплатно, нужно пройти комиссию, которая будет решать, достаточно ли сложный у тебя случай.
Так вот,
плюс: прошла на бюджет
минус: в психиатрическое отделение
Соседка хотела показать мне фотку, как она лежала с кислородом, пока болела ковидом, но случайно свайпнула, пока передавала телефон, и я увидела ее нюдес из ковидария. Надеюсь, она не убьет себя после этого.
Итак, анонсирую программу на сегодняшний вечер:
17.30 – ужин.
После все дружно идём за таблеточками, а потом устраиваем тусу в честь дня рождения чудесной девочки.
Чтобы она перестала думать о самоубийстве хотя бы на один вечер, подарила ей большой пакет какао, она обрадовалась – я такой ее еще не видела
Тревога, кажется, именинница ко мне подкатывает
17 ноября 2020
Она лежит здесь 8 раз, а я лежу в 8 палате… Чувствуете?
Все началось с того, что как-то за обедом она сказала: «Это самый красивый чайный пакетик, который я видела в своей жизни». Я улыбнулась и после принесла ей попробовать. Следующим утром она, проходя мимо, обронила: «Спасибо, это было вкусно».
Во время завтрака она заглянула в мою чашку и поинтересовалась, что это я пью. Услышав «матча», она заключила: «Значит, ты любишь странные напитки».
Как-то она зашла к нам в палату и сказала, что у нас очень уютно и ей хочется сюда переехать. Я, поддерживая шутку, одобрила это. Она сказала, что ей неловко (хорошо, что сказала, – очень трудно читать эмоции людей под таблетками), но нет ли у меня еще чего-то вкусного попить. Я дала ей пакетик какао, и она обняла меня.
Поздним вечером, в зеленом свете ночников, она подозвала меня чуть хриплым голосом: «Какая у тебя красивая подвеска». Я подошла ближе и затараторила, рассказывая, откуда она, из чего она, за сколько она, как давно она. А она взяла ее в руки (длина цепочки – 45 см, так что вы можете представить, насколько это было близко) и покрутила.
Я знала, что в понедельник у нее день рождения, и очень хотела ее поддержать, потому что каждый раз, когда я видела ее рядом с медсестрами, до меня доносились ее фразы, сказанные будничным тоном: «В принципе, хочется себя уже убить», или «Мне весь день очень грустно, дайте мне что-нибудь», или «Я так больше не могу».
Вчера она зашла к нам в палату и объявила, что после ужина приглашает нас на тортик. Я вручила ей пакет какао и показала тюбик хны, а моя соседка предложила ей выбрать фильм из тех, что она скачала на жесткий диск (там примерно террабайт фильмов, и она не отпускала именинницу, пока не зачитала ей ВСЕ названия; за пять минут до этого она зачитывала их мне, так что тут я расслабилась).
В назначенный час я тусила в курилке с чашкой чая, думая, будем ли мы сидеть с тортиком прямо тут. Но очень скоро я поняла, что задумывалось все это в другом формате.
В курилку заглянула моя соседка и сказала, что сбор в нашей палате. Кроме меня, никто не сдвинулся с места. Оказалось, тортик мы должны есть втроем – именинница, соседка и я.
«Одни плюсы», – скажете вы.
«В принципе, да», – с нервным смешком скажу я.
Я активно ела тортик (благо у меня сейчас очень удачный для этого период постоянного желания жевать), а девушки вели вежливую беседу. Оказалось, моя соседка снимает квартиру вместе с подругой, в которую именинница долгое время была безответно влюблена. Как только это обстоятельство выяснилось, именинница поспешила сказать, что она уже давно ничего к ней не испытывает, – и скушала последнюю малинку с тортика. Я поняла, что она своего не упустит.
Итак, последняя малинка с тортика исчезла вместе с моим спокойствием.
Знаете, бывают такие ситуации… Звучит как подводка к шутке, но разорвет в конце только меня – от стыда. Так вот, бывает, что вроде бы ничего такого не произошло, но хочется вдруг в секунду тишины прокричать: «Я в отношениях», – причем без разницы, правда ли это.
Именно это состояние охватило мое тело, но крик вышел наружу нервическим смешком. Тортоедение было закончено, пришла пора приступать к фильму. Я пропищала («Может быть, подключить кабель к телеку и позвать всех?»), но именинница была неумолима – смотрим тут, втроем, на этой кровати. А потом добила меня: «А ты еще предлагала хной порисовать».
Я поняла, что мой патронус был бы овечкой, и поблеяла на пост медсестер клянчить ножницы, чтобы обрезать краешек пакетика хны. Сначала, конечно, пришлось объяснить:
1. Что это
2. Зачем
3. Ну выдумщицы
4. А еще раз что это
5. Белье испачкаете
6. Щас дам вам ножницы
Протянув режуще-колющую запрещёнку, медсестра стала так пристально смотреть на меня, что у меня сложилось ощущение – именно ее взглядом тут все сейчас и покромсается.
К моему возвращению в палату уже были подготовлены киноэкран (ноут поставили на стул перед кроватью), кинозал (посередине кровати, к моему облегчению, была соседка) и киноатмосфера (свет выключили). Я проблеяла что-то о том, что плохо рисую, мол, сначала потренируюсь на себе.
Далее в течение часа я так усердно себя разрисовывала, что все признали – рисовать кому-то еще я не смогу, а смогу только сидеть и подсыхать. Соседка взяла у меня хну и нарисовала себе гребанный шедевр на одной ноге, потом на другой, потом на третьей – ноге именинницы.
Все было чудесно и мирно. Мы смотрели «Дьявол носит Prada», иногда с другого конца кровати до меня долетали комплименты вроде «как красиво», и я понимала, что никакой человек в адекватном состоянии про мою мазючку так сказать не может.
Но фильму, как и всему в этом мире, суждено было закончиться. Зажегся свет, в палату вернулась реальность, в которой у меня через двадцать минут – укольчик на ночь, а хна еще не высохла.
Пока дамы орудовали феном, я размашисто ходила по комнате и пробовала все способы сразу – собственно, ходить, дуть, аккуратно убирать ватным диском, неаккуратно убирать салфеткой, подтирать ватными палочками. В конце концов, я ушла на свою кровать и обложилась преградой в виде всякого вида ваток.
И тут…
Именинница села напротив меня и поначалу занималась своим рисунком, но буквально через пару минут наклонилась вперед и стала помогать мне снимать хну с пальцев правой руки. Я дружелюбно улыбнулась (всегда так делаю, когда возникает какая-то угроза). После ее рука уже знакомым жестом переместилась к кулончику на шее. Она потеребила его и, не получив никакой реакции, встала и отошла.
В этот момент через дверное стекло я встретилась взглядом с медсестрой. Ее взгляд сначала скользнул по палате без интереса, но неожиданно забегал по нам всем. Она зашла в палату, и пришлось пояснить:
1. Что это
2. И сколько будет держаться
3. Белье испачкаете
4. Да
5. Белье точно не испачкаете
6. Красота какая у вас (к девочкам)
7. Мм (ко мне)
С приближением часа таблеток вся фривольная атмосфера выветрилась из палаты. Я отстояла в очереди своё, выпила все, что требовалось, и уже направлялась мимо именинницы, стоящей следующей, к процедурному кабинету – ждать укольчик. Но медсестра окликнула меня на полпути. Она была одна и как будто очень торопилась поскорее начать сидеть всю ночь на своем посту, поэтому решила сделать мне укол просто стоя перед всей очередью. Именинница что-то кричала мне в спину (или попу), а медсестра подбадривала: «Да они завидуют», «Я своей широкой спиной все закрыла».
Сегодня во время тихого часа, примерно в 15.20
Я выходила из туалета, именинница шла в свою палату – момент максимально лиричный, финальная сцена любого стоящего фильма. Я почувствовала, что она смотрит на меня, и на долю секунды наши взгляды встретились. Она сказала: «Ты похожа на солнышко».
И мы разошлись, зная, что ничего больше не будет…
Le fin
18 ноября
Гадание на тапочках
Моей первой соседкой была киргизка 49 лет. Она приехала сюда из Сургута.
Ее выписали уже на следующий день, но мы успели пообщаться до той степени, когда она просит номер телефона, а тебе неловко отказывать, хотя непонятно, зачем он ей нужен (созванивались уже дважды).
Мы познакомились, когда она зашла в палату, а я сморкалась, прячась за шкафом. Она испугалась, что у меня грипп – сразу закрыла нос и рот кофтой, но быстро расслабилась, когда я сказала, что всего-то говорила с лечащим врачом.
Мы обменялись общими фразами для начала, а оставшийся день она подходила и рассказывала, как ее поразили вещи, которые она узнавала, находясь здесь на лечении. Например, что «такие, как мы» на дело, которое занимает один час, можем потратить не один день.
Я все пыталась сказать, как меня восхищает, что и она, и ее семья отнеслись к этой ситуации серьезно, без обесценивания, но она плохо понимала по-русски, а я не смогла сформулировать это достаточно мягко.
Перед выпиской она сильно переживала и у нее разболелась голова – таблетки не помогали. Я помогала ей собирать вещи, а в минуту передышки она сказала, что может погадать по моим тапочкам.
Как это?
Она с улыбкой и сильным акцентом сказала, что в Сургуте она «прыдпрыниматель», занимается продажей обуви. Мне страшно понравилась эта формулировка. Она опустила глаза и начала: «Я вижу, что эта обувь новая. Выпущена пару месяцев назад. Стоит дороже 300 рублей, потому что на ней много красивого меха. Из меха торчат уши, это говорит о том, что следующий год – год Быка».
Не обманула.
19 ноября 2020
Как нестреляная птица постельное белье меняла
Это началось, когда я спросила у опытной соседки, как получить чистое постельное белье…
Хотя нет, простите, на самом деле все началось с того, что еще с раннего детства я не чувствовала себя достаточно чистой, благодаря чему мое настроение всегда сильно зависело от гигиены.
Из-за этого я задала знающей соседке, то бишь стреляной птице, уже известный вам вопрос. Я не хотела пускать это процесс на самотек, его детали для меня были очень важны. И по ее словам все, казалось, совсем просто: когда хочешь, относишь белье, берешь новое.
Выходя из столовой, я предупредила медсестру о своих намерениях, ведь для меня придется снова открывать дверь женского блока. Она сказала: «Да ради бога», – что я посчитала хорошим знаком.
Я зашла в палату, взяла уже подготовленную охапку грязного белья и подошла к дверям, ожидая, когда кто-нибудь мне откроет. Рядом, конечно, стояла М., ждущая ровно того же. Она сразу спросила: «Ты что, выписываешься?» Это меня слегка встревожило, но я быстро нашла оправдание ее словам: наверняка никто тут не меняет белье, потому что ни у кого нет на это сил. В душевой по этой же причине не бывает очереди, хотя кабинок всего две.
Дверь открыла самая говорливая медсестра – именно говорливая, а не разговорчивая. Я не раз пыталась поддерживать с ней диалог, но она никогда не показывала, что слышит, что я говорю.
Однако день сегодня особенный: во вторник и среду нам в разном виде давали солянку, которую едят только те, у кого наглухо отбиты побочками все рецепторы, и мы знали (благодаря календарику моей страшно опытной соседки), что ее же, недоеденную, дадут в пятницу. А сегодня, получается, день, когда солянка вбирает в себя все омерзительное, что есть в отделении, чтобы завтра вывалиться на тарелки финалистов по тяжести состояния – которым все равно, что с ними станет после этой пищи.
Я сказала этой медсестре, что хочу поменять белье. А дальше все как в мюзикле.
Она: «А когда ты меняла его?»
Я: «Неделю назад».
Она: «Ой, это рано слишком».
И еще три медсестры, стоящие у стеночки: «Слишком рано».
Я: «А как часто надо?»
Она: «Раз в десять дней».
Три медсестры: «Раз в десять дней».
Она: «Я завтра собиралась к вам приходить за грязным бельем, мне так удобно».
Медсестры остались позади, поэтому дальше без подпевки.
Я: «Если вы будете менять белье завтра, то когда будет следующий раз?»
Она: «В следующую пятницу».
Я: …
Она: «Мне так удобно».
Я: «То есть через неделю?»
Она: «Да».
21 ноября 2020
«После этого мне очень долго хотелось жить»
Мне очень повезло с палатой. Высокие окна выходят на болотного цвета речные воды, вдоль набережной без остановок скользят машины, а чуть подальше – серые многоэтажки, в это время года сливающиеся с небом.
Мне сказали, что все палаты по моей стороне – повышенной комфортности, они рассчитаны на 1–3 человек, в некоторых есть отдельный санузел. Обычно в них кладут платников, но сейчас такой период, что мест не хватает и на это уже не смотрят.
Меньше повезло тем, кого поселили в палаты напротив – для бюджетников. Их окна, хоть и такие же большие, выходят на больничный двор и путаную вереницу корпусов. Они рассчитаны на пять человек или больше.
Нас в палате теперь трое. В среду к нам подселили еще одну девочку 18 лет, поэтому теперь первую соседку я буду именовать А., а эту новенькую – К.
В момент знакомства К. долго и пристально смотрела на меня, услышав, сколько мне лет. Буквально через несколько секунд она сказала: «Пытаюсь понять, пиздишь ты или нет». После ужина я узнала, что могло бы быть в случае вранья. К. поделилась с нами, что хочет забить стрелку «самой-крутой-девчонке» из-за какой-то фразы, хотя мне показалось, что она просто не так ее поняла.
На самом деле К., конечно, не агрессивная и не злая. Она очень уязвима, поэтому и сказала мне в какой-то момент: «Можно я похожу за тобой пару дней?»
Конечно, это не проблема.
По моему ощущению, когда мы с А. были в палате вдвоем, она была идеально заполнена. С прибытием К. всего вдруг стало много, и ощущение другого человека подошло вплотную к моим личным границам. Но за пределами палаты меня это нисколько не волнует, как не волновало, что она действительно ходила за мной везде, а когда не решалась на это, ее взгляд становился тяжелым и быстро перебегал с одного предмета на другой, так что я звала ее с собой – и она расслаблялась.
К. обычно говорит много и тихо – мы все время переспрашиваем. На следующий день, в четверг, ей привезли модем, и она стала говорить еще больше – только не с нами. Я даже не успела устать от этого, как ее приплющило таблетками, и теперь она все время спит. Серьезно, она встает только ради приемов пищи и бодрствует вечером около двух-трех часов.
Спонтанно в день ее прибытия у нас получился вечер знакомства. Девочки увлеченно рассказывали друг другу про свои попытки суицида, и там не было распиаренных порезанных поперек вен. К. рассказала, как целенаправленно вышла в окно с 9 этажа, когда ей было 12 лет, – ничего себе даже не сломала. «После этого мне очень долго хотелось жить». Они обсуждали, какие пробовали таблетки и в какой дозировке (об этом я, конечно, писать не буду). То, что сейчас они живы, – это совпадение множества факторов, если вы верите в совпадения, или чья-то сильная рука, вытянувшая их из омута в последний момент, если вы верите в высшие силы. Мне хочется верить только в одно: что они смогут жить той жизнью, о которой мечтают.
22 ноября 2020
Интересный факт, проспонсированный тревожностью: чтобы в каталоге "ТВОЁ" дойти до товаров от 500 рублей, нужно просмотреть 39 страниц
23 ноября 2020
Мой лечащий врач – довольно строгая женщина около 40 лет. В общем-то «строгой» я ее называю лишь потому, что она всегда требует от меня четкого ответа на вопросы, а волны пространных размышлений часто уносят меня в открытое море, так что это даже хорошо.
В какой-то момент, возможно, чувствуя, что нужно наработать некоторый кредит доверия, она рассказала про ранние годы своей практики. Тогда она уже получила общее медицинское образование, но еще не прошла и, возможно, даже не выбрала интернатуру по специальности «Психиатрия».
