Без грима

Глава 7

Вскоре лейтенант Садовников навестил его еще раз и принес ему следующую новость – было окончательно установлено, что авария произошла из-за неосторожности погибшего Кравцова, и, за отсутствием виновника ДТП, дело закрыли.

– Поправляйтесь скорее, – сказал лейтенант на прощание и неуклюже достал из-за спины букет разноцветных щетинящихся астр. – Сотрудницы нашего отделения просили передать вам это. Они смотрят вас в сериалах. Желают вам скорейшего выздоровления.

Подошедшая со шприцем медсестра извинилась перед Садовниковым:

– Простите. У нас перевязка…

– Передайте вашим женщинам от меня спасибо, – поблагодарил он лейтенанта на прощание.

Медсестра сделала ему укол и поставила букет в большую вазу на подоконнике, воткнув его среди стоящих там гладиолусов и роз. Его первые дни в ожоговом отделении были наполнены цветами. Люди, узнавшие о его несчастье, обрушили на него лавину цветов. Букеты были, что говорится «от и до». Прислали корзину от руководства театра на Литейном – внушительную, наполненную корректными гвоздиками вперемешку с розами. Коллеги передали элегантные герберы. Но больше всего цветов было от поклонниц: хризантемы, ирисы, орхидеи, розы, лилии, георгины в шуршащих целлофановых обертках. Он отдавал себе отчет в том, насколько сюрреалистично это зрелище – человек со спеленатой бинтами головой среди нежных соцветий гладиолусов и хризантем. Яков Карлович ворчал и заставлял сестер уносить цветы из палаты, но от этого их не становилось меньше.

Он всерьез подозревал, что всю оставшуюся жизнь цветы будут ассоциироваться у него с болью, но был благодарен судьбе за этот разноцветный и душистый поток – даря цветы, поклонницы выражали свою заботу и любовь, и он принимал их подношения с чувством глубокой признательности. Некоторые из букетов таили в себе записки, которые были написаны как будто одним человеком – девушки желали ему скорейшего выздоровления и признавались в любви. Однако и эти однообразные послания скрасили муки первых больничных недель.

Голос у Марины довольно невыразительный, но все же лучше, чем ничего.

– Вот, еще про тебя написали. Но фотографию разместили мою, – она уставилась в телефон.

Никогда еще средства массовой информации не проявляли к нему столько внимания, как после аварии на Выборгском шоссе – даже после выхода на экраны «Доктора Шестицкого». Статьи были самые разнообразные – маленькие, на полторы строки, заметки и большие публикации, иногда с иллюстрациями. Венчались они, как правило, заголовком вроде «Трагедия Лефортова» или «Лефортов между жизнью и смертью». Журналисты и блогеры освещали произошедший с ним инцидент подробно, обстоятельно и сочно, расписывая подробности аварии во всех цветах. Марина развлекала его тем, что читала ему эти опусы – почему-то из всех способов развлечь его она выбрала именно этот. Рвение, с которым она коллекционировала эту чушь, казалось ему чем-то сродни безумству.

– Почему фотография – твоя?

– А я дала им интервью! Вот послушай, – она стала читать: «Жена Игоря рассказала нашему корреспонденту, что в клинике, где находится Игорь Лефортов, делают все возможное для того, чтобы вернуть актера к работе, но его выздоровление займет много времени. Игорю потребуются несколько операций. Врачи затрудняются указать сроки, в которые он сможет вернуться в строй…»

– Понятно. Можешь не продолжать.

Заметка ему была неинтересна. Действие укола ослабевало, и каждое слово, произнесенное Мариной, гулко отдавалось у него в голове, причиняя мучения. Кровь, ударяющая в шейную ямку, грозилась, прорвав кожу, выплеснуться наружу.

– Это еще не все. Вот тут еще дальше: «Рассказывая нам о трагедии, постигшей ее мужа, Марина Лефортова не смогла сдержать слез. Она сообщила так же, что поток сообщений Игорю не иссякает. Поклонники желают своему кумиру скорейшего выздоровления, поэтому можно с уверенностью сказать, что у Игоря Лефортова по-прежнему, полный аншлаг…» По-моему, неплохо сказано. Но фотография не очень удачная, как ты считаешь?

– Заткнись, пожалуйста, – прошептал он. В нем закипала ярость к Марининой глупости, к военно-патриотическому идиотизму статьи, так жизнерадостно и оптимистично рассказывающей о его несчастье, ко всем этим безграмотным «тело знаменитости» и «полный аншлаг». Боль, лениво, как змея, зашевелилась в недрах тела, медлительно и сладострастно принялась разворачивать свои кольца.

– Что? – она не расслышала и наклонилась к нему поближе.

– Я попросил тебя заткнуться, – медленно, по слогам произнес он – Мне очень плохо. А ты думаешь только о том, как ты выглядишь на фотографии в интернете. Ты и сейчас, придя в больницу, зачем-то вырядилась, как на праздник.

– Я вырядилась, потому что у нас с тобой сегодня третья годовщина свадьбы, – ее голос задрожал.

Он, действительно, забыл о свадьбе.

– Да, двадцать второе сентября. Прости, запамятовал, – извинился он.

– Ничего.

Он посмотрел на нее, щедро залитую ярким больничным светом. Его Марина подурнела – под глазами у нее наметились припухлости, а уголки губ, вокруг которых, как скобки, залегли маленькие жесткие складки, немного изогнулись вниз, что придало ее лицу скорбное выражение и делало ее старше. В день, когда он встретил Марину, ее нежное личико с тонкими чертами и капризным ротиком показалось ему похожим на мордашку маленького эльфа. Сейчас же он видел перед собой не миловидного эльфа, а усталую бледную женщину. Яркие перламутровые тени на воспаленных веках и розовая помада лишь вносили в ее потускневшую внешность сумбур.

– А какая свадьба бывает на три года? – поинтересовался он.

– Кожаная.

– Как символично…

– Не говори глупостей. Главное, выздоравливай скорей, – отмахнулась она.

– Ты обиделась на меня? – спросил он ее.

Она ничего не ответила, а только часто-часто заморгала, не давая пролиться набежавшим слезам, и непонятно было – плачет ли она от жалости к нему или к себе. Он никогда не умел определить истинную причину слез своей жены. Возможно, в этом заключалась ее последняя для него загадка. Марина быстро протерла глаза, сверкнув сияющими красными ногтями.

– Ты не очень хорошо выглядишь, – сменил он тему. – Опять балуешься зельем каждый день?

– Нет, – сказала она, но на этот раз ему было понятно, что она врет. Он знал, что неприятные метаморфозы, которые претерпела ее внешность, вызваны приемом наркотиков, но обсуждать сейчас поведение Марины у него не было ни сил, ни желания.

– Ты береги себя, – посоветовал он ей только.