Воронята

8

Когда Блу медленно вышла из ресторана, тревога сменилась усталостью. Она сделала глубокий вдох и втянула прохладный вечерний воздух. Казалось, это была совсем иная субстанция, нежели та, что текла по вентиляционным трубам в «Нино».

Она запрокинула голову, глядя на звезды. Здесь, на краю делового района, уличных огней было недостаточно, чтобы полностью их затмить. Большая Медведица, Лев, Цефей. По мере того как Блу находила знакомые созвездия, ее дыхание становилось всё ровней и спокойней.

Цепь велосипедного замка была холодной. В дальнем конце парковки слышались какие-то приглушенные разговоры. Где-то рядом, за спиной у Блу, зашаркали по асфальту шаги. Даже когда люди передвигались тихо, они всё равно страшно шумели.

Однажды она поселится там, где сможет, выйдя из дома, увидеть одни только звезды – никаких уличных огней. Там она будет как никогда близка к тому, чтобы разделить материнский дар. Когда Блу глядела на звезды, что-то взывало к ней – нечто, что понуждало ее увидеть большее, осмыслить эту хаотическую россыпь, принять послание. Но у нее никогда не получалось. Блу видела только Льва и Цефея, Скорпиона и Дракона. Возможно, мешал недостаток горизонта и избыток города. А главное, Блу, в общем, и не хотела видеть будущее. Она хотела увидеть то, что было навеки скрыто от остальных – и, возможно, для этого во всем мире недостало бы магии.

– Простите, э, мисс… привет.

Голос был мужской, осторожный и местный – гласные казались словно сточенными по краям. Блу обернулась без особого рвения.

К ее удивлению, перед ней стоял Элегантный Парень, и при свете далекого фонаря его лицо казалось костлявее и старше. Он был один. Ни Делового Типа с Мобильником, ни грязнули, ни их агрессивного друга. Одной рукой он придерживал велосипед, другая лежала в кармане. Его неуверенная поза как-то не гармонировала со школьной эмблемой на груди, и Блу успела заметить протершийся шов, прежде чем парень поднял плечи под самые уши, как будто от холода.

– Привет, – сказала Блу, гораздо мягче, чем было бы, не заметь она прореху.

Она и не знала, что некоторые ученики Агленби носят подержанные свитера.

– Адам, если не ошибаюсь?

Он нервно и смущенно кивнул. Блу посмотрела на велосипед. Она и не знала, что некоторые ученики Агленби ездят на велосипедах, а не в собственных машинах.

– Я как раз ехал домой, – сказал Адам, – и заметил здесь тебя. Я должен извиниться. За то, что случилось. И я хочу, чтоб ты знала, что я не просил его об этом.

От Блу не ускользнуло, что его голос с легким местным акцентом был таким же приятным, как и внешность. Этот голос содержал в себе вечера в Генриетте, нагретые солнцем качели на крыльце, стаканы с холодным чаем, треск цикад, заглушавший мысли… Адам посмотрел через плечо, заслышав шум машины в переулке. Когда он вновь взглянул на Блу, его лицо оставалось настороженным, и она поняла, что это выражение – складка над бровями, сжатые губы – для него нормально. Оно идеально подходило чертам Адама, сочеталось с черточками вокруг глаз и рта. «Этот парень нечасто радуется», – подумала Блу.

– Очень приятно, – сказала она. – Но не тебе нужно извиняться.

Адам ответил:

– Я не хочу, чтобы вся вина падала на него. То есть… он был прав. Я действительно хотел поговорить с тобой. Но не… просто попытаться тебя снять.

Тут нужно было его прогнать. Но Блу озадачил румянец Адама. Его искреннее лицо, с иголочки новенькая, неуверенная улыбка. Его лицо было ровно настолько странным, чтобы ей хотелось на него смотреть.

На самом деле с ней никогда еще не флиртовал тот, кому она желала бы в этом удачи.

«Не надо!» – предупредил внутренний голос.

Но Блу спросила:

– А что же ты хотел сделать?

– Поговорить, – повторил он.

Это слово, произнесенное с местным акцентом, звучало долго и, казалось, значило не столько «поболтать», сколько «излить душу». Блу невольно посмотрела на тонкие, красивые очертания его губ. Адам добавил:

– Наверное, я всех избавил бы от хлопот, если бы просто подошел и заговорил с тобой. Чужие идеи всегда доставляют мне гораздо больше проблем.

Блу уже хотела сказать, что идеи Орлы доставляют проблемы всем окружающим, когда вдруг поняла, что Адам ответит, и она тоже ответит, и так может продолжаться целый вечер. Что-то твердило ей, что Адам – человек, с которым можно по-настоящему побеседовать. Внезапно в голове Блу зазвучал голос Моры: «Тебя ведь не надо предупреждать, чтобы ты никого не целовала, правда?»

И Блу послушалась. Как и заметила Нив, она была очень благоразумной девушкой. Даже самый лучший исход сегодняшнего вечера влек за собой одни лишь страдания. Она вздохнула и произнесла, ставя ногу на педаль:

– Если честно, проблема не в том, что он сказал. Проблема в том, что он предложил мне деньги.

Она подумала: главное, не представлять себе, каково это – остаться и поболтать с Адамом. Когда Блу не могла что-то себе позволить, хуже всего было растравлять себя мечтами и воображать, как это было бы.

Адам вздохнул, словно признавая ее право уйти.

– Он просто не понимает. В деньгах он ничего не смыслит.

– А ты?

Он смерил ее спокойным взглядом. Этот взгляд не оставлял места для глупостей.

Блу откинула голову назад и посмотрела на звезды. Странно было думать, что на самом деле они быстро неслись по небу: они находились слишком далеко, чтобы Блу могла заметить их движение. Лев, Малый Лев, Пояс Ориона. Будь на месте Блу ее мать, тетки и двоюродные сестры, сумели бы они, читая по небесам, увидеть то, что ей следовало сказать Адаму?

Блу спросила:

– Ты еще придешь в «Нино»?

– А меня готовы там видеть?

Она улыбнулась в ответ, и ей самой это показалось чем-то очень опасным. Чем-то, что не понравилось бы Море.

У Блу были два правила. Держись подальше от парней, потому что от них одни неприятности. Держись подальше от Воронят, потому что все они придурки.

Но эти правила как будто не применялись к Адаму. Порывшись в кармане, Блу достала салфетку и написала свое имя и номер домашнего телефона. С бьющимся сердцем она сложила салфетку и протянула Адаму.

Он сказал лишь:

– Я рад, что пришел.

И, повернувшись своим длинным туловищем, Адам покатил горестно скрипящий велосипед обратно по дороге.

Блу прижала пальцы ко лбу.

«Я дала парню свой телефон. Я дала свой телефон парню из Агленби».

Обхватив себя руками, она представила будущие объяснения с матерью. «Но ведь это еще не значит, что я стану с ним целоваться».

Блу подпрыгнула, когда задняя дверь ресторана приоткрылась. Но это был всего лишь Донни. Лицо у него прояснилось, когда он увидел Блу. В руках он держал заманчиво толстую тетрадь в кожаном переплете, которую Блу немедленно узнала. Она видела ее в руках Делового Типа с Мобильником.

Донни спросил:

– Ты не знаешь, кто это оставил? Это случайно не твое?

Сойдясь с ним в середине парковки, Блу взяла тетрадь и полистала. Страницы улеглись не сразу; тетрадь была такой потертой и толстой, что каждый лист претендовал на первенство. Наконец, подчинившись силе притяжения, она раскрылась посредине.

Перед Блу предстала мешанина пожелтевших вырезок из книг и газет. Несколько фраз были подчеркнуты красной ручкой, на полях виднелись комментарии («Пещеры Люрэй считаются мистическим местом? ворóны = вóроны?»). Тем же цветом кто-то составил и аккуратно заключил в рамочку список, озаглавленный «Топонимы валлийского происхождения в окрестностях Генриетты». Блу узнала большинство названий. Уэлш-Хиллс, Глен-Бауэр, Харлех, Макинлет.

– Я ее не читал, – сказал Донни. – Просто посмотрел, не указано ли имя владельца. А потом понял, что это… ну, твое.

Он имел в виду, что ничего другого не ожидал от дочки экстрасенса.

– Кажется, я знаю, чье это, – сказала Блу.

Никаких других мыслей, кроме желания еще немного полистать эту тетрадь, у нее не было.

– Я ее заберу.

Когда Донни вернулся в ресторан, Блу вновь открыла тетрадь. Теперь она могла не спеша подивиться плотности содержимого. Пусть даже его смысл дошел до нее не сразу, но само ощущение – да. Вышеупомянутых вырезок там было столько, что тетрадь не желала сохранять форму, если только ее не застегивали кожаным ремешком. Страницы, занятые этими вырванными и вырезанными отрывками, тянулись и тянулись, и перебирать их было несомненным тактильным удовольствием. Блу провела пальцами по разнородным поверхностям. Кремовая, толстая альбомная бумага с тонким, изящным шрифтом. Тонкая, коричневатая, с паукообразными буквами. Гладкая, утилитарно белая, с безыскусной современной печатью. Обтрепанная газетная, хрупкого желтоватого оттенка.

А еще были пометки, сделанные десятком разных ручек и маркеров, но все – одинаковым деловым почерком. Они кружили, указывали, подчеркивали – очень настойчиво. Кто-то составлял списки и чертил энергичные восклицательные знаки на полях. Противоречил сам себе и ссылался на себя в третьем лице. Линии превращались в штрихи, зарисовки гор, извилистые следы шин за быстроходными машинами.

Блу не сразу поняла, чему посвящена тетрадь. Ее содержание приблизительно разделялось на главы, но было ясно, что в некоторых разделах автору не хватило места и он продолжил где-то дальше. Была глава о силовых линиях – незримых энергетических потоках, которые соединяли паранормальные места. Была глава об Оуэне Глендауэре, Короле Воронов. Была глава, посвященная легендам про спящих рыцарей, которые лежат под горами и ждут пробуждения к новой жизни. Была глава, полная странных историй о королях, принесенных в жертву, о древних богинях воды и прочих старинных штуках, которые символизировали вороны.

А главное, тетрадь воплощала желание. Она желала больше, чем могла вместить, больше, чем можно было описать словами и проиллюстрировать диаграммами. Желание буквально сочилось со страниц, полных лихорадочных линий, взволнованных набросков, определений, набранных темным шрифтом. Было в этой тетради что-то болезненное и тоскливое.

Среди прочих каракуль выделялся знакомый рисунок. Три пересекающихся линии – удлиненный треугольник с клювообразными концами. То, что Нив нарисовала в кладбищенской грязи, а Мора – на запотевшей двери душевой кабины.

Блу разгладила страницу, чтобы получше присмотреться. Эта глава была посвящена силовым линиям – «мистическим путям энергии, соединяющим паранормальные места». Во всей тетради этот треугольник встречался снова и снова, рядом с кривоватым Стоунхенджем, странно растянутыми силуэтами лошадей, наброском кургана. Никакого объяснения к рисунку не прилагалось.

Это не могло быть совпадением.

Точно так же, как владельцем тетради не мог быть тот невозмутимый тип с мобильником. Он, вероятно, получил ее от кого-то.

«Возможно, – подумала Блу, – от Адама».

Он вселял в нее то же ощущение, что и тетрадь, – ощущение магии, больших возможностей, тревоги и опасности. Блу чувствовала себя так же, как в ту минуту, когда, по словам Нив, к ней прикоснулся дух.

Блу подумала: «Вот бы ты оказался Ганси». Но, едва успев об этом подумать, она поняла, что это неправда. Потому что, кто бы такой ни был Ганси, ему осталось жить недолго.