Земля-воздух-небо

7

Мы устроили лагерь посередине пустыни, в гиблом месте. Обозные машины привезли некоторый минимум строительных материалов, палатки, кухню, дизель-генератор, медпункт и всё такое. Мы построили неплохие сортиры на западной границе лагеря, потому что ветер постоянно дул с востока. Всё остальное было сильно хуже сортиров. Мы жили в армейских палатках на 12 человек, у каждого отделения была своя. Ночью в палатках было холодно, днём душно, и какие-то насекомые, какие-то жуки и скорпионы всё же приползли в лагерь, хотя своё дерьмо мы тщательно прятали. И змеи тоже появились. Кормили плохо. Раз в день полевая кухня варила из концентрата какое-то «горячее»: то ли суп, то ли кашу с мясом, ещё и хуй поймёшь с каким. Остальная еда выдавалась сухпакетами. В пакетах были солёные крекеры и сладкие шоколадные батончики. Уже на третий день задница слипалась от сахара. И если бы у меня не было сахарного диабета, то я бы точно его заполучил. Питьевую воду в бутылках выдавали по норме, три литра в день, и она быстро заканчивалась. С помывкой было ещё хуже. Нам привезли цистерну с водой, которая сразу же протухла. Первое время я пытался обливаться хотя бы такой водой дважды в день, но меня поймал Снег. Он сказал:

– Чечен, ты что, охуел? Это вся наша вода на неделю или, хуй знает, на две. Ты сейчас её на себя выльешь, а мы потом чем будем мыться и кухню мыть? Отставить лить воду! Умылся утром и нахуй от цистерны!

Пришлось подчиниться. Тем более по сути Снег был прав. И вообще, он был не таким уж говнюком, наш взводный. Вспоминая его сейчас, я думаю, что он был даже по-своему хорошим человеком.

Зато чего было много, так это боеприпасов. Ко всему выбранному нами дерьму-оружию нам выдали практически неограниченное количество патронов, гранат, мин и прочей взрывоопасной хуйни. Целые горы ящиков с боеприпасами лежали в «пакгаузах» – палатках, специально выделенных под хранение боеприпасов. Мы должны были отстреливать в день по тонне боеприпасов или что-то вроде этого. В этом и состояла наша задача. Отстреливать боеприпасы. Пристреливать своё оружие. Практиковаться в стрельбе. Кроме того, мы уже выполняли своё первое боевое задание, так как прикрывали собой какое-то «направление», а грохот нашей стрельбы должен был держать бармалеев подальше. Но «боевые» нам не начислялись, и оплата шла по прежнему, тыловому тарифу, как когда мы блаженствовали на базе, что, я считаю, было очень несправедливо.

Скелеты «Тойот Хайс» были приспособлены в качестве мишеней. Мы не только решетили их уже и так худые бока из стрелкового оружия, но и забрасывали минами и гранатами. Это оказалось весело. Ну то есть никаких других развлечений всё равно больше не было. Телефоны отобрали перед выездом. На самом деле половина бойцов всё равно привезли припрятанные гаджеты. Но толку в них было мало. В этом гиблом месте никакая сотовая связь, даже местная, сирийская, не ловила. Или у нас самих глушитель стоял? На планшетах можно было только играть в заранее закачанные игры, слушать музыку, смотреть фильмы и книги, тоже те, что загрузили заранее. Подзаряжать аппараты было можно, дизель-генератор давал электричество. Всё это я перенёс нормально, ещё на базе отвык заходить в социальные сети. Что там можно узнать? Какие-то люди, они живут там, в городах, со своими детьми и кошками, разговаривают о политике и экономике, а о чём могу им рассказать я? О том, как три сотни потных мужчин и несколько некрасивых женщин ждут боевого задания, а пока просто живут, жрут и срут и ещё пердят безостановочно? Вы скажете, что жизнь – она везде одинаковая. Что в городах тоже пердят. Да, пердят. Но только здесь, на войне, в военизированной части, на пороге смерти ты это как-то… ну по-настоящему чувствуешь.

Прошло две недели в лагере, который я для себя назвал «гиблым местом», хотя время показало, что я был не прав и это место было совсем, совсем не гиблым, а вполне нормальным таким местечком, к нему можно было даже привыкнуть, и мы уже начали привыкать, тело начало привыкать к тому, что его не моют, и покрылось уютной защитной корочкой, а еда… что еда, просто жрать надо меньше, ведь человек живёт не для того, чтобы жрать. Но вот мы расстреляли свои пакгаузы, и начальство решило, что пора двигать нас в дело. За две недели у нас образовался один убитый и двое тяжелораненых, из-за неосторожного обращения с оружием, а на самом деле потому, что оружие было дерьмовым. Миномёт разорвало вместе с миной. Оказалось, что раненым и жене убитого выплатят только половину страховки, так как страховой случай произошёл не во время «выполнения специального задания», а «во время подготовки, обучения и отдыха», и об этом тоже было написано мелким шрифтом в контракте, но кто же его читает, этот ёбаный мелкий шрифт.

Это был где-то двадцать второй или двадцать четвёртый день нашей командировки. Я тогда ещё не вёл записей, поэтому могу перепутать точные даты. В общем, мы наконец поехали на войну. Нас включили в штурмовую группу, которой командовали настоящие армейские офицеры. И в группе кроме нас были настоящие армейские подразделения. Какой-то спецназ, или десантники, или мотострелки. Ну и мы, наёмники, «солдаты удачи». Поэтому мы, конечно, шли первой волной штурма, вместе с тяжелой техникой. Ещё были подразделения сирийской армии. Но те вообще встали позади русских, чтобы потом квалифицированно сделать зачистку. В бой они галантно пропускали первыми нас.