Грамотеи

Часть первая. Куранты

Глава первая

Ничего не бывает без ничего:

– Просто так!

В том числе, совсем не случайно, а вполне назидательно и с дальним прицелом, говорят, провожая путника в дорогу, не только злые языки, но и вполне здравомыслящие люди:

– Кто прямо ездит, тот дома не ночует!

В том смысле, что никому ещё не удавалось обойтись без обходных маневров и поиска самой торного направления до цели.

Что ни говори, а сказано красиво!

Только вовсе не эти извилистые непрямые являются главным правилом для всякого неугомонного путника, вышедшего за порог. Есть нечто другое, требующее своего объяснения.

Ведь, дорога начинается у китайцев с первого ли.

А у нас косыми саженями уводит из привычных кругов сермяжной братии, в неизведанное будущее тропинка, убегающая вдаль прямо по тропке, берущей своё начало за околицей села.

И тот, с бамбуковой тростью, и этот другой – в косоворотке любой путь вполне могут осилить.

Но, как известно, сделают они это:

– Совершенно разными способами.

А лучше и быстрее этот подвиг получится только у человек, который на такую дорогу более решительно, чем другие, поставил свою пяту.

Он и дойдёт до цели, быстрее и проще, чем это получилось у его приятеля из числа других сподвижников, тоже поднявших пыль по первопутку!

…Про остальных путников, вставших на дорогу, чтобы её преодолеть, так твёрдо не сказать.

В лучшем случае достигнет намеченного финиша тот, кто не зря надеялся на свои две нижние конечности:

– Левую и правую.

А если он ещё и заливает в себя беспробудно, то и обе руки, уже давно привычные к занятиям такого рода, ползучими упражнениями.

Тем, что почерпнуты были разумным относительно, существом из мира не животных существ, а скорее наоборот:

– Из числа грамотных людей с общим средним образованием!

В остальных же подобных моментах добраться до конечной цели не возбраняется:

– И с посторонней помощью.

Точно при этом, с древнейших времён прекрасно и повсеместно известен постулат:

– Никто, будь он с костылём, с голыми пятками или в удобных кроссовках, не избежит основного правила, сопутствующего всё происходящее в любом движении.

Идти ему, ползти или ехать:

– От той пассивной, первоначальной точки, проследовать от которой необходимо к роковой окончательной отметке!

До той самой черты за горизонтом, что уже предначертана была, самой судьбой, ещё до рождения каждого из нас.

С педантичностью таблички на могильной плите, где указаны реальные, сбывшиеся координаты на индивидуальной карте жизни, и за которыми уже нет ничего:

– Вроде персонального конца света…

При этом, как и во всём другом, разными могут быть путеводители к знаниям, с помощью которых можно стать не просто умным, но и в меру начитанным.

Особенно теперь, когда, не смотря на свои миниатюрные размеры, самый обыкновенный электронный подсказчик выдернет по первому зову пользователя из сети Интернет всё, что только душа пожелает.

Вот как получилось, толкали вперёд науку, развивали кибернетику, а сыграли на руку неучу, создав для него:

– Готовую универсальную шпаргалку лишь в половину детского пальца толщиной!

Зато очень толстые учебники были для малых и больших:

– И не в такие уж и старые, времена!

Оттягивали они до земли ручки портфелей и лямки ранцев одинаково у двоечников, отличников или обладателей средних «троечных» оценок в дневнике.

К слову не лишним будет добавить вот такое наблюдение за окружающей действительностью:

– Не просто так, по милости природы и по мере развития человеческого сознания, толстели от одного учебного года к следующему триместру, печатные изделия с типографских конвейеров «Учебного педагогического издательства».

Говоря советским суконным языком:

«Учпедгиз»!

Точно по плану и при непосредственном партийном руководстве происходил в ту славную пору всеобуча, а потом и всеобщего среднего образования расцвет «Букварей», «Грамматики» и всего прочего.

В ту самую легендарную эпоху, когда простые честные педагоги, а заодно и карьеристы из числа последователи швейцарца (не путать со швейцаром) Иоганна Генриха Песталоцци старались, по возможности:

– Не только следовать в канве его учения о гармоничном развитии личности, но и двигаться ещё дальше.

Говоря не только обыденным русским, но и официальным, конкретным и обласканным прежними государственными устоями, языком:

– Мечтали дать каждому ученику в советской школе фундаментальное общее среднее образование!

Только природа не терпит пустоты:

– И если где-то очень много развелось одного житейского ингредиента, то обязательно в этой, когда в густой, а когда и в не очень наваристой, каше вдруг и перестанет хватать другого слагаемого!

Потому и плодились, наряду с толстыми учебниками, не менее объёмные сопутствующие официальной учёбе дополнительные материалы.

Только были они взяты уже не из личного читательского багажа самого ученика, а исключительно со стеллажей публичных библиотек.

И как довелось заметить:

– Были куда толще обязательных учебных пособий для того или иного класса (не путать с рабоче-крестьянским делением).

Видно это было:

– Особенно по такому учебному предмету, как литература!

Других особенностей пособий для изучения школьной программы более не наблюдалось:

– Хоть кути-верти, хоть стой, хоть падай на месте, но никуда при таком образовательном раскладе не пожалуешься.

Приходилось просто смириться:

– Коли заносили в обязательный список произведений для классного и домашнего чтения произведения тьмы-тьмущей всевозможных мастеров великого и могучего средства межличностного общения.

…Если утверждать от себя лично, к тому же делая это немного с гаком, то велели нам руководители партии и народа жить и действовать по заранее утверждённой школьной программе.

А это значит, ни много, ни мало:

– Изучать, практически всех авторов удостоенных государственной благосклонности!

И особенно тех, кто сумел, несмотря на прошлое своё дворянство и немалые чины, ещё и отличиться с гусиным пером в руках:

– Своим отрицанием того же самого проклятого царизма.

Вот от такого классика русской изящной словесности, однажды и пошли в народ всевозможные крылатые выражения.

Да и как не пойти, коли крылатым оказался не только текст, но и, даже название, этого бессмертного в веках произведения:

«Горе от ума»!

Не считая того, что выполняя домашние задания, ученики хвалили именно этого автора:

– Не только за лёгкость письма и краткость мыслей!

Особенно нравился господин Александр Грибоедов и прежде, да и теперь, нерадивым школьникам.

Правда, в основном за то, что он успел написать:

– Не так уж много текстов за свою, пусть такую, сравнительно недолгую, но вполне достойную деятельность на ниве дипломатического служения государству.

Одно такое утверждение с начальных классов, когда совсем не до глупостей было отрокам.

И всё же педагоги вдалбливали в головы представителей обеих полов утверждение литературного героя столь замечательного литератора и радетеля за интересы российского государства:

– Влюблённые часов не наблюдают!

И те, хотя бы на тройку в дневнике, но могли повторить за учителем столь сомнительное утверждение.

Уже потом, взрослея, некоторые убеждались все же и в обратном смысле процитированной строки комедии.

Происходило это не сразу.

Зато наверняка, когда каждый, пусть и не на своём скудном ещё жизненном опыте, а больше по рассказам старших и подсмотренных «горячих» сценах в кинофильмах, на сеансы коих «Дети до шестнадцати лет не допускаются».

И вот тогда уже точно никто не сомневался:

– Действительно, такой кавалер, одержимый любовной страстью к размалёванной дамочке, достоин всяческой похвалы со стороны окружающих представительниц прекрасного пола.

Такой не поведёт и бровью, даже когда над его ушами, утонувшими в пуховой подушке до самых щёк, вдруг назойливо и требовательно прозвучит бой курантов.

Иной вариант не рассматривается.

Особенно случай, при котором

– Так и не состоявшемуся счастливчику не желают отвечать противоположной взаимностью.

Глава вторая

И всё же, в любом законе обязательно отыщется исключение из общепринятых правил.

Как это на деле оказалось в судьбе самого младшего отрока из богатой скорее материально, чем морально, семьи сельских жителей Оглоблиных:

– Фомы!

Он не раз и не два угодил в такие переделки, каких не знавали ни Чацкий с его нелюбовью к звуку работающего часового механизма, ни весь, без исключения, ряд действующих лиц в не менее скучной для детского глаза книжке «про это» под названием «Милый друг».

…Да и что таить?

Ведь с малых лет Фома Оглоблин неделями мог подсматривать через оконное стекло.

Делал это со всем своим начинающимся мужским удовольствием.

Только наблюдал парень вовсе не за смутными тенями, мелькающими в окнах женской бани в субботнее принятие лёгкого пара.

Его основной интерес заключался увлечением как раз за иной заманчивой картиной.

Настоящее вожделение подросток получал, при наблюдении за тем, как свершалось чудо на циферблате трофейных, не известно как завезённых сюда, кем-то из успешных фронтовых командиров, так называемых, «тумбовых» часов.

Они были самыми большими в их деревне городского типа.

А чтобы пользовались замечательной вещью всем сообществом сельских жителей, то и установили раритет ни где-нибудь, а прямо в предбанники сельского учреждения омовения граждан

Там никто на них покуситься уже не мог.

Потому изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, под хрустальным стеклом происходит похожее действие.

С немецкой точностью указывает банный прибор точного контроля за происходящем.

Не даёт забыть:

– Когда следует звонить в победные даты.

Ради выполнения столь славной миссии на этом слоноподобном хронометре, отделанном европейским мастером настоящим дорогим красным деревом, как раз и делают свои методичные поступательные движения, круг за кругом неумолимые стрелки:

– Большая и маленькая!

…Привычка к такому занятию, вроде наблюдения в окошко за интересными вещами, не совсем привычному для сельского малыша, появилась у Фомы довольно рано.

С тех самых пор, как смог сообразительный ребёнок самостоятельно отличить один напиток от другого:

– Простую колодезную воду или наваристый компот из кастрюли, в которой варились сухофрукты, завезённые к ним в деревню городского типа из дальних мест южными торговцами.

При этом география появления именно урюка и всего прочего, являющегося производным с абрикосового дерева, а то и царского угощения – заготовленного для долгого хранения персика, имеет крайне существенное значение для всей судьбы недоросля.

И особенно важным для Фомы является и отсутствие подобного потребительского уважения к отменному полуфабрикату среднеазиатских садов, каким является курага:

– С её полным отсутствием твёрдого «сердечника».

И это заметно уже по нескрываемой тяге юного Оглоблина к конкретным составляющим частям этого, засушенного под азиатским жарким солнцем, сладкого плода:

– С его упоительной, тающей даже просто во рту, ароматной оболочкой, исключительно твёрдой косточкой и чудесным орешком, столь тщательно скрытым самой природой в глубине этого удивительного конгломерата вкуса, запаха и цвета.

Вот почему, не просто кружка компота «на третье», в ту босоногую пору, так повышала у настырного сладкоежки непередаваемое чувство аппетита за обеденным столом:

– Когда самому младшему по возрасту едоку приходилось бороться ещё и с обязательной программой в виде свекольного борща и жареной котлеты с картофельным пюре на второе.

Зато трудолюбие и аппетит, что демонстративно проявляет мальчуган с ложкой, над очищенными им, до блеска, чашками, всегда щедро вознаграждаются:

– Добавочной порцией компота!

К тому же, если бывает от показного усердия любимого внука особенно хорошее настроение у его бабушки Фаины Никулишны, то не постоит Фома и за другими результатами обеденного послушания.

Обязательно станет просить у неё заветную добавку кампота:

– Раз, другой и третий…

Уже и живот вздулся от непомерного вливания сладкой жидкости, а всё также горят огоньком жадности глаза едока, протягивающего кружку за очередной порцией.

Как тут уже не корили сладкоежку за его навязчивое «компотное» желание. А ему всё, как с гуся вода. Поскольку сам-то он прекрасно знает основную причину страсти:

– Это он так косточки с компота добывает!

Деликатеса, которого нет ничего вкуснее их на свете!