Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Суд над Кханком
– Давайте немного отвлечемся от Вальдераса… За что Нардх сослал отца Рагдара в Сариссу? Первый мечник… Помня древнеханшелльскую традицию решать поединками почти все вопросы, предположу, что умелые мечники при царях были на вес золота…
– Кханки – род древний, немногочисленный и загадочный. Они создали уникальную школу фехтования, традиции которой утеряны. И хотя они всегда были первыми мечниками, отношения с царями у них не ладились. Тарвелл, да и сам Рагдар исключениями не стали.
– К Рагдару мы еще вернемся, но что не так было с Тарвеллом?
– Фактов, которые бы объяснили внезапную опалу, у нас нет. Но обнаружена очень странная запись в книге царского распорядителя. Гласит она следующее: «Первый мечник Кханк направлен на почетную службу в Сариссу, потому что стал одержим Тенями».
– И что это значит?
– Никто не знает.
– Мой государь, – почтительно и неуверенно заговорил первый амир, склонив голову, в то время как владыка ульмийского царства Нардх Сакхара отвернулся к высокому окну своего теуна, – разоблачен еще один соглядатай Карагарта.
– И кто ж он? – царь спрашивал без интереса, как будто из вежливости, словно уже знал ответ.
– Как ты и предполагал, Шангар-младший, – мрачно ответил амир, – но мне очень трудно в это поверить, государь! Я его помню как человека, преданного царству!
– Но карагартцы могли узнать о переходе лунной каноссы только от него, Радхан.
– Да, государь, – еще больше помрачнел амир.
– Я понимаю, что тебя беспокоит, Радхан. Многие из предателей нашего царства – люди, которых ты считал своими друзьями и сподвижниками. Но радуйся: теперь ты знаешь их истинную суть. И не беспокойся, что мой гнев из-за их предательства обрушится на тебя!
– Государь, я не беспокоюсь, я только… – хотел объяснить Радхан, но царь его перебил:
– Из уважения к тебе и дружеским чувствам, которые ты питал к Шангару, я позволяю ему самому выбрать себе казнь. У него есть время до вечера. О чем еще ты хотел поговорить?
– Твой внук, государь. Он уже неделю в Ульме, а ты так и не соизволил принять его. Начинаются дурные разговоры, и его положение становится двусмысленным.
– Мой внук?! – В бесстрастном до этого момента голосе царя заворочалась глубоко скрытая ярость. – Этот бледнокожий ублюдок?! Я его видел издалека, копия отца!
– Не сочти за дерзость, мой государь! Хоть его рождение и не освящено халитами, но зачат он царским семенем, а выношен в царском чреве. Он рожден быть царем. Преступление его родителей – дело прошлого, а он – ключ к будущему! Пока он жив – никто не посмеет сказать, что династия Сакхара проклята гибелью наследников!
– Не смей на меня давить! – В глазах Нардха разгоралось безумие, которого страшились все царедворцы. – Не смей, если не хочешь разделить участь своего приятеля Шангара! Знаю, знаю я твои мысли! Мечтаешь поставить ублюдка на мое место!
Радхан вжал голову в плечи и опустил глаза еще ниже. Повисло нехорошее молчание.
– Ступай, – холодно приказал Нардх. – Я ценю твою заботу о династии. Но Вальдераса приму, когда сочту нужным – и ни мгновением раньше! Не вздумай меня торопить.
Ульм принял друзей холодно, не оправдав надежд ни на царские почести, ни на царскую милость. Первоначальный интерес к внезапно найденному внуку царя сменился опасливой настороженностью и ревнивым неприятием, которые усиливались с каждым днем пребывания Вальдераса при дворе.
Придворные оказались вовсе не сплоченными единомышленниками, пекущимися о благе царства. Очень скоро Вальдерас и его друзья убедились, что во дворце ведутся свои войны за влияние и место при царе, и даже за место его преемника. И эти войны в глазах придворных были намного важнее, чем те, на которых лили кровь солдаты.
Врагов у первого амира оказалось больше, чем союзников. Поскольку царевич стал важной частью его придворной игры, то недоброжелателей у Вальдераса появилось предостаточно. А так как царь совсем не спешил официально признать в нем преемника, союзники не давали о себе знать. Так Вальдерас и его друзья снова оказались в меньшинстве.
Новые политические игры, начавшиеся в мире сановников с появлением Вальдераса, отразились и на местной молодежи. Балованные сыновья могущественных вельмож, не знавшие битв, почувствовав негласное одобрение отцов, с удовольствием воспользовались возможностью продемонстрировать себе и всем свою объединенную мощь против приехавших из Сариссы провинциалов. Вальдераса они на всякий случай обходили стороной, но ловили моменты, когда его друзья появлялись одни.
Начиналось все относительно мирно. Местные заводилы – сыновья второго и третьего амиров, Тирхан и Тарлион, – попытались показать на тренировочных площадках свое превосходство во владении мечом. Но Рагдар, сын и преемник первого мечника ульмийского царства, в первых же поединках убедил противников, что его клинок – самый быстрый.
Превосходство провинциала во владении оружием разозлило недоброжелателей. В ход пошли языки – колкие намеки, грязные сплетни и обидные замечания под видом дружеских пожеланий. Бальвир, посчитав, что злопыхателей слишком много, оставался глухим, как будто ни единое их слово к нему не относилось. Однако Рагдар и Нартор не могли похвастаться такой же сдержанностью и начали огрызаться. Взаимная ненависть росла, и развязка не заставила себя долго ждать.
Тот день, как и многие другие, Рагдар и Нартор проводили в портовой таверне, подальше от дворца. Друзья пили крепкий арс, когда вошли четырнадцать вельможно одетых юношей. От них исходили угроза и уверенность в собственной безнаказанности. Местные женщины и завсегдатаи поспешили исчезнуть с их глаз. Компания направилась к столу, за которым сидели Рагдар и Клык.
– Кажется, по нашу душу, – шепнул Рагдар другу.
– Бить нас хотят, – ухмыльнулся тот.
– По моему знаку вали на них стол со всей силы.
Компания подошла.
– Эй, Кханк, я давно тебя хотел спросить… почему у тебя лицо смазливое, как у девчонки, а? – глумливо начал кривляться Тирхан.
– Он и целуется как девчонка, зуб даю! – вторил ему Тарлион. – Верзила, похвастайся, как он целуется, – обратился он к Нартору. – Небось сосет тебе не только язык и облизывает не только зубы…
– Вы же понимаете, что такие слова означают болезненные последствия для вас? – холодно поинтересовался Рагдар, силой вдавив обратно в скамью уже начавшего было подниматься Нартора.
– Последствия? – расхохотался Тирхан. – Зацелуешь всех нас до смерти? Девочка моя, боюсь, даже при всей твоей похотливости тебя не хватит на всех нас!
– И все же вам бы следовало извиниться, а потом пойти к Великой Ульме и отмыть свои поганые языки, – невозмутимо продолжил Рагдар.
– Я надеялся, что ты будешь разумнее и осмотрительнее в своих словах, но, похоже, в Сариссе не учат манерам. Ребята, кое-кого надо проучить!
Послышался звук вынимаемых мечей.
– Давай! – крикнул Рагдар, выплескивая остатки арса в глаза ближайшего противника.
В тот же момент Нартор опрокинул стол в сторону толпы со всей своей звериной силой. Друзья вскочили со скамьи, обнажая мечи. Воспользовавшись сумятицей, Рагдар, не раздумывая, рванулся к Тирхану. Пока тот соображал, какой блок поставить, Рагдар молниеносным диагональным ударом отсек ему руку, сжимавшую меч. Раздался дикий вопль, хлынула кровь, и Тирхан, побелев, повалился на пол.
Все растерянно замерли. Рагдар поднял отсеченную руку и сунул ее Тарлиону:
– Сейчас же забирай своего дружка и тащи к лекарям, пока не изошел кровью. И услышу подобное еще раз – отрежу языки. Всем.
Весть о том, что сын начальника дворцовой гвардии Сариссы искалечил сына второго амира, моментально облетела дворец. Второй амир жаждал крови и мести, но скрыл эти чувства благородной просьбой о царском суде. Рагдара заперли в дворцовой темнице.
Вечером Вальдерас принес другу лепешки, мед и виноград. Пока Рагдар ел, он внимательно вглядывался в его лицо сквозь решетчатую дверь – тот выглядел спокойным, как будто не сомневался в благополучном исходе этой истории. Сердце Вальдераса болезненно сжалось.
– Второй амир требует, чтобы тебе отсекли обе руки, – начал он рассказывать новости.
– Я рад, что он согласен оставить мне хотя бы ноги. – Рагдар обмакнул лепешку в мед.
– Ты… ты невыносим! Это ведь не шутки! Ты хоть соображаешь, что натворил?!
– А что я натворил?! – Рагдар стал серьезным и злым. – Что, по-твоему, я должен был делать? Если бы мы с Нартором просто стали их пугать мечами, то некоторое время, конечно бы, продержались. Но нас бы задавили числом. Подставиться под побои?! Мне уже не двенадцать, и меч у меня не деревянный. А главное – независимо от того, сбежали бы мы или попробовали драться, эта история бы длилась до бесконечности. Ну, ты сам, что ль, не помнишь, как было с Нартором?!
– И ты решил…
– Да! Я решил, что закончу это противостояние раньше, чем оно закончится нашим поражением. Неважно, как рассудит царь. Неважно, останусь я с руками или нет. Важно, что ни один подлец больше не рискнет распустить свой поганый язык в отношении кого-то из нас. Они знают, на что мы способны, – и это лучшая защита. Никто не рискнет остаться без руки.
– Я пытаюсь тебя защитить. Я просил встречи с царем, но он по-прежнему не желает меня видеть. Поэтому я послал за твоим отцом. А первый амир обещал похлопотать, чтобы суд состоялся не раньше, чем он приедет.
– Благодарю! – Рагдар протянул руку сквозь решетку, положил ладонь на плечо друга и стиснул его.
Вальдерас в ответ протянул свою и сжал плечо Рагдара.
– Я клянусь тебе, брат, – его переполняли чувства, а голос срывался, – я клянусь, что буду драться за тебя. Сейчас – и всегда.
– А я клянусь всегда драться за тебя. – Рагдар говорил серьезно, как никогда. – Но быть в меньшинстве – это судьба твоих друзей. С нами по-прежнему никто не желает водиться, – улыбнулся он.
Пришел день суда. Вальдерас, которого Нардх так и не признал, встал среди придворных.
Рагдару приказали опуститься перед царем на колено, склонив голову и прижав правую ладонь к левому плечу. По одну сторону от подсудимого встал второй амир, а по другую – Тарвелл Кханк.
Сначала говорил второй амир. Он подробно живописал увечье сына, пытаясь убедить царя в том, что Рагдар ответил мечом на невинные шутки.
– Он не вызвал его на поединок, как принято между благородными людьми! Нет, будто тать, напал на него и сделал калекой! Я прошу покарать злодея, как требует закон! За руку – две руки! – возмущенно закончил второй амир свою речь.
Потом говорил Тарвелл. Сдержанно признав вину Рагдара, он объяснил, ссылаясь на свидетельство Нартора, что Тирхан первым вытащил меч. Тарвелл обещал не только выплатить большую виру, но и платить ее ежегодно до самой смерти Тирхана.
– Виру? – негодующе переспросил второй амир. – Она не вернет моему сыну руку, зато даст понять всем горячим головам, что можно вот так калечить знатных людей! Нет, я совершенно не согласен с вирой, я требую отсечения рук!
Царь, внимательно выслушавший все стороны и свидетелей, задумался.
– Мне сложно рассудить, – наконец начал он. – Второй амир прав в своем требовании. Младший гвардеец Рагдар Кханк действовал непозволительно. Но, с другой стороны, Тарвелл Кханк имеет большие заслуги перед нами, и свидетели говорят, что Рагдар не нападал, подобно разбойнику, на безоружного. Поэтому… – Нардх сделал многозначительную паузу. – Поэтому пусть Атальпас решают его судьбу! Триста плетей. Если выживет – значит, Шестеро его простили. Если нет – так тому и быть. Второй амир, ты доволен?
– Да, государь, – склонился тот.
– Мой царь, – Тарвелл Кханк пытался сохранить спокойствие, но голос выдавал отчаяние: триста плетей для семнадцатилетнего Рагдара означали мучительную смерть, – мой царь, позволь, я отдам все свое имущество второму амиру, но не карай так моего единственного сына!
– Тарвелл, карать его или нет – решать Атальпас. Суд окончен.
– Нет, государь, суд еще не закончен! – Вальдерас решительно сделал шаг вперед. Он не гнул ни спину, ни шею, а твердо смотрел на царя единственным глазом.
В первое мгновение Нардх даже растерялся от подобной дерзости – никто и никогда не оспаривал его решения таким образом. Почти никто… Он пристально вгляделся в юнца, которого первый амир упорно называл его внуком, – вгляделся и ощутил приступ дурноты. Память как будто отбросила его на семнадцать лет назад, когда чуть более взрослая копия этого сопляка стояла перед ним – и говорила так же: «Нет, царь, ты можешь казнить меня, но не дочь, пока она не родит».
– И… почему суд не закончен? – наконец спросил он.
– Младший гвардеец Рагдар Кханк состоит в моей свите. По Кодексу ульмийского воина я несу ответственность за своего подчиненного. Я признаю, что он не должен был отсекать руку сына второго амира, и сожалею, что сам не сохранил должную дисциплину. Поэтому хочу разделить наказание со своим подчиненным согласно пятой части Кодекса.
– Я тоже… разделить хочу, – вперед выступил Нартор. – Я там был и, будь моя воля, с удовольствием бы отсек этому… и вторую руку.
– Я с ними. – Бальвир не стал сотрясать воздух громкими словами.
– Триста плетей на четверых, мой царь! Вот справедливый суд!
Двор замер – происходило нечто беспрецедентное. Но Нардх как будто ослеп и оглох: сингварец Карвен из царского рода Лентган стоял перед ним, закованный в цепи, жестоко избитый, но не сломленный: «Ты дал слово, что выполнишь мое желание. Вот оно: сохрани жизни своей дочери и ее ребенка!» – «Я давал одно слово, а жизни две». – «Тогда ребенку…»
Нардх встал с трона и подошел к Вальдерасу. Пристально рассматривая его, он кончиками пальцев коснулся пряди золотистых волос, прикрывавшей шрам от потерянного глаза. Перед ним было лицо ненавистного врага, лишившего чести его дочь, обрекшего ульмийское царство на тьму Господина Запределья. И этот же юноша был сыном его возлюбленной, но обреченной Даэрры, единственным напоминанием о том, что она вообще жила… Любовь и ненависть одновременно терзали душу Нардха, как волки, и жалили, как змеи.
– Плети? По царскому телу? – наконец собрался он с мыслями. – Нет, так не пойдет. Ты, – повернулся он к Тарвеллу, – выплатишь виру второму амиру. Благодари моего внука. А ты, – уже к Вальдерасу, – ты явишься ко мне завтра.
