История с привидениями

3

Сидя рядом с Рики в машине, Стелла, такая необычно притихшая с момента выхода из дома, проговорила:

– Что ж, если там и вправду будут все, то можно надеяться увидеть кого-нибудь новенького.

Рики вдруг показалось, что она поддразнивает его, и он почувствовал укол ревности.

– Невероятно, правда? – голос Стеллы, высокий, певучий и искренний, звучал так, словно то, что она собиралась сказать, не было поверхностным и малосодержательным.

– Ты о чем?

– О том, что один из вас устраивает званый ужин. Из всех известных нам людей приемы устраиваем только мы с тобой, и то всего два раза в год. Джон Джеффри, уму непостижимо! Удивительно, как это Милли Шин разрешила ему.

– Волшебная сила искусства, – предположил Рики.

– Для Милли не существует иной волшебной силы, кроме Джона Джеффри, – отозвалась Стелла и засмеялась, представив себе экономку их друга, в каждом жесте которой светилась любовь к нему. Стелла, которая в некоторых практических аспектах была мудрее любого мужчины ее возраста, порой сама себя приятно возбуждала мыслью о том, что доктор Джеффри допустил такую глупость; а еще она была убеждена, что Милли и ее хозяин спят в одной кровати.

Обдумывая свой ответ, Рики не заметил проницательной ремарки жены. «Волшебная сила искусства», казавшаяся отдаленной и чуждой здесь, в Милбурне, на самом деле полностью захватила воображение Джеффри: он, чей энтузиазм не заходил дальше подсечки форели, за последние три недели страстно увлекся молодой гостьей Эдварда Вандерлея. Сам же Эдвард таинственно помалкивал о девушке. Она была приезжей, очень молодой, так называемой «звездой», а подобные личности всегда пополняли коллекцию Эдварда: не исключено, что он сам уговорил ее подыграть выдуманной биографии. Традиционно процедура заключалась в том, что новоявленная личность надиктовывала на магнитофон Эдварда автобиографию столько недель, сколько длился их взаимный интерес. Затем, с большой ловкостью и умением, он переносил эти мемуары на страницы книги. Дальше исследование продолжалось уже через переписки или по телефону – с теми, кто что-то знал или слышал о предмете поиска: генеалогическое расследование было частью метода Эдварда. Магнитофонные записи производились в его доме в любой подходящий момент; полки на стенах его кабинета были уставлены кассетами с записями, разумеется, порой скандального и непристойного содержания. Сам Рики не питал особого интереса к пристрастиям и интимной жизни актеров, и остальные его друзья, как он считал, – тоже. Однако когда в пьесе «Все видели солнце», в которой была занята Анн-Вероника Мор, в течение месяца произошло перераспределение ролей, – Джон Джеффри задался целью пригласить ее в гости. Еще большей загадкой было то, что его интриги и намеки увенчались успехом: девушка дала согласие прийти на званый ужин в ее честь.

– Боже мой, – проронила Стелла, увидев, сколько машин выстроилось у тротуара перед домом Джеффри.

– Джон закатил бал, – сказал Рики. – Хочет продемонстрировать свои достижения.

Они поставили машину кварталом дальше и прогулялись по холодку до парадной двери. Голоса и музыка доносились из дома.

– Ничего себе! – удивился Рики. – Он даже кабинеты свои задействовал.

Так оно и было. Молодой человек, прижатый толпой к дверям, посторонился и пропустил их в дом. Рики узнал в нем последнего обитателя дома Евы Галли. Он принял слова благодарности Рики с равнодушной ухмылкой и затем улыбнулся Стелле.

– Миссис Готорн, не так ли? Я встречал вас в городе, но мы ни разу не были представлены друг другу. – Прежде чем Рики вспомнил его имя, он протянул Стелле руку и произнес: – Фредди Робинсон, из дома напротив.

– Рада познакомиться, мистер Робинсон.

– Знатная вечеринка!

– О, надеюсь, – отозвалась Стелла, тусклейшая из ее улыбок тронула уголки губ.

– Раздеться можете здесь, в кабинете врача, напитки наверху. Буду счастлив принести вам что-нибудь выпить, а ваш муж пока позаботится о пальто.

Стелла окинула взглядом его блейзер, клетчатые брюки, мягкий вельветовый галстук-бабочку и нелепо напряженное лицо.

– Уверена, в этом нет необходимости, мистер Робинсон.

Вместе с Рики они улизнули в кабинет, в котором повсюду были развешаны пальто.

– О боже, – вздохнула Стелла. – Чем, интересно, этот молодой человек зарабатывает себе на жизнь?

– Я думаю, продажей страховых полисов.

– Мне следовало бы догадаться. Отведи меня наверх, Рики.

Держа прохладную руку жены, Рики вывел ее из кабинета к лестнице. Здесь, на первом этаже, располагался «первый уровень»: портативный проигрыватель на столе с грохотом извергал диско, вокруг бесновалась молодежь.

– Джон, видать, помешался, – пробормотал Рики.

– Или получил солнечный удар, – подхватила Стелла.

– Хей, мистер Готорн! – крикнул мальчишка, дозревающий подросток, сын одного из его клиентов.

– Здравствуй, Питер. Здесь шумновато для нас. Пойду поищу, где тут слушают Гленна Миллера.

Чистые голубые глаза Питера бесстрастно смотрели на него. Неужели он казался настолько чужим для молодежи?

– Послушайте, а что вы скажете о Корнелле? Я вот думаю попробовать поступить туда. Салют, миссис Готорн!

– Это неплохой колледж. Надеюсь, тебе повезет, – сказал Рики. Стелла легонько ткнула его в спину.

– Запросто. Я уверен, что поступлю. У меня почти высший балл по аттестату. Папа наверху. Слыхали?

– Нет, – Стелла снова ткнула его в спину. – О чем?

– Нас всех пригласили, потому что мы почти ровесники с Анн-Вероникой Мор, да только они ее сразу же утащили наверх, как только пришел мистер Вандерлей. Мы даже не поговорили с ней, – Питер показал рукой на толчею танцующих в маленькой комнате пар. – Хотя Джим Харди успел поцеловать ей ручку. Он в своем репертуаре, всех обскачет.

Рики увидел сына Элеонор Харди, исполняющего ритуальные телодвижения в танце с темноволосой девушкой – Пенни Дрэгер, дочерью аптекаря, его клиента. Она дернулась назад, крутанулась на месте, подняла ногу и затем опустила ее прямо на промежность Харди.

– Какой многообещающий юноша, – промурлыкала Стелла. – Питер, будь добр, сделай нам одолжение.

– О, конечно, – парень вздохнул. – Слушаю.

– Расчисти нам с мужем путь наверх.

– О’кей. Но знаете что? Нас пригласили только встретить ее, а потом мы должны идти по домам. Миссис Шин сказала, что нам нельзя даже подниматься наверх. Они, наверно, боятся, что мы ее потащим танцевать и все такое, но они даже не пускают ее сюда. Миссис Шин сказала, что в десять она вышвырнет нас всех отсюда. Кроме него, пожалуй, – он кивнул в сторону Фредди Робинсона, положившего руку на плечи хихикающей школьнице.

– Жутко нечестно, – сказала Стелла. – А теперь будь паинькой, проведи старичков наверх.

– Конечно, сейчас. – Он провел их через битком набитую комнату к лестнице с таким видом, будто вывел на прогулку пациентов местной психбольницы. Когда они благополучно добрались до ступенек и Стелла начала царственный подъем, Питер потянулся вперед и шепнул Рики в ухо:

– Разрешите вас попросить, мистер Готорн? – Рики кивнул. – Передайте ей от меня привет, ладно? Она настоящая красотка!

Рики громко рассмеялся, и Стелла вопросительно обернулась к нему.

– Ничего, ничего, дорогая, – сказал он, и они пошли наверх, к более тихим помещениям.

Наверху, в коридоре, стоял Джон Джеффри и потирал руки. Спокойная фортепьянная музыка плыла из гостиных.

– Стелла! Рики! Как чудесно, не правда ли? – энергичным жестом он указал в сторону комнат. В них было такое же столпотворение, как и внизу, но наполняли их мужчины и женщины среднего возраста – родители подростков, соседи и знакомые Джеффри. Рики заметил двух-трех процветающих фермеров из провинции; Ролло Дрэгера, аптекаря; Луиса Прайса, посредника по продаже продуктов потребления, подкинувшего ему когда-то пару неплохих идей; Харлана Ботца, своего дантиста, уже, похоже, подвыпившего; нескольких мужчин, не знакомых ему, скорее всего из университета, – у Милли Шин там преподавал племянник; Кларка Маллигэна, владельца городского кинотеатра; Уолтера Барнса и Эдварда Винути из банка, оба в белоснежных манишках; Неда Роулза, издателя местной газеты. Элеонор Харди обеими руками держала перед грудью высокий бокал, склонив лицо с высоко поднятыми бровями к Льюису Бенедикту. Сирс стоял, прислонившись к книжному шкафу, и казался здесь лишним. Затем толпа вдруг разделилась, и Рики понял отчего. Ирменгард Дрэгер, жена аптекаря, в этот момент трещала ему на ухо, и до Рики наконец дошло, о чем.

– Я ушла к Скидмору, что ж, он был у меня три года, пока я не встретила Ролло, как вы думаете, заслуживаю я чего-то более достойного, чем этот паршивый городишко, или нет? Откровенно говоря, если бы не Пенни, я бы давно собрала вещички и сию же минуту уехала бы отсюда. – Ее речь звучала как музыкальный фон, правда, не слишком лиричный, и Ирменгард умудрилась втиснуть в эту мелодию десять последних лет своей жизни.

– Не понимаю, почему я прежде никогда не устраивал вечеров, – сказал Джон с сияющим лицом. – Сегодня я чувствую себя так молодо, как ни разу за это десятилетие.

– Как мило, Джон. – Стелла потянулась к нему, чтобы поцеловать в щеку. – А что по этому поводу говорит Милли?

– Немного. – Он смутился. – Она не могла взять в толк, чем так важна эта вечеринка и зачем вообще надо было приглашать на нее мисс Мор.

В этот момент показалась и сама Милли: она держала поднос канапе перед банкирами Барнсом и Винути, и, судя по соответствующему выражению круглого лица, сама идея этого мероприятия была ей противна с самого начала.

– А зачем ты пригласил ее?

– Извини, Джон, я пойду перекушу, – сказала Стелла. – Рики, не беспокойся о напитке для меня, я стяну себе у кого-нибудь, кто не пьет. – Она пошла по коридору к Неду Роулзу. Лу Прайс, похожий на мафиози в своем двубортном костюме в полоску, взял ее за руку и клюнул в щеку. – Она восхитительная девчонка, – сказал Джон Джеффри, и оба проследили, как Стелла отмела Лу Прайса одной фразой и двинулась дальше, к Неду Роулзу. – Я бы хотел, чтобы таких был миллион. – Роулз в этот момент поворачивался к Стелле, и его лицо осветилось радостью. Пиджак из рубчатого вельвета, волосы песчаного цвета, серьезное лицо – Нед Роулз напоминал своим видом скорее студента факультета журналистики, чем издателя. Он тоже поцеловал Стеллу, но в губы, и взял обе ее руки в свои. – Зачем я это сделал? – Джон вздернул голову, и четыре глубоких морщины обозначились на его шее. – Точно не могу сказать, не знаю. Она так очаровала Эдварда, что мне захотелось с ней познакомиться.

– Вот как? Очаровала?

– Именно так. Погоди немного. Увидишь. И потом, знаешь, я встречаюсь только со своими пациентами, да с Милли, да с Клубом Фантазеров. Я решил, что пора немного кутнуть. Повеселиться, пока не помер.

Это было слишком легкомысленное для Джона заявление, и Рики внимательно посмотрел на друга, отведя вгляд от жены, которая все еще держалась за руки с Недом Роулзом.

– А ты знаешь, через что мне пришлось пройти? Одна из самых знаменитых актрис Америки здесь, в моем доме, сейчас!

– Эдвард с ней?

– Он сказал, что присоединится к нам через пару минут. Он, наверно, помогает ей снять пальто или что-то в этом роде, – обычно пустое лицо Джеффри победно сияло.

– Я не думаю, что она одна из самых знаменитых актрис Америки, Джон, – Стелла пошла дальше, а Нед Роулз что-то страстно доказывал Эду Винути.

– Ну, так будет. Эдвард тоже так считает, а он в таких вещах знает толк. Рики! – Джеффри сжал его локоть. – Ты видел, там внизу молодежь танцует? Фантастика, правда? Дети отрываются в моем доме! Я думаю, они с удовольствием познакомятся с ней. Знаешь, это большая, это великая честь. Она пробудет в городе лишь пару дней. Эдвард уже почти закончил записи, и ей пора возвращаться в Нью-Йорк, в свою труппу. А сейчас она здесь, в моем доме! Господи, Рики!

У Рики было ощущение, что Джону необходим ледяной компресс.

– А ты знаешь, что она появилась буквально ниоткуда? Что она была самой многообещающей студенткой в своей драматической студии и что на следующей неделе она получит главную роль во «Все видели солнце»?

– Нет, Джон.

– У меня только что появилась замечательная идея. Я ждал, когда она придет. Я стоял здесь, слушал диско, доносящееся снизу, и обрывки записей Джорджа Шеринга, доносящиеся отсюда, и подумал: там, внизу – грубая, животная жизнь, дети, беснующиеся под этот бит, а на этом этаже – интеллектуальная жизнь, доктора и адвокаты, люди среднего достатка, наверху царят изящество, талант, красота – душа! Понимаешь? Это как эволюция. Она – самое неземное существо, какое ты когда-либо видел. И ей всего лишь восемнадцать!

Никогда в жизни Рики не слышал, чтобы Джон Джеффри выражал свои чувства в такой странной, причудливой манере. С беспокойством он подумал, что у друга, наверное, повышенное давление. Они оба услышали, как закрылась дверь наверху, на следующей площадке, и затем – густой голос Эдварда, говорящего что-то с озорной шутливой интонацией.

– А Стелла мне говорила, ей девятнадцать, – сказал Рики.

– Ш-ш-ш…

Красивая невысокая девушка спускалась к ним по лестнице. Простое зеленое платье, облако волос. Через секунду Рики заметил, что цвет платья был подобран к цвету ее глаз. Двигаясь с почти ритмической точностью, она одарила их едва уловимой – и все же восхитительной – улыбкой и прошла мимо, на ходу легонько похлопав кончиками пальцев по груди доктора Джеффри. Рики глядел ей вслед, взволнованный и удивленный. Он не встречал никого подобного с тех пор, как видел Луизу Брукс в «Ящике Пандоры».

Затем он взглянул на Эдварда Вандерлея и сразу понял, что Джон Джеффри был прав. Он весь сиял. Было очевидно, что девушка вскружила ему голову, и также очевидно, что ему с трудом удастся дождаться, пока она перездоровается с его друзьями. Все трое направились в гостиную.

– Рики, ты отлично выглядишь, – сказал Эдвард, кладя руку ему на плечи. Эдвард был на полфута выше, и, когда он начал подталкивать его в гостиную, Рики ощутил запах его дорогого одеколона. – Просто здорово. Но когда же ты прекратишь носить эти бабочки? Эра Артура Шлезингера канула в прошлое.

– Эта эра началась сразу после моей, – ответил Рики.

– Да нет, слушай, мужчина ведь не старше, чем он себя чувствует. Я и галстуки перестал носить. А через десять лет восемьдесят процентов американцев будут надевать галстуки только на свадьбы и похороны. А Барнс и Винути будут одеваться вот так на работу в банк, – он оглядел комнату. – Черт, куда она ушла? – Рики, в котором новые бабочки будили желание надевать их чуть ли не в постель, взглянул на ничем не обремененную шею Эдварда, обшаривавшего глазами гостиную, заметил, что морщин на ней больше, чем на шее у Джона Джеффри, и решил все же не изменять своим привычкам. – Я общался с этой девушкой три недели, и, поверь мне, она самое необыкновенное существо на свете. И если мы успеем закончить материал, то это будет моя самая выдающаяся книга. У нее была ужасная жизнь, ужасная. Услышишь такое – и зарыдаешь: я слушал ее и плакал. Знаешь, она долго проторчала в этой дыре на Бродвее, на вторых ролях, совсем понапрасну. Она станет великой трагической актрисой… Когда чуть подрастет. – Раскрасневшийся Эдвард загоготал над произнесенной им же нелепостью. Как и Джон, он тоже был окрылен.

– Вы двое словно заболели ею, – сказал Рики.

Джон хихикнул, а Эдвард сказал:

– Да скоро весь мир заболеет ею, Рики. У нее настоящий дар!

– О! – сказал Рики, припомнив кое-что. – Книга твоего племянника, похоже, пользуется большим успехом. Поздравляю.

– Да, приятно сознавать, что я не единственный талантливый ублюдок в семье. Это должно помочь ему пережить смерть брата. Странная история, очень странная – они, кажется, были оба помолвлены с одной женщиной… Однако давайте не будем сегодня думать о мрачных вещах. Будем веселиться!

Джон Джеффри радостно кивнул.