Вопрос и ответ

8. Самая новая ученица

[Виола]

– Но рабство – это неправильно, – заявила я, скатывая еще один бинт.

– Целители всегда были против него. – Мистрис Койл внесла в опись еще одну коробку. – Даже после войны со спаклами мы считали этот институт бесчеловечным.

– Тогда почему вы это не прекратили?

– Если ты когда-нибудь увидишь настоящую войну, – она не поднимала глаз от планшета, – то поймешь: война умеет только разрушать. От войны никому не убежать. Не спастись. Даже тем, кто выжил. Ты просто принимаешь те вещи, которые в любое другое время привели бы тебя в ужас, – потому что на какое-то время жизнь утратила всякий смысл.

– Война превращает мужчин в чудовищ, – так сказал Бен той ночью в странном месте, где люди Нового света закапывают своих мертвых.

– И женщин тоже, – кивнула мистрис Койл и простучала пальцем по коробкам со шприцами, считая их.

– Но война со спаклами закончилась уже очень давно, разве нет?

– Тринадцать лет назад.

– Тринадцать лет, за которые вполне можно было успеть исправить неправильное.

Она наконец подняла на меня глаза.

– В юности жизнь выглядит такой простой, моя девочка.

– Но вы же могли что-то сделать! – воскликнула я. – У вас была власть!

– Кто тебе сказал, что у меня была власть?

– Коринн сказала…

– Ах, Коринн… – Она снова опустила глаза в планшет. – Она изо всех сил старается любить меня, несмотря на факты.

Я открыла еще пакет с расходными материалами.

– Но если вы и правда возглавляли совет, или что это там было, – нажала я, – вы точно имели возможность хоть что-нибудь сделать для спаклов.

– Иногда, девочка, – она недовольно посмотрела на меня, – тебе удается вести людей туда, куда им совсем не хочется идти, но только иногда. Большую часть времени это не так. Спаклов не вышло бы освободить. Только не после того, как их победили в этой глупой и злой войне. И не когда нам нужно было столько рабочих рук, чтобы восстанавливать разрушенное. Но к ним можно было хотя бы лучше относиться. Нормально кормить, задавать гуманное время работы, давать жить вместе с семьями. И все эти победы, Виола, одержала для них я.

Теперь она писала с куда большим нажимом. Я понаблюдала за ней несколько секунд, потом решилась.

– Коринн сказала, вас выгнали из совета за то, что вы спасли чью-то жизнь.

Она не ответила – только положила планшет и посмотрела на верхнюю полку. Встала, сняла с нее ученический чепец и сложенный белый халат. Дальше это все полетело в меня.

Я поймала.

– Это для кого?

– Хочешь узнать, что такое лидер? Ну так давай наставим тебя на путь.

Я посмотрела ей в лицо.

Потом посмотрела на одежду.

С тех пор у меня и поесть-то времени особо не было.

В тот же день, как женщинам разрешили выходить, у нас появились восемнадцать новых пациентов. Пациенток. Все с разными жалобами: аппендицит, сердце, прерванная онкотерапия, сломанные кости. Все они оказались в ловушке, заперты в домах, без сыновей, без мужей. На следующий день пришли еще одиннадцать. Мистрис Лоусон убежала в детский дом исцеления, как только смогла. Мистрис Койл, Ваггонер и Надари носились из комнаты в комнату, выкрикивали распоряжения, спасали жизни. За это время вряд ли хоть кто-то вообще сомкнул глаза.

И нам с Мэдди тоже случая так и не представилось – того самого случая. Мы даже не заметили, что мэр так и не пришел меня повидать. Я бегала туда-сюда, путалась у всех под ногами, помогала где могла и загружала в голову новую науку.

Прирожденного целителя из меня, впрочем, не вышло.

– Не получится у меня ничего. Не понимаю, как это делается. – Это я опять не смогла измерить давление милейшей старушке по имени мистрис Фокс.

– Это делается вот так. – Коринн глянула вверх, на часы.

– Терпение, моя красавица. – Личико миссис Фокс все пошло морщинками от улыбки. – Ежели хочешь чему-то научиться, учись с толком.

– Тут вы правы, миссис Фокс. – Коринн сурово поглядела на меня. – Давай еще раз.

Я снова накачала манжету и принялась выслушивать через стетоскоп нужные ввуш, ввуш в жилах у миссис Фокс. И с секундомером еще сверять, ага.

– Шестьдесят на двадцать? – слабо предположила я.

– Что ж, давай проверим, – согласилась Коринн. – Вы сегодня утром умерли, миссис Фокс?

– Бог мой, вроде нет, – заинтересованно ответила она.

– Значит, скорее всего, не шестьдесят на двадцать.

– Я всего только третий день этим занимаюсь, – проворчала я.

– А я – все шесть лет, – отбрила Коринн. – И я была куда моложе тебя, когда начала, девочка моя. И на́ тебе, явилась не запылилась, даже давление померить не может, а поди ж ты, уже ученица, совсем как я. Забавная штука жизнь, а?

– У тебя все отлично получается, душенька, – это миссис Фокс мне.

– Ничего не отлично, миссис Фокс, – возразила Коринн. – Простите, что приходится противоречить, но некоторые здесь считают целительство священным долгом.

– Я считаю его священным долгом, – машинально брякнула я, но это оказалось ошибкой.

– Целительство – это не просто работа, моя девочка, – назидательно сказала Коринн, причем «моя девочка» у нее прозвучало ну очень оскорбительно. – В жизни нет ничего важнее возможности ее сохранить. Мы – божьи руки в этом мире. Мы – противоположность твоего друга-тирана.

– Стоп, он мне не…

– Позволить другому – кому угодно! – страдать – это худший из грехов.

– Коринн…

– Ты ничего не понимаешь, – тихо и свирепо закончила она, – и кончай притворяться, будто это не так.

Миссис Фокс аж вся съежилась – не хуже моего.

Коринн посмотрела на нее, на меня, поправила чепец, разгладила лацканы на халате и потянула шею направо-налево. Закрыла глаза, испустила долгий-долгий вздох и сказала, не глядя на меня:

– Так. Давай попробуй еще раз.

– В чем разница между клиникой и домом исцеления? – спросила мистрис Койл, отмечая галочками коробки в описи.

– Главная разница заключается в том, что клиниками управляют доктора-мужчины, а домами исцеления – женщины-целительницы, – отбарабанила я, раскладывая ежедневные дозы таблеток по маленьким стаканчикам для каждой пациентки.

– А почему так?

– Чтобы пациент, будь он мужчиной или женщиной, мог выбирать, знать ему мысли доктора или нет.

Она вопросительно подняла бровь.

– А настоящая причина?

– Политика, – ответила я: как вы к нам, так и мы к вам.

– Верно. – Она закончила заполнять документ и протянула мне. – Будь добра, отнеси вот это вместе с лекарствами Мадлен.

Она вышла, а я продолжила наполнять раздаточный поднос. Выходя с ним в руках в коридор, я увидела в дальнем конце мистрис Койл – она как раз прошла мимо мистрис Надари.

И, клянусь, она сунула ей в руку записку. Даже не замедлив шага.

На улицу нам все еще можно было только на час зараз, в группах по четыре – но и этого было достаточно, чтобы увидеть, как оживает Новый Прентисстаун. Под конец моей первой ученической недели прошел слух, что каких-то женщин уже даже посылают работать на поля – разумеется, только в однополых группах.

Еще поговаривали, что всех спаклов держат вместе где-то на окраине города – типа, они там ожидают «обработки», что бы это ни значило.

Еще – что прежний мэр работает уборщиком.

А вот о мальчике мы не слышали ничего.

– Я пропустила его день рожденья, – сообщила я Мэдди, тренируясь делать повязки на резиновой ноге – настолько реалистичной, что все ее звали Руби. – Четыре дня назад. Совсем запуталась, сколько я проспала, и потом…

Тут у меня перехватило горло, и я только потуже затянула бинт…

Потому что вспомнила, как он накладывал повязку мне…

А я – ему.

– Уверена, с ним все в порядке, Ви, – сказала Мэдди.

– Не можешь ты быть уверена.

– Не могу, – согласилась она, выглядывая из окна на дорогу. – Но город вопреки всему не в состоянии войны. И вопреки всему мы все еще живы и работаем. Так что Тодд вполне может быть жив и здоров, что бы там ни было.

Я еще налегла на повязку.

– Тебе что-нибудь известно про синюю «О»?

– Про синее что? – Она округлила глаза.

Я пожала плечами.

– Видела что-то такое в блокноте у мистрис Койл.

– Понятия не имею, что бы это могло быть. – Она снова уставилась в окно.

– Ты чего там выглядываешь?

– Солдат считаю. Кстати, приличная повязка вышла. – Это она оценила нас с Руби.

С ее улыбкой это прозвучало почти как правда.

Я шла по главному коридору, помахивая Руби. Нужно еще было попрактиковаться ставить инъекции ей в бедро. Не завидую я первой пациентке, чья ляжка достанется мне вживую.

Ближе к центру здания мы вместе с коридором сделали поворот на девяносто градусов, собираясь направиться в другое крыло, и чуть не налетели на группу мистрис. Группа, завидев меня, тоже остановилась.

Мистрис Койл и четыре, пять… шесть целительниц позади нее. Я узнала мистрис Надари и мистрис Ваггонер… и мистрис Лоусон тоже, но еще трех видела первый раз в жизни – они даже в наш дом исцеления ни разу не заходили.

– Ты ничем не занята, моя девочка? – как-то напряженно осведомилась мистрис Койл.

– Р-руби, – объяснила я, малость заикаясь, и для верности помахала ногой.

– Это она? – полюбопытствовала одна из незнакомых целительниц.

Представлять меня мистрис Койл не стала.

– Да, это та самая девочка, – сказала она и этим ограничилась.

Мэдди я снова увидела только под самый конец дня, но не успела и рта раскрыть, как…

– Я все придумала, – выпалила она.

Стояла уже глубокая ночь. Все огни в здании погасили, и ей давно уже полагалось быть у себя в комнате.

– У одной из них был шрам на верхней губе? – прошептала Мэдди в темноте.

– Вроде да, – ответила я тоже шепотом. – Но они очень быстро ушли.

Мы проводили глазами еще пару солдат: они промаршировали по дороге. По прикидкам Мэдди, у нас в распоряжении могло оказаться минуты три.

– Это наверняка мистрис Баркер, – сказала она. – А это значит, что другие две – мистрис Брейнуэйт и мистрис Форт, – и снова уставилась в окно. – Слушай, дикая затея на самом деле. Если она нас поймает, вот огребем!

– Вряд ли она тебя уволит, в таких-то обстоятельствах.

Мэдди явно задумалась.

– А ты слышала, о чем говорили мистрис?

– Нет, они замолчали, как только меня увидели.

– Но ты была «та самая девочка»?

– Ага, – кивнула я. – А еще мистрис Койл избегала меня весь остаток дня.

– Мистрис Баркер… – задумчиво проговорила Мэдди. – Но чему это могло помочь?

– Что это и чему – чему?

– Эти трое были в совете вместе с мистрис Койл. А мистрис Баркер и до сих пор там. Ну… была, до всего этого. Но с какой бы стати им… – Она замолчала и приникла к окну. – Это последняя четверка.

Я тоже поглядела: по дороге маршировали четверо солдат.

Если подмеченная Мэдди схема верна, нам пора.

Если схема верна…

– Готова? – прошептала я.

– Конечно, я не готова, – огрызнулась Мэдди с перепуганной улыбкой. – Но я все равно пойду.

Она даже руки немного поразминала – чтобы не дрожали.

– Мы просто пойдем посмотрим, – успокоила я, – вот и все. Одна нога тут, другая там, оглянуться не успеешь.

Мэдди была сама не своя от страха, но все равно кивнула.

– Я за всю свою жизнь ничего подобного не делала, – пробормотала она.

– Не волнуйся, – сказала я, поднимая оконную раму до упора. – В этом я у нас эксперт.

РЕВ города, даже спящего, заглушал шаги, пока мы крались по темной лужайке. На нас светили две луны, обе наполовину полные.

Мы добрались до канавы на обочине дороги и спрятались в кустах.

– Что дальше? – прошептала Мэдди.

– Ты говорила, две минуты, потом следующая двойка.

Она кивнула во мраке.

– Да, и перерыв на семь минут.

В перерыв мы с Мэдди собирались пройти по дороге, держась все время в тени, и попробовать проникнуть в коммуникационную башню – если это вообще была она.

Ну, и осмотреться там, внутри.

– Ты в порядке? – прошептала я.

– Ага. Страшно, но и весело тоже.

Я еще как понимала, о чем она. Сидеть тут, в канаве, под покровом ночи, было дико, опасно… но я наконец-то чувствовала, что хоть что-то делаю, что сама управляю своей жизнью – впервые с тех пор, как проснулась в той белой кровати.

И да, я наконец-то что-то делала для Тодда.

Послышался хруст гравия. Мы пригнулись еще пониже. Ожидаемая пара солдат прошла мимо и удалилась.

– А теперь пошли, – скомандовала я.

Мы распрямились, насколько могли себе позволить, и быстро побежали по канаве прочь из города.

– У тебя еще осталась какая-то семья там, на кораблях? – тихо спросила Мэдди. – Ну, кто-то еще кроме мамы с папой?

Я поморщилась – тише, надо тише! – но ей явно было надо говорить, чтобы как-то совладать с нервами.

– Нет, но я там всех знаю. Брэдли Тенч – он главный смотритель на Бете… и Симона Уоткин с Гаммы – она очень умная.

Канава загибала вбок вместе с дорогой. Впереди маячил перекресток, с которым еще предстояло разобраться.

– Так Симона – это та, с которой…

– Тссс!

Кажется, я что-то услышала.

Мэдди вся вжалась в меня: она дрожала с головы до ног и пыхтела, коротко и поверхностно. В этот раз ей пойти пришлось, потому что она знала, как найти башню, но больше я ее просить не стану. Когда пойду еще раз – пойду сама.

Потому как если что-то пойдет не так…

– Кажется, все в порядке, – сказала я.

Мы медленно вылезли из канавы, чтобы перейти перекресток – поминутно оглядываясь и как можно легче ступая по гравию.

– Куда направляетесь? – поинтересовался голос.

Мэдди позади резко втянула воздух. К дереву прислонился солдат – даже ноги скрестил, вальяжнее некуда.

Даже в лунном свете я разглядела лениво покачивавшееся у него в руках ружье.

– Чутка поздновато, не?

– Мы заблудились, – быстро выдала я. – Отстали от…

– Ага, как же, – перебил он.

Чиркнул спичку об молнию своего мундира. Во вспышке мелькнуло «сержант Моллот» на кармане. Спичка подожгла сигарету.

Сигареты мэр, между прочим, запретил.

Хотя если ты офицер…

Офицер без Шума, который может прятаться в темноте…

Он шагнул вперед, и мы наконец-то увидели лицо. За сигаретой маячила улыбка, на редкость гадкая – гаже я прямо-таки в жизни не видела.

– Ты? – В голосе проглянуло узнавание.

Он шагнул к нам.

И поднял ружье.

– Ты – та самая девочка.

Он смотрел прямо на меня.

– Виола? – прошептала Мэдди, шагая за меня и вправо.

– Мэр Прентисс меня знает, – предупредила я. – Ты мне ничего не сделаешь.

Он затянулся, осветил сигаретой лицо, нарисованный огоньком штрих на секунду повис в воздухе.

– Президент Прентисс тебя знает, – подчеркнул он.

И перевел взгляд на Мэдди, ткнув в нее стволом.

– А вот тебя – навряд ли.

И прежде чем я успела хоть что-то сказать…

Безо всякого предупреждения…

Словно это было так же естественно, как сделать вдох…

Сержант Моллот спустил курок.