Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Владимир Колабухин, 2017
© «Союз писателей», 2017
Кто стрелял в «Бирюзе»?. Повесть
1
Говорят, понедельник – день тяжёлый. Не знаю, не знаю… Может быть. Но сегодня утро выдалось солнечным. Небо ясное-ясное! Майский воздух, освежённый коротким ночным дождём, удивительно душист от расцветающей сирени…
Я живу неподалёку от райотдела милиции в новом девятиэтажном доме. Там сейчас духота. А здесь, на улице…
И до чего же хорошо на душе, когда вот такое чудесное утро! Можно не спеша пройтись по бульвару, затенённому большими старыми липами, посидеть в укромном уголке на скамейке и помечтать о чём-нибудь заветном, пусть, может, и несбыточном…
Передо мной, дробно стуча по асфальту каблучками белых туфелек, идёт светловолосая стройная женщина. Идёт быстро, даже торопливо, головы не повернёт. Наверное, опаздывает на работу. Быть может, вечером она не станет так спешить.
А вечер, конечно, тоже по-своему хорош. Особенно когда падёт тишина и город расцветится сияньем радужных огней. Но воздух и зелень будут уже не те: цветочный аромат заглушат прогорклые запахи отработанных за день солярки и бензина, а сажа и пыль затуманят наряд затихающих улиц.
Нет, утро есть утро! И думается лучше. Недаром говорится, что утро вечера мудренее. Вот и ко мне сейчас приходит мысль о том, что не настолько уж я закостенел на своей следственной работе, как полагает моя соседка по квартире Леночка, если вдруг вспоминаю её гибкую фигуру, мягкий овал лица и большие зелёные глаза.
Сворачиваю с подсохшей дорожки бульвара к зарослям сирени и опускаюсь на сверкающую жёлтым глянцем, недавно выкрашенную скамейку. Лёгкий ветерок чуть колышет верхушки деревьев и кустарника, над головой громко чирикают воробьи…
Лена – учительница, ведёт в школе уроки русского языка и литературы. Я люблю слушать её. Голос у неё мягкий, приятный. К тому же она очень красива. Вместе со своей приветливой мамашей Екатериной Ивановной, весьма пожилой, располневшей седовласой женщиной, она занимает две смежные комнаты. Я – третью. Так уж получилось, что однокомнатных квартир райотделу не выделили, и меня просто-напросто «подселили». И ничего хорошего из этого, по-моему, не выйдет. Елена, судя по всему, не прочь завести со мной роман. А у меня он уже был, да лишь оставил в сердце боль. И я теперь уже не так наивен, чтобы таять от улыбок хорошеньких девушек, поэтому в обращении с Еленой, наверное, и впрямь суховат. Только что же вдруг сегодня её образ словно застыл перед глазами?..
Поднимаюсь со скамейки, направляюсь к выходу из сквера. Блондинка уже исчезла из виду. А я всё иду и иду не спеша. Время в запасе есть. Да и служба моя такая, что особой торопливости не терпит, требует внутреннего спокойствия и уверенности. А сегодня утро такое замечательное! Может, и день весь будет таким же?
Я покидаю бульвар, пересекаю по белым полоскам перехода залитую солнцем площадь и вскоре оказываюсь в вестибюле райотдела. На моих часах без четверти девять. Заглядываю в комнату дежурного, а там кроме его помощника – молодого широкоплечего сержанта Кандаурова – никого больше нет, хотя обычно в это время здесь всегда бывает немало ребят из уголовного розыска. Значит, ничего существенного за воскресенье не произошло.
Подхожу к столу сержанта, громко здороваюсь и спрашиваю:
– Как дела? Где дежурный?
Он поднимает на меня припухшие от бессонной ночи глаза, устало говорит:
– Здравия желаю, товарищ капитан. Пока всё в норме. Если до девяти не поступит заявлений, то вам сегодня лафа… А дежурный к руководству ушёл, докладывать.
– Твоими бы устами – да мёд пить! – говорю ему, улыбаясь.
Его широкое простодушное лицо тоже озаряется улыбкой. И в этот момент на пульте вспыхивает жёлтый огонёк «02», а в соседней комнате телетайп начинает выводить трескучую дробь.
Кандауров хватает телефонную трубку:
– Милиция! Что? А кто говорит?..
Подхожу к телетайпу. На ползущей бесконечной бумажной ленте одна за другой появляются тревожные строчки, переданные из других райотделов и областного управления внутренних дел…
«Начальнику районного отдела. 20 мая с. г. в 16 часов из дома № 3 по улице Kpecтьянской г. Бровки ушла и до сего дня не вернулась Золотова Наташа. Возраст – 15 лет… Предположительно может находиться у своей бабушки Золотовой Марии Егоровны, проживающей…»
«21 мая с. г. из пос. Поречье угнана автомашина “ВАЗ-2101” красного цвета, принадлежащая гр-ну Белову. Примите меры розыска машины и преступников…»
А телетайп всё стучит и стучит.
Возвращаюсь к сержанту.
– Ну что?
Он прикрывает ладонью трубку.
– Муж у одной буянит…
И опять в телефон:
– Да-да… Успокойтесь, пожалуйста. Мы немедленно выезжаем.
Вот так… Ничего себе начинается денёк!
Выхожу в коридор, привычно поднимаюсь по крутой лестнице на третий этаж и иду в свой кабинет. В открытую форточку окна с улицы вливается всё тот же густой запах расцветающей сирени. Он снова возвращает меня к мыслям о Елене. Как любит она выискивать в её гроздьях «счастливые» соцветья! Вот придёт вечер, и я опять пройдусь по бульвару, накуплю для неё сирени. Пусть порадуется!
Улыбаюсь своим мыслям и принимаюсь за работу: пишу представления, справки, запросы. Жду вечера. И дождался. Телефонного звонка дежурного.
– Демичевский?.. Срочно с опергруппой на выезд!
Оказывается, сработала сигнализация фирменного магазина «Бирюза», торгующего ювелирными изделиями.
Не проходит и минуты, а наш уазик, включив сирену, уже летит по улице. Сидим и гадаем, что там, в «Бирюзе»? И самые худшие предположения оправдываются – разбойное нападение.
«Как же такое случилось?» – спрашиваем в магазине. И вот что выясняется.
За пять минут до закрытия «Бирюзы» кто-то позвонил со двора у служебного входа. Думая, что приехали инкассаторы, директор магазина Шляпникова, пожилая дородная женщина, собирающаяся уйти через месяц на пенсию, спокойно открыла дверь и… отшатнулась.
Высокий молодой черноволосый мужчина с пистолетом в руке подтолкнул Шляпникову к её кабинету, рванул там со стола одну из инкассаторских сумок с дневной выручкой и перебросил сообщнице, такой же молодой особе, появившейся на мгновение за его спиной.
Ещё до того как налётчик потянулся за второй сумкой, Шляпникова успела нажать потайную кнопку сигнала тревоги. Завыл «ревун». Преступник отпрянул, выстрелил, не целясь, и выскочил во двор. Громко хлопнула дверца машины, заурчал мотор, и через несколько секунд всё стихло…
Шляпникова выглядит испуганной, но невредимой. Только губы белые и трясутся.
– Да вы не волнуйтесь, не переживайте так, – пытаюсь успокоить её и коротко передаю в райотдел по телефону первые сведения о случившемся.
– Как не переживать?! – расстроенно всплёскивает она руками. – Ведь чуть всю выручку не унесли!
– И много взяли?
– Почти пятьдесят тысяч! Сорок девять тысяч девятьсот рублей.
Она тянется к графину с водой. Я опережаю, подаю полный стакан. Пока Шляпникова пьёт, вместе с экспертом Губиным осматриваю и фотографирую место происшествия. Собственно, осматривать и нечего. Её кабинет, где мы ведём разговор, находится напротив служебного входа. Налётчику действительно потребовались бы секунды, чтобы осуществить задуманное.
В воздухе ещё пахнет пороховой гарью. В помещении всего одно окно, забранное решёткой, и то без форточки. Нет и какой-либо вентиляции. Душно. Зато над столом, за которым сидит моя собеседница, ярко горит красивая хрустальная люстра. В кабинете лишь один простенький стол, небольшой сейф да несколько стульев. Без особых затруднений нахожу на полу у окна пулю, сколовшую кусочек бетона от удара в стенку, а за косяком двери – гильзу. Следов обуви – масса, но все затёртые, и разобраться в них практически невозможно. Лишь в коридорчике, у порога кабинета, Губину удаётся зафиксировать слабые отпечатки подошвы и каблучка женской туфельки.
Присаживаюсь к столу Шляпниковой и спрашиваю:
– Так вы говорите, преступников было двое?
– Может, и больше, – не сразу отзывается она. – Ко мне ворвались-то двое – мужчина и женщина.
– Как они выглядели? – пытаюсь ещё раз уточнить их внешность.
Но Шляпникова, как и в начале разговора, не может описать их подробно: высокий, молодой, смуглолицый мужчина да такая же молодая и смуглолицая его напарница – вот и всё. И она расстроенно оправдывается:
– Испугалась очень. Какие тут подробности, особые приметы. Спроси, в чём были одеты, – и то, наверное, не скажу.
– И всё же?
– Мужчина, по-моему, в тёмном костюме, а женщина… в синем платье как будто бы, – смущённо пытается вспомнить Шляпникова, комкая в дрожащей руке и без того мятый цветной платочек, которым то и дело отирает потное лицо. – Как бы не струсила так!
– Нет-нет, – возражаю я. – Не казните себя напрасно. В такой ситуации, что случилась с вами, кто не испугается? А вы действовали решительно, не дрогнули.
Мне и впрямь приятно похвалить эту пожилую мужественную женщину. Но она отмахивается:
– Да какое там «решительно»! Мне бы после звонка в глазок посмотреть, а не дверь сразу открывать.
– Действительно, а почему вы поторопились открыть дверь?
– Думала, инкассаторы за выручкой приехали. Они всегда в это время появляются у нас.
– Погодите, погодите, – останавливаю её. – Давайте уточним. Во сколько к вам позвонили?
– Я уже говорила – без пяти семь.
– А инкассаторы приезжают?
– В семь. Иногда на минуту-две раньше или позже. Вот что и подвело меня. Ведь звонок был почти в это же время.
Да, видел я инкассаторов. Нас дожидались. Даже говорил с ними. Поохали, посочувствовали директорше и уехали.
Я задумываюсь. Интересная вырисовывается картина: рискованно действовали налётчики! Рискованно, но рассчитано, словно по секундочкам всё выверили.
– Значит, вы считаете, что у преступников была машина?
– Но ведь кто-то сразу выехал со двора, кто же ещё?
«Конечно, – мысленно соглашаюсь я. – Без транспорта им в таком деле не обойтись. Нужно осмотреть двор – поискать следы. Между прочим, выстрел могли слышать на улице. Следовательно, кто-нибудь мог заприметить и машину. Теперь только бы найти очевидцев».
Я знаю, что и другие члены опергруппы зря времени не теряют. Зевак на улице, когда мы подъехали к магазину, было немало, да и подворный обход ближайших домов, опрос их жителей может выявить ценных свидетелей. Кто-то из них, к примеру, в момент происшествия выходил из магазина или разглядывал его витрины, кто-то отдыхал на балконе своего дома или сажал там цветы… Короче, должны быть свидетели.
Поблагодарив Шляпникову, выхожу в коридор.
Как и ожидал, мне уже нашли свидетелей: узкоплечего веснушчатого паренька в линялых джинсах и пёстрой рубашке с отложным воротничком и тощую как жердь старомодно одетую старушку. Оба утверждают, что это было желтоватое такси, выскочившее со двора почти вслед за выстрелами. Номера машины старушка не приметила. Зато парню запали в память цифры: «37–38».
Незамедлительно передаю эти данные дежурному по райотделу. Если в машине преступники и они попытаются выехать из города, им это теперь вряд ли удастся: дежурный известит о моей информации все постовые и патрульные наряды, инспекторов ГАИ.
Мы делаем всё, чтобы раскрыть дерзкое преступление, как говорится, по горячим следам, работаем до глубокой ночи, но… тщетно. Налётчики как в воду канули.
Домой возвращаюсь за полночь. Пытаюсь неслышно пробраться в свою комнату, но Елена тут как тут. На ходу застёгивает халатик и спешит на кухню.
– Я тебе чаю подогрею.
Отговаривать бесполезно, и я молча киваю.
На кухне Лена усаживается рядом со мной за столик и, пока я чаёвничаю, не отрываясь молча смотрит на меня зелёными, как виноградины, глазами. Только сегодня они кажутся мне чуть погрустневшими.
– У тебя что-то случилось? – спрашиваю.
– Что у меня может случиться… Пей чай, Демичевский, пей…
Она отводит взгляд и пытается улыбнуться. Господи! Так ведь я хотел принести ей цветы! Надо же, как всё нескладно получилось…