Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают

Инцест

– Эксперт! Всегда! Сам! Осматривает! Одежду! – отчеканил Михаил Гурьевич с каменным выражением лица.

– От пасибки! А я и не знал! Надо же, – пробормотал Женька и хотел еще что-то добавить, но тут вмешался Самуилыч:

– Ребята, да не спорьте. То, о чем рассказал Евгений, это «закон подлости», или подлость закона. Все мы в своей работе нет-нет, но допускаем некие небрежности, легкие отклонения от предписанных правил, положений, и происходит это как по субъективным, так и по объективным причинам. Просто есть люди, которым нельзя ни в чем отклоняться от этих правил. Пусть он тысячу вскрытий проведет и ни одной ошибки не допустит. Но стоит ему снебрежничать на тысяча первом вскрытии – и это обязательно вылезет наружу. Так и здесь случилось. Да ты сам, Михаил, рассказывал, что рану на спине трупа не нашел. Чего ж прокурорским тоном-то вещать? Вот у меня была одна история, – начал было Самуилыч, но тут с шумом распахнулась дверь, и на пороге возник Сашка Царюк:

– Во компашка-то какая теплая! А я слышу голос Самуилыча и думаю: они в преферанс, как обычно, дуются – а они, оказывается, байки травят. Хорошее дело! Нужное!

– Ты много интересного пропустил, Александр Николаевич.

– А что вы про одежду-то говорили?

И Самулыч в двух словах пересказал ему зенинскую исповедь.

– Да-а-а… Такие рассказы интересны, но, увы, не помогают избежать подобных ошибок слушателям, – Сашка встал и, хитро прищурив один глаз, прошелся по комнате, поглаживая свой «комок нервов», который был не мал, но все же Самуилычеву уступал, причем заметно.

– Одежда… одежда… плохо осмотрел, деньги не нашел, – задумчиво повторил Саша. – Что деньги? Деньги – дело наживное, а вот я, ребята, однажды чуть убийство не прозевал. Рассказываю? – спросил он и обвел глазами присутствующих. Не услышав возражений, он начал:

– Я в нашем областном Бюро был уже… ну, так скажем, не последним человеком, когда однажды летом меня вызвал начальник:

– Александр Николаевич, у нас пи`ковая ситуация в районах. В одном районе эксперт в отпуск ушел, а в другом – тот, что его перекрывал, – сломал ногу, и теперь работать некому. Может, тряхнешь стариной, на пару недель съездишь поработать, а? Больше некого послать, вот ей-богу!

– То есть все заняты делами, и нашелся один бездельник, которого можно без ущерба для дела отправить…

– Не кипятись, Николаич, не кипятись. Поверь, ты единственный реальный кандидат. Или прикажешь мне самому ехать?

Ехать не хотелось, да и своих дел все-таки было навалом, а потом прикинул: лето, райцентр – на берегу реки, работа и отдых рядом. Короче, поехал. Работы там оказалось немерено. За первые три дня я вскрыл семь трупов, да и освидетельствований живых лиц было немало. А вот в четверг – навсегда запомню этот четверг! – в морге был всего один труп. Бабушка 75 лет. Крепкая, крупная, нормального телосложения. Умерла внезапно, хотя ранее ничем не болела. При осмотре снятой с трупа одежды и самого трупа никаких повреждений не обнаружил. При вскрытии каких-либо заболеваний или повреждений, что могли бы послужить причиной смерти, не выявил. Ситуация всем знакомая, верно? Набрал на анализы все, что положено, и, помывшись, пошел писать бумажки и печатать акт. Но, видимо, есть профессиональный ангел-хранитель у человека. Вот он-то снова, минут через 15–20, и повел меня в секционную. Санитар труп уже собрал, вымыл и стал одевать в принесенную родственниками одежду. И вот хожу я по секционной и слышу иногда странный металлический стук, тихий совсем – вроде как маленьким гвоздиком по стеклу постукивают, причем совсем легонько. Все это происходит в моменты, когда санитар, одевая, шевелил тело.

– Тихо, – говорю я санитару, – что это постукивает?.. слышишь… вот снова?

– А хрен его знает? Какая-нибудь застежка о стол, – отвечает тот, невозмутимо продолжая свои действия.

– Стой, – скомандовал я ему и, подойдя к трупу, сам стал его двигать, поворачивать – короче, шевелить, чтобы определить, что это за звук и откуда он идет. И вот в какой-то момент снова его услышал. Он исходил из области шеи – там, где она опиралась на металлический подголовник секционного стола. Мы повернули тело на живот, и я пальцами стал ощупывать кожу шеи сзади и почти сразу наткнулся на плотный «шпенек» под кожей.

Короче, коллеги, это был кончик, вернее, тупой конец обломившегося шила. Вот так! А ранка на шее сзади была столь незначительна, что я на нее не обратил внимания, приняв за маленькую родинку. Конечно, труп снова расшили, я широко обнажил все шейные позвонки и только тогда обнаружил и повреждение оболочек спинного мозга, и сквозное повреждение самого мозга на уровне четвертого позвонка. А само шило, пройдя строго «сзади-вперед», пронзило тело четвертого шейного позвонка, причем острый кончик его находился всего в двух миллиметрах под передней поверхностью позвонка. А теперь представьте те чувства, что я тогда испытал! Кто и почему повел меня в секционную – до сих пор не знаю. У меня там уже не было дел. Совсем не было. Санитар – лоб под два метра – в моей помощи не нуждался совершенно! Что меня туда повело?

– А знаете, – сказал Михаил Гурьевич, – мне тоже знакомо такое чувство. Вот иногда бывало так: есть труп скоропостижно умершего человека. Нигде и никаких указаний, и даже подозрений на криминал или просто насильственную смерть нет. А ты посмотришь на труп, и у тебя вдруг появляется чувство, что здесь надо искать! И почти никогда не ошибаешься: то ли сломанные ребра находишь, то ли подъязычную кость…

– И у меня, и у меня такое бывало, – вразнобой ответили почти все слушатели.

– Странное чувство, – подытожил Самуилыч, – у меня часто такое бывало; ну а дальше-то что было, Александр?

– А что дальше? Дальше все, как обычно! Я принял вид умного и проницательного эксперта, который только что, после многочасового, сложного, кропотливого и, самое главное, целенаправленного исследования выявил криминал! Убийство! Что мы в таком случае делаем? – и сделав короткую паузу, сам же ответил: – Звоним в дежурную часть РОВД и сообщаем о факте… Короче, я уже набирал номер «дежурки», когда вспомнил, что начальником местного розыска работает мой старый знакомый. Раньше он в области опером работал, и мы, можно сказать, были приятелями. Вот его телефон я и набрал:

– Федорыч, привет, как дела и бла-бла-бла – о погоде, жизни, семье…

А он, видимо, был занят, и с трудом сохраняя вежливость, скупо и односложно отвечает – потом, не выдержав, говорит мне:

– Николаич, ты извини, я…

– Д-а-а, Федорыч, совсем забыл, заговорил ты меня, старик! Я ж на вскрытии… – ну и перечислил то, что нашел!

Мой визави чуть трубку от неожиданности не проглотил, услышав такое известие:

– Не врешь?

– Да ты что? Такими вещами не шутят!

– Ща будем, – и короткие гудки…

– Так вот, – хитро улыбаясь, сказал Сашка, – я только успел трубку положить, зайти в комнату отдыха и, не присаживаясь, выпить три глотка холодного кофе, а уже перед раскрытыми дверями морга, истошно скрипя плохо отрегулированными тормозами, остановилась ментовская «девятка». Судя по той скорости, с которой они прибыли, можно было думать о какой-то фантастической нуль-транспортировке, а не о банальной езде по улицам довольно сонного городка!

– Короче, ты получил маленькую моральную компенсацию за все свои терзания и переживания, да? – сказал Зенин. – А менты убийцу-то нашли? Или дело прекратили, так как пришли к выводу, что бабушка сама упала и накололась шеей о случайно торчащее из земли именно в этом месте шило?

– Да нет, не прекратили. В принципе, я до следующего лета так толком и не знал, чем все это закончилось. Сначала подозрение пало на 16-летнего внука бабушки, ведь они жили вдвоем. Однако это был маленький и довольно субтильный юноша, и, как посчитали, не способный нанести такой мастерский удар. Сами понимаете, что для такого удара нужен навык, нужна сила, нужны знания. Да и поведения был очень примерного. В общем, пацана, еще пока я был там, отпустили. А я уехал. В положенное время сдал экспертизу, и текущие дела так засосали, что и поинтересоваться было некогда. Пару раз дергался своему приятелю звякнуть, но не получалось…

Начальник розыска сам мне позвонил уже после майских праздников следующего года. Договорились о встрече, и он после обеда ко мне подъехал. Сели, налили по 50 граммов – сугубо для разговора.

– Ну, так что, Федорыч, как с тем случаем? …ну, где шилом бабушку? Раскрутили?

– Да! Ее внук убил.

– Серьезно? И доказуха есть? Или заставили признаться в том, что он не делал? Не темнуху же вешать себе на шею, а?

– Обижаешь, Александр Николаевич! И доказательная база железная, и все закреплено, да что толку-то?

– Все, давай рассказывай, не томи!

– Как ты помнишь, мы мальчишку отпустили еще, по-моему, при тебе? – и увидев мой кивок, продолжил: – Тогда мы стали отрабатывать другие версии, но все было впустую, темнуха нависала железная. Случай помог. Примерно через месяц мне позвонил начальник розыска из соседнего района – ну тот, что в 30 км от нас, помнишь? Ну так вот, он позвонил и сказал, что его опер случайно узнал у своей родственницы, что за пару месяцев до нашего убийства какой-то мальчишка купил у нее в магазине – она продавцом работает – два десятка… шил! По фотографии она уверенно опознала внучка. Ну, мы все, как положено, оформили и провели у него обыск. Нашли в сарае с десяток рукояток от шил, нашли полено, в котором застряли острия обломанных шил – это он тренировался, и арестовали его. Мальчишка запираться не стал и дал всю раскладку: и как тренировал руку, и как сначала вытаскивал из рукоятки острие, чтобы потом вставить назад, для того чтоб острие в позвонке и осталось, а рукоятка бы не торчала. Это он где-то вычитал.

– И что ему дали?

– А ничего. Судебно-психиатрическая экспертиза признала его невменяемым. Сейчас он лежит в областной психбольнице. Диагноз… – он открыл папку и прочитал по бумажке: – Шизофрения, галлюцинаторно-параноидная форма. И эта болезнь была единственным мотивом для убийства.

– Вот и вся история, что пришла мне первой на ум, – закончил Саша, однако Влад, недоверчиво покрутив головой, спросил:

– …и что, в родове у мальчишки были шизофреники?

– Да нет, коллеги, все проще и… гнуснее! Дело в том, что родной дедушка мальчика был его отцом…