Я еще не жила

Часть I. Будущее для неумерщвленной: страна Америка

Глава 1

Она спала, и ее сон был ужасен.

Она помнила, как ее бальзамировали, – парасхиты проделывали с ее телом все те вещи, что должны были даровать ей вечность в ее молодом теле: счастливую вечность, ибо она была свята и праведна. Она видела все – она была рядом с теми, кто потрошил ее труп, и одновременно ощущала себя изнутри. У нее не осталось голоса, чтобы крикнуть, она не могла поднять руки, чтобы остановить своих мучителей, и могла только бессильно терпеть.

Ее живот взрезали слева, чтобы извлечь внутренности, выскоблили ложкой через нос ее мозг, промыли ее останки кедровым маслом и погрузили в ванну с натром – солью и содой, чтобы оставить там на сорок дней. Она откуда-то знала, что прошло именно сорок дней, хотя утратила чувство времени.

Было ли ей больно?.. Она ощущала боль всем своим существом, но это была не телесная боль, а мучения ее Ка, – те, что хуже стократ. Когда ее обезображенные останки были высушены, их омыли пальмовым вином и надели ей украшения: золотые кольца, браслеты, тяжелую нагрудную пектораль. Ее запеленали: каждый палец отдельно, повязки перекладывали драгоценными амулетами, дабы оградить ее от всех вражеских козней на пути через подземное царство.

«Зачем? Зачем?..» – крикнула бы она во весь голос, если бы могла. Все эти обряды не имели никакого смысла! Те, кто учил ее с младенчества, – жрецы, хранители мертвых и светочи живых, – все они заблуждались. Или, быть может, их заклинания достигали прямо противоположной цели: она не получила ни просветления, ни блаженства, лишь оказалась навечно привязана к своему мертвому телу!.. Она была служительницей Амона и прорицательницей, и предсказала многое, пока жила, – но самого главного, собственной смерти и посмертной участи, предвидеть оказалась не в силах!

Она родилась в годину Проклятого… беззаконного царя, который сменил собственное имя, ниспроверг старых богов и нарек себя Эхнатоном. Это было время гонений для всех, кто служил истине, – таких, как она… Ее звали Амен-Оту: она не отреклась от своего имени и своего бога даже под угрозой пыток и изгнания, она сохранила свои богатства, ее многие чтили и верили ей. И все это обернулось ложью – как и служение Атону, память о котором также изгладилась в Та-Кемет. Существовала ли еще сама Черная Земля?.. Этого она тоже не могла сказать.

Она видела надпись, что выбили на ее саркофаге: «Восстань из праха, и твой взор сокрушит каждого, кто поднимется против тебя». Последняя ложь в череде лжей, и худшая из насмешек!

Та, которая прежде была Амен-Оту, не знала, как долго продлилось ее заключение, – она потеряла счет времени, и это оказалось единственным дарованным ей благословением.

Ее сон нарушился, но не прервался, когда пришли новые осквернители.

Ее гробницу взломали, и саркофаг открыли. Та, которая прежде была Амен-Оту, опять осознавала себя, как в первые дни после смерти: какие-то люди в странных одеждах смеялись, глядя на ее обнаженный иссохший труп, они растаскивали канопы с ее органами, украшения из золота, яшмы и бирюзы, хранившиеся в ларцах, и радовались своему обогащению. «Глупцы! Ничтожные глупцы! – хотелось крикнуть ей. – Все это скоро минет, вы умрете: и вас ждет то же, что меня!»

Но, разумеется, никто не услышал ее, никто ей не внял. Ее мумию вынесли наружу, заколотили в деревянный ящик, и куда-то повезли. Она ничего вокруг не узнавала, не разбирала речей завладевших ею варваров: и жрица поняла, что Та-Кемет умерла, так же, как она сама. Она снова погрузилась в оцепенение, продлившееся невесть сколько.

Потом бывшая жрица Амона осознала, что находится посреди моря, на корабле; и ее везут в какую-то далекую чужую страну. Но теперь ей было все безразлично: лишь смутные воспоминания и впечатления проскальзывали, будто рыбы в глубоких темных водах ее сна, и впереди не брезжило никакого света Осириса.

– Вот она, любуйся, сестрица! Только не пойму, что ты в ней нашла! Она ведь даже без гроба и амулетов, совсем голая!

Хью постучал по стеклянному ящику.

– Тише!.. – шикнула Этель: как будто мумия могла их услышать. Девушка сняла широкополую шляпу из крашеной соломки и наклонилась ближе.

– Изумительно, – прошептала она, проведя пальцами по стеклу. – Подумать только: эта жрица жила три с лишним тысячи лет назад, и вот она перед нами.

Этель обернулась к брату.

– Знать бы, отчего она умерла? В Древнем Египте многие умирали рано, даже аристократия. Наверное, она была молода, красива…

Хью рассмеялся, любуясь порывом сестры.

– Ты у меня и молода, и красива, – сказал он. – Зачем ты забиваешь себе голову этой чепухой? Разве не интереснее жить сейчас… во много раз интереснее?

Он взмахнул рукой, обведя безбрежный океан королевским жестом.

– Только подумай: мы плывем на самом большом и роскошном судне за всю историю человечества! Тут столько потрясающих новинок, а мы с тобой ничего еще толком не видели!

– Хью, вахтенный офицер нас сейчас прогонит! Пойдем-ка отсюда, поживее!

Рассердившись и обеспокоившись, Этель снова надела шляпу и потянула брата за рукав пиджака. Мумия высокопоставленной жрицы времен Аменхотепа IV, на которую им позволили взглянуть с большой неохотой, находилась не где-нибудь, а на шлюпочной палубе, около капитанского мостика: дабы уберечь ценную реликвию от сырости трюма и случайных повреждений при транспортировке. Хью, конечно, только рисовался, делая вид, будто мумия его совсем не интересует. Он был начинающим репортером в «Дэйли мэйл», и совать всюду свой нос – в этом состояла его профессия.

Хью с Этель вернулись на открытую прогулочную палубу, протянувшуюся вдоль борта, – такую длинную, что спортсмены могли отмахивать по ней целые мили. Брат с преувеличенной торжественностью предложил Этель руку, и Этель, с улыбкой покачав головой, приняла ее. По правде говоря, мисс Бертрам до сих пор побаивалась блестящих господ, которые совершали тут моцион: «Титаник» был предназначен в первую очередь для миллионеров, сливок американского и британского общества, и был оборудован как самый лучший на свете плавучий отель. Хью успел разведать – и кое-что брат и сестра Бертрамы увидели своими глазами: на «Титанике» имелись теннисный корт, плавательный бассейн с морской водой, большой гимнастический зал с удивительными снарядами, «электроконем» и «электроверблюдом», парикмахерская, настоящие турецкие бани и даже больница с операционным залом! На новехоньком лайнере все вокруг радовало глаз – интерьер продумывали лучшие художники; рестораны, салоны и каюты первого класса украшали стилизованная мебель, дубовые резные панели, дорогие ковры, шелковые занавеси. Конечно, в первый день плавания Этель была в восторге от всего этого: вместе с другими непритязательными представителями среднего класса она ощущала, точно попала в сказку. Но теперь ей казалось, что это уже чересчур, – что это вызов, который самонадеянный человек бросает природе… и, если угодно, Богу.

– Это настоящий дворец. Мне кажется, ничто подобное вообще не должно выходить в море, – серьезно сказала Этель брату, после того, как они некоторое время прошли в молчании, любуясь обстановкой.

Хью изумился: они приостановились.

– Почему?

Этель вздохнула.

– Не знаю. Мне просто тревожно. Кстати, ты обратил внимание, сколько шлюпок на верхней палубе? Мне кажется, на всех пассажиров их не хватит!

Хью горделиво откинул белокурую голову – с таким видом, точно это он сам спроектировал и построил «Титаник», к удовольствию сестренки.

– Уж эта предосторожность здесь вовсе излишняя, глупышка! Разве ты не слышала, что «Титаник» называют непотопляемым? Знаешь, какой прочности у него корпус, – а внизу водонепроницаемые отсеки! С ним попросту не может ничего случиться!

Этель промолчала, и они пошли дальше. Хью опять оживился, с удовольствием раскланиваясь со знакомыми, которыми уже успел тут обзавестись; а Этель с вежливой улыбкой им кивала. Хью иногда бывал несносен, как все младшие братья, – и, конечно, ужасно важничал, выступая в роли сопровождающего и опекуна Этель на этом великолепном судне. Но Этель знала, что он всем сердцем любит ее, – как и она его.

После смерти матери их отец очень горевал и больше не женился. Мама умерла почти сразу после рождения Хью – как дети узнали впоследствии, от родильной горячки. Овдовев, отец стал относиться к Этель с особенной нежностью, утверждая, что она «копия своей матери»; а вот с сыном обращался гораздо холоднее, хотя и старался не делать различий между своими детьми. Им обоим очень не хватало мамы, но, наверное, именно благодаря ее смерти брат и сестра особенно сблизились.

По правде говоря, на «Титаник» они оба попали только благодаря предприимчивости Хью: в последний день двое пассажиров второго класса, супружеская пара, внезапно сдали билеты, и Хью, узнав об этом от знакомого стюарда, успел их перекупить по дешевке – всего за десять фунтов. Так что Этель досталась целая отдельная каюта с мебелью красного дерева, двухэтажной кроватью, раковиной и зеркалом. Брат занимал каюту по соседству, вместе с каким-то молодым учителем; а ванная комната у них была общая. Но все равно – таких удобств Этель не встречала ни в одном отеле, где им доводилось останавливаться.

Этель слышала, что не только эти пассажиры, но и многие другие сдали билеты перед первым рейсом «Титаника». Хью, конечно, заявил бы, что это пустые суеверия, и она не стала делиться своими тревогами. А потом они рассеялись, как и у остальных, уступив место восхищению…

Они с Хью направились в просторную читальню, где был большой выбор книг и удобные письменные столы, – хотя в такую прекрасную погоду посетителей тут было мало. Хью заявил, что ему нужно поработать; и, устроившись за одним из свободных столов, немедленно застрочил карандашом в блокноте, высунув язык от усердия.

Этель села в кожаное кресло и, наблюдая за братом, улыбнулась, прикусив кончик русой косы. Она не сомневалась, что Хью сочиняет заметку о той самой мумии, о которой столь пренебрежительно отозвался: наверняка нафантазирует что-нибудь о древнем проклятии. С тех пор, как Египет стал модным курортом, такие слухи очень популярны…

Они с Хью ехали в гости к американским родственникам. Этель там ждал троюродный брат Гарри, друг детства и «почти жених». Он был очень мил, и Этель давно обдумывала его предложение… хотя, строго говоря, они с Гарри не были обручены. Но, наверное, в этом году она выйдет за него замуж. Ей уже стукнуло двадцать один.

Этель встала и, подойдя к брату, тронула его за плечо.

– А? – Хью вскинул свои красивые глаза, разрумянившийся от возбуждения и недовольный, что его прервали. Глаза у них обоих были карие – одинаковые; только Хью был блондин, а Этель русоволосая.

– Я пойду вниз, хорошо? Спустишься к ужину? – спросила Этель.

– Да-да, непременно, – Хью кивнул и опять принялся яростно писать в блокноте, что-то по ходу вычеркивая. На «Титанике» была собственная типография, и Хью желал во что бы то ни стало напечататься в судовой газете. В Новый Свет он рвался, – как и многие, – искать счастья и делать карьеру. И Этель надеялась, что ее неугомонному и энергичному братцу улыбнется удача. Кому же, как не ему!

Девушка вздохнула и, оправив платье и откинув длинную косу за спину, вышла из читальни и направилась вниз – на палубу F, где находились ее с братом каюты, на одном уровне с третьим классом. Вот что еще очень не нравилось Этель: в каюту приходилось спускаться, будто в преисподнюю. Там отчетливо ощущались жар котельных и вибрация могучих машин. В то время как наверху движение парохода вовсе не замечалось.

Замешкавшись у одной из лестниц, Этель спросила дорогу у вежливого стюарда. Персонал на «Титанике» был такой же первоклассный, как и все остальное: с Этель, несмотря на ее скромную одежду, здесь обращались, точно с принцессой. Ее это смущало, но было очень приятно.

Войдя в каюту, Этель присела над своим саквояжем и вытащила книжку, которую захватила в дорогу: «Клеопатру» Георга Эберса. Конечно, ей сейчас куда больше хотелось обследовать корабль, чем погружаться в древнюю историю: к тому же, «Клеопатра» была зачитана до дыр. Но Этель попросту опасалась потеряться, бродя по коридорам «Титаника» в одиночку. Вот вернется брат, и они пойдут на ужин, где им подадут все самое вкусное. А потом можно будет отправиться на концерт или на танцы! Даже на шумную гулянку в третьем классе, куда зазывал ее брат: Хью, казалось, стремился за эти дни перепробовать все…

Этель скинула шляпу, туфли, сняла темно-зеленый жакетик и, пока ее никто не видел, в одних чулках залезла с книгой на кровать. Ее особенно восхищало, что та двухъярусная!

Девушка подобрала ноги и погрузилась в книгу. Но она то и дело отвлекалась, мыслями возвращаясь к таинственной мумии. Что и говорить, она была куда интереснее, чем Клеопатра, про которую писали все кому не лень!

Однако Этель не заметила, как пролетело время до прихода Хью. Брат похвастался, что успел не только написать, но и пристроить свою заметку! Этель, спустившись с кровати, радостно поцеловала его.

– Ты у меня умница! Подожди минутку, я только приведу себя в порядок, и мы пойдем.

Хью кивнул и деликатно вышел за дверь, прикрыв ее снаружи. Этель переплела косу, украсив ее черепаховым гребешком, капнула на шею лавандовой водой и переоделась в кремовое вечернее платье с кружевами, которое очень ей шло. В таком можно было и на танцы…

Глядя в большие темные глаза своего отражения, Этель на мгновение замерла. Ей вдруг показалось, что из зеркала на нее смотрит чужая женщина, чужая и враждебная, – незнакомка, которая на тысячи лет ее старше…

Тряхнув головой, Этель рассмеялась своей глупости и быстро вышла в коридор, захлопнув дверь.

– Ну, я готова, – заявила она брату и взяла его под руку. И они пошли на ужин, от души наслаждаясь этим вечером.