Тёмные сказки

Методы воспитания

Воспитание ребёнка – есть

прямая обязанность родителей.

– И вот они зашли в тёмный и страшный лес, который казался живым существом. Искривлённые ветви деревьев тянулись к их обнажённым шеям, словно скрюченные руки старухи к младенцу, пытаясь задушить их и тем самым преградить дорогу к заколдованному замку…

– Папа, мне страшно, – сказал маленький мальчик и заплакал. – Я боюсь их.

– Валер, ты зачем опять Мишку своими страшилками пугаешь? – спросила мужа Марина. Валера имел обыкновение коротать вечера, читая сыну, которому совсем недавно исполнилось четыре годика, страшные истории. – Прочитай ему лучше что-нибудь нормальное!

– А что, по-твоему, нормальное? «Колобок»? Или, быть может, «Красная шапочка»? – усмехнулся Валера. – Мой сын уже вырос из того возраста, чтобы слушать подобные глупости.

– Не забывай, пожалуйста, что он и мой сын тоже, – сказала Марина, входя в детскую. – И я не хочу, чтобы мой ребёнок вырос с расшатанной психикой! Разве мало хороших красивых детских сказок, от которых дети не плачут?

– Да они же все глупые, – настаивал Валера. – Правда, ведь, Миш?

– Да, они глупые, – подтвердил четырёхлетний отрок.

– Ну, я не знаю! – взвилась Марина. – Те глупые, от этих он плачет. Может тогда подождать, пока он подрастёт?

– Что ты, мама?! – испуганно залепетал Миша. – Не надо ждать, просто мне иногда бывает страшно.

– Нет, это нормально? – риторически вопросила Марина. – Валер, и всё же, я прошу тебя: не надо издеваться над ребёнком. Бог с тобой, читай ты ему, что он захочет, но можно ведь опускать наиболее пугающие места?

– Можно, конечно, – ответил Валера. – Но в таком случае и эти сказки станут чрезвычайно глупыми. Ты понимаешь, я хочу, чтобы наш мальчик рос смелым и ничего не боялся.

– Да ты только посмотри на него! – не унималась Марина. – Ведь он же белее бледной поганки! Ну, куда такое годиться?

– Мама, не переживай, я не стану поганкой, если буду слушать эти сказки, – сказал Миша.

Детская непосредственность несколько разрядила атмосферу, и на губах у родителей заиграли улыбки.

Подобные разговоры случались, чуть ли не каждый вечер. Всё это происходило потому, что у родителей были разные взгляды на методы воспитания ребёнка, но всегда в этих спорах побеждал Валера, так как он привлекал на свою сторону мнение сына, а Марине приходилось сдаваться.

Нельзя сказать, что её мучили какие-то предчувствия. Ей просто не нравилось то, каким образом её муж подаёт ребёнку знания. Отчасти это случалось ещё и потому, что иногда она сама слушала эти страшные истории. Она не находила в них ничего привлекательного. На её взгляд: уж лучше «Колобок», чем «Кости цареубийцы». Надо признаться, ей и самой было не по себе от этих историй, и она не понимала, как ребёнок может слушать всю эту чушь. Но он слушал.

– В любом случае, малыш, тебе пора спать. Дочитаете завтра, – поставила Марина жирную точку в сегодняшнем разговоре.

– Но я уже не малыш, мама, – проговорил Миша, кутаясь в уютное пуховое одеяло. – Мне уже нравятся девочки.

Родители вновь засмеялись. По крайней мере, в одном они были солидарны – ребёнку надо отдавать всё своё тепло и ни в коем случае не показывать внутрисемейных конфликтов, пока он не подрастёт, чтобы не пришлось его спрашивать, с кем он хочет остаться: с мамой или с папой?

– Ложись спать, Казанова ты наш, – сквозь смех сказал Валера.

– Пап, а кто такой Казанова? – спросил Миша.

– Спи уже, – вместо ответа произнёс Валера и выключил в детской свет.

После этого родители поцеловали своё чадо, и ушли на кухню. Это была ещё одна семейная традиция: после того, как Мишу укладывали спать, Валера и Марина сидели на кухне, пили чай и о чём-нибудь разговаривали. Последнее время эти разговоры всё больше касались проблематики воспитания малыша, мирно посапывающего за стенкой.

Валера, отец Миши, был полностью уверен в том, что его сын не должен вырасти размазнёй. Он тратил почти всё своё свободное время на то, что закалял сына, учил его делать гимнастику, прививал волю к достижению поставленной цели и т.д. Для того чтобы воспитывать ребёнка подобным образом, он читал массу соответствующей литературы.

В той же литературе было много написано о том, что надо избавить своего ребёнка от всяческих страхов, боязней и фобий. Но как это сделать? Всё там же советовалось подготавливать ребёнка к жестокой повседневной действительности поэтапно. Первым этапом значилось чтение на ночь страшных сказок, чтобы ребёнок научился перебарывать в себе неуверенность в завтрашнем дне и тому подобные эмоции. Да, именно для того, чтобы ребёнок умел справляться с негативными эмоциями, и рекомендовалось читать ему на ночь что-нибудь «душетрепательное».

Вторым этапом шла подготовка ребёнка к стрессовым ситуациям путём симулирования всё того же стресса, но на этот шаг в отношении своего сына Валера ещё не решился.

Очень часто в последнее время по вечерам он пытался показать своей жене преимущества именно такого воспитания, но она ничего не желала слышать об этом. Порою Валере казалось, что она делает это исключительно ему назло, но потом он отметал эти мысли, как несостоятельные. Помимо вопроса о способах воспитания ребёнка, в их семье царили полное взаимопонимание и единые взгляды на всё. Как ни странно, Миша оказался их яблоком раздора.

Конечно, о разводе речь не шла, но он уже наметился чёрным пятнышком на горизонте, за который уходила дальнейшая жизнь. И Валера, и Марина прекрасно понимали, что просто необходимо сохранить семью хотя бы до тех пор, пока ребёнок не повзрослеет. К тому же, они любили друг друга.

– Муж, – сказала Марина, усевшись на кухне на своём привычном месте между холодильником и столом. – Я не хочу, чтобы ты читал нашему сыну на ночь всю эту абракадабру. Я, конечно, всё понимаю, но мне иной раз и самой становится страшно от диких фантазий авторов.

Страшные сказки – глупость какая! А ведь даже такая мелочь может привести к серьёзным разладам в семье.

– Сколько раз мы уже обсуждали эту тему? – поинтересовался Валера. – Сотню? Тысячу? Давай сделаем так: мы раз и навсегда решим этот вопрос, иначе мы просто не сможем дальше жить вместе.

– Я это понимаю, – Марина достала спрятанную пачку сигарет (она никогда не курила при сыне) и затянулась ароматным дымом. – Я и не стала бы затевать всех этих разговоров, если бы не понимала, вот только боюсь, что ты всё равно сделаешь по-своему. Валер, ну я прошу тебя, не травмируй ты его психику всякими этими вурдалаками и прочей нечистью!

Валера задумчиво посмотрел в окно. Там, за стенами их уютного маленького мирка, бушевало лето. Была середина июля – самое время купания и приобретения загара. Сейчас, правда, уже наступали сумерки, но это ничуть не умаляло красоты пейзажа, раскинувшегося за окном.

– Скажи честно, – наконец, произнёс он. – Чего ты боишься? Может быть, ты действительно так считаешь только из-за того, что сама по ночам мучаешься кошмарами? А, может, всё дело в другом? Скажи мне правду. Ты хочешь сказать, что посредством всех этих историй в нашей семье вырастет чудовищный маньяк-психопат?

– Нет, я так не думаю, – ответила Марина. – Просто мне кажется, что твои эти… способы воспитания возымеют обратный искомому результат. Вместо того чтобы вырасти смелым львом, он станет трусливым шакалом – этого-то я и боюсь больше всего.

– Ты зря опасаешься. Наш сын никогда не станет шакалом. Пойми ты, наконец, такую вещь, что я ни в коем случае не занимаюсь отсебятиной. Я постоянно читаю книги по воспитанию, где чёрным по белому написано, что ребёнка надо научить противостоять нега…

– Ты мне уже все уши прожужжал с этими своими книжками, – перебила его Марина. – Однако почему-то мне кажется, что тот, кто написал их, никогда не имел собственных детей! Господи, да у меня же просто сердце разрывается, когда я слышу, как он плачет по ночам после твоих «сказочек».

– Кстати, я всего лишь один раз слышал, как он ночью плакал, и случилось это как раз после того, как ты ему прочитала «Колобка».

– Я что-то не припомню, чтобы он хоть раз плакал после того, как читала ему я.

– Конечно, не помнишь, ты же тогда спала, как убитая, а я подошёл к нему и спросил, почему он плачет. И знаешь, что он ответил?

– Что?

– Он, оказывается, плакал потому, что ему зайчика было жалко, ведь тот остался голодным. Прелесть, а не ребёнок.

– Правда?

– Чистейшая правда.

– Но вернёмся к нашим баранам.

За окном окончательно стемнело, и в открытую форточку доносились приятные ночные запахи и стрекотание цикад. Семья жила в двухэтажном загородном домике, с десятью сотками прилегающей земли. Они называли его своей летней резиденцией.

Земля, составляющая надел этого домика, была засажена фруктовыми деревьями и засеяна газонной травой, образовывая чудный сад, весьма подходящий для развития здорового ребёнка.

– Я понимаю так: что буду просто вынужден прекратить все эти чтения на ночь. Или я не совсем правильно отразил твоё мнение?

– Ну, почему же прекратить? Ты можешь продолжать читать ему, но что-нибудь более изящное, чем все эти рассказы о живых мертвецах, отрубленных головах и так далее. Есть же, в конце концов, такие безобидные писатели, как Жюль Верн, Джек Лондон, Пушкин, наконец! Почему ты не хочешь воспитывать его на той литературе, на которой росли мы?

– Безобидные? Ну, не такие уж они и безобидные, как тебе кажется, – Валера почесал сначала затылок, а потом шею. – Но если ты хочешь, чтобы наш сын вырос таким же, как и мы, то я вполне могу почитать ему «Кота в сапогах», хотя это тоже страшная сказка.

– Причём тут «Кот в сапогах»? И потом, что плохого будет в том, если наш сын вырастет таким же, как и мы?

– Как мы? Да ты посмотри на себя! Ты же при каждом шорохе трястись начинаешь! А я? Я тоже не лучше! Я же хочу, чтобы у нашего ребёнка с малых лет ушла из крови эта привычка бояться всего и вся! – ответил на это Валера.

– Нет, иногда я тебя просто не понимаю, – растерянно пролепетала Марина.

– Давай пойдем на компромисс.

– Это как? – удивилась Марина.

– На некоторое время я перестану читать Мишке ужастики, и, понаблюдав за ним, скажем, до следующего лета, мы вновь вернёмся к этому вопросу. Идёт?

– Хорошо, идёт, – Марина смотрела на мужа изучающим взглядом. Она всегда удивлялась тому, как легко он может сглаживать любые края, будь они даже острыми, как бритва. – Смотри, уже совсем поздно.

Валера промычал в ответ что-то неразборчивое. Он был полностью поглощён изучением темноты, сгустившейся за окном. Небо приобрело тёмно-фиолетовую окраску, и на нём, словно на бархате изумительной красоты, были рассыпаны далёкие солнца иных миров.

Астрономия – это было наиболее серьёзное увлечение Валеры после воспитания ребёнка. Жена шла третьим номером.

– Ты спать идёшь? – спросила Марина, поднимаясь из-за стола.

– Да, да, уже иду, – спохватился Валера и залпом допил остатки остывшего чая.

Спальня располагалась на втором этаже. Это была большая и просторная комната с минимумом мебели: посередине стояла огромная кровать, а в углу у окна телевизор на подставке. По стенам разместились несколько картин.

Несмотря на распахнутую настежь створку окна, в комнате было очень тепло. Атмосфера дышала уютом и спокойствием, напоминая своим обитателям, что они влюблены друг в друга и хотят быть вместе.

Марина поднялась первой. Разделась и сразу же юркнула под одеяло, чтобы к приходу мужа от постели веяло ароматом её прельщения. Так приятны были эти ночи в загородном доме! Столько в них было тепла и покоя!

Валера поднялся спустя несколько минут и, не теряя времени даром, поспешил присоединиться к жене.

Марина очень любила его. Когда он был рядом, она прощала ему все его «задвиги». Он был обыкновенным мужчиной, при этом довольно красивым и статным. А уж темперамента в нём было, хоть отбавляй.

– Валер!

– Чего?

– Я забыла тебе сказать, хорошо, что хоть сейчас вспомнила.

– Что такое? Опять эти дни?

– Да нет же! Пока ты там пугал нашего несчастного Мишутку, мне позвонил главный редактор нашего издательства…

– Так, так, так. И чего же он хочет? Ты же вроде бы как в отпуске?

– Да, но у них там – в Москве – какая-то заварушка с заложниками; и главный просил, чтобы я приехала на пару дней. Ведь ты же знаешь, что твоя жена самый лучший репортёр.

– Как же, как же! Уж мне ли этого не знать?! Но сдаётся мне, что не из-за заложников вызвал тебя главный.

– А из-за чего же?

– А из-за тебя самой. Такой приятной на ощупь и вкус козочки! Ам!

– Ну, хватит дурачиться, я же серьёзно тебе говорю! Ты не против, что я оставлю вас тут на пару дней совсем одних?

– Как же я могу быть против?! О, Джульетта, ты разбиваешь мне сердце! – ласковые прикосновения. – Нет, я не против. Езжай, конечно, только будь поосторожней, ведь мы тебя так любим!

– Я буду осторожной! Я буду о-оч-чень осторо-ожной! Ведь я тоже вас люблю…

* * *

Миша не спал. Нет, отнюдь не оттого, что происходило наверху, – он уже давно привык к этим монотонным поскрипывающим звукам и не боялся их. Не спал он оттого, что ему всюду мерещились вурдалаки и оборотни; деревья, тянущие к нему свои искривлённые ветви, и выползающие из-под кровати змеи.

Он был весь в поту, но боялся откинуть одеяло, так как рисковал быть атакованным всей этой нечистью. Восприимчивое детское воображение впитывало в себя все страхи, словно губка, и усугубляло их. То, что в сказке было просто страшным, ночью представлялось ужасным, а то, что было ужасным в книгах, приходило к Мише кошмарным и чудовищным.

Его тело, укутанное в одеяло, сотрясала мелкая дрожь, и хотелось даже не плакать, а отчаянно кричать и звать на помощь. Но тут же вспоминались слова отца: «Ты не должен ничего бояться, ведь нет ничего в этом мире более ужасного, чем сами страхи». Пусть так, но именно страхи-то и доставали.

Больше всего Миша боялся змей, которые жили у него под кроватью. Днём они куда-то прятались, но ночью выползали в неисчислимом количестве. До сих пор они не нападали, но Миша почему-то не сомневался, что когда-нибудь им надоест ждать, и они обязательно нападут. Чуть ли не каждый раз после того, как гасили свет в его комнате, он представлял себе, как это будет происходить.

Сначала вылезет одна, как бы на разведку. Мальчик всегда видел её без глаз и без ноздрей. А потом уже, когда она сообщит всем, что мальчик абсолютно беззащитен, и его скрывает лишь одно одеяло, они нападут.

Много-много их вылезет с обеих сторон кровати, потом они сцепятся друг с другом и будут душить его до тех пор, пока он уже не сможет вдохнуть. А после утащат его безжизненное тело под кровать, где и… сделают с ним…

(сделают с ним что?)

Впрочем, это уже не важно, потому что будет больно и…

(страшно?)

Ещё ему мерещились огромные пауки с тонкими и длинными лапками, которые ждали только того, чтобы он – Миша – стащил с себя одеяло. Тогда они перескочат на него со стен, свесятся с потолка и станут бегать по оголённым участкам тела. Бегать и жалить, как скорпионы.

Вот уже третий час маленький Миша ворочался в своей кроватке и никак не мог заснуть. Ему нравились рассказы отца, по крайней мере, они не были такими глупыми, как те, которые читала ему мама, но слишком уж жестока была расплата. Даже будучи таким юным, Миша понимал, что все его страхи исходят именно из отцовских рассказов, но он не мог остановить его, сказав: «не читай», потому что ему было до жути интересно, что же случится дальше.

Непредсказуемость – вот что подкупало мальчика в рассказах отца, тогда как истории, которые читала ему мама, предугадывались с начала до самого конца. У мамы всегда (ну, или почти всегда) всё заканчивалось хорошо. До тошноты. Зато в папиных сказках в лучшем случае можно было ждать неопределённости в концовках, а в худшем… Да что уж об этом думать?

Но именно сейчас Мише захотелось, чтобы в страшной сказке хоть раз всё закончилось хорошо. Хотя бы в сказке о нём. Но нечисть, собравшаяся вокруг его кроватки, совсем не хотела, чтобы эта сказка была со счастливым концом.

Малыш лежал на спине, чувствуя, как крупные капли пота перетекают по его телу под одеялом, и никак не мог уснуть. Это было плохо. Мучения всех этих долгих бессонных ночей не исчезали полностью даже днём. Миша постоянно чувствовал, что за ним кто-то следит. Иногда ему казалось, что стоит повернуть голову, и он увидит своих преследователей.

Мише было всего четыре года, но он отлично понимал, что такое состояние не нормально. Даже будучи вместе с родителями, он всегда чего-то боялся. Он знал, что за ним наблюдали и фиксировали каждый его шаг, стараясь вычислить слабые места. Но сказать об этом папе – нет, такого он не мог себе позволить, ведь он – Миша – должен быть бесстрашным.

Да, днём все страхи отходили на задний план, однако всегда незримо присутствовали где-то рядом. Хуже всего было то, что это были детские неосознанные страхи. Миша никогда не испытывал боли. Даже тогда, когда он разбил свою голову, играя с очередным подарком, ему не было больно. То есть все смутные тревоги и ужасные картинки основывались не на страхе боли и мучений, а на чём-то другом. У них была глубокая психологическая подоплёка. Непонятное и необъяснимое всегда хуже того, с чем сталкиваешься каждый день, пускай это будет даже чрезвычайно мерзко и противно.

Но ночью тени сгущались.

Если бы отец этого мальчика знал, что происходит с его ребёнком после того, как гаснет свет, наверняка перестал бы читать ему всякие страшные сказки, а принялся бы за «Колобка» и за всю остальную детскую «глупость», накопленную многими поколениями.

Скрип наверху прекратился. Миша, как всегда, лежал с открытыми глазами. Подспудно он понимал, что его родители скоро заснут, и он окажется совсем один в мире ужаса и страха.

Воспитание. Сколько бессонных ночей, раздираемых духотой постельного белья, принесло мальчику это воспитание? Последнее время он плохо ел, выглядел совсем разбитым, но родителям это почему-то было безразлично. По крайней мере, папе.

Мама частенько спрашивала Мишу, что с ним такое твориться. Но он отвечал, что всё нормально. Не мог же он, в самом деле, рассказать маме, что он не может уснуть ночами, и всё это происходит из-за папиных рассказов. Нет, он не мог этого сделать.

Он не мог отказаться от них. Что-то непреодолимо тянуло его слушать и слушать их вновь. Взрослый человек сравнил бы это с зависимостью от наркотиков. Но Миша ничего не знал о наркотиках, хотя уже прочно сидел на одной из разновидностей.

Потребность в новых дозах была бешенная. Если бы малыш уже умел размышлять, то он сказал бы, что новые впечатления помогают забыть о старых, несколько стереть их из памяти, чтобы они не докучали своим безобразным видом.

Но новые впечатления и образы были куда хуже прежних и куда глубже вгрызались в подсознание несмышлёныша.

Миша очень хорошо помнил, как испугался первый раз в жизни, хотя теперь картина, которую он тогда увидел, лежала в его памяти блёклой чёрно-белой фотографией… Ему шёл третий год. Как-то летом он вышел с отцом из дома и увидел, что тяжёлые массивные облака висят низко-низко. Они были странного желтоватого оттенка, что придавало им абсолютно фантастический и страшный вид…

Отец очень быстро успокоил расплакавшегося было сына, объяснив ему, что ничего страшного в этих облаках нет, и это обычное природное явление. Затем он впервые сказал свою знаменитую фразу о вреде страха.

Теперь Миша не боялся облаков, грозы или других «природных явлений», но не потому, что научился противостоять их сковывающему ужасу, а потому, что за прошедшие два года у него появились гораздо более серьёзные страхи, которые нельзя было объяснить обычным словосочетанием.

Взрослые не понимают детей. Возможно, они и не стараются их понять, а с младенческого возраста пытаются навязывать им свои понятия о жизни. Но всё-таки мамы более близки к пониманию чаяний своих чад, чем папы. Даже Миша это понимал, но он всеми фибрами души тянулся именно к папе, потому что тот до сих пор оставался для него таким ящичком, у которого нет открывающейся крышечки, но в котором всё равно что-то лежит. И вот до этого «чего-то» очень хотелось добраться.

Мише очень хотелось стать таким же бесстрашным, как папа. Он видел, что папу-то совсем не страшат происки нечисти, о которых он читал своему сыну. Это была ещё одна причина, по которой Миша не мог отказаться от страшилок на ночь.

Необъяснимого принято бояться – кажется, это тезис каждого человека. Только у каждого своя степень страха. Мише иногда казалось, что он может полностью потерять связь с реальностью и умчаться в это самое необъяснимое. Степень страха была высшей. Детской.

Дети могут не бояться многого из того, чего бояться взрослые, например, террористов и остальной непридуманной нечисти из реального мира. Зато у них могут дрожать поджилки от чего-то совсем уж пустякового, потому что у всех детей есть привычка возводить все свои страхи в некоторую степень, от чего те выглядят ещё ужасней и неприглядней.

Тело малыша покрылось липкой плёнкой пота, к которой он так хорошо привык за последние месяцы, и которую уже откровенно ненавидел за удушающий запах, служащий, как он считал, приманкой для оборотней и вампиров.

Во всём доме – ни звука, лишь гомон ночной жизни доносился через форточку, но это не могло обмануть малыша, потому что он точно знал: кто-то обязательно притаился где-нибудь поблизости, и ждёт удобного момента, чтобы напасть.

Миша считал себя взрослым мальчиком, тем более, то же всегда говорил его папа, поэтому с детскими страхами пора было кончать. Малыш давно уже вынашивал эту идею, но окончательно решился только сейчас.

Он отчаянным жестом скинул с себя влажное одеяльце и тут же сжался в комок. Он ждал, что на него сразу же посыплются гигантские пауки, или же к его босым ножкам протянется скрюченная костлявая рука, но ничего не произошло. Немного успокоившись, мальчик выпрямился. Сердце, замершее до этого на несколько мгновений, возобновило свой ритмичный, но всё же испуганный, бег.

Малыш свесил ножки с кроватки. Он даже сжал ручки в кулачки, представляя, как по этому поводу радуются змеи, сгрудившиеся под кроваткой. Но снова ничего не произошло.

Это само по себе уже было мистикой, поэтому прежде, чем сунуть ножки в тапки, Миша прислушался. Всё по-прежнему тихо.

Очень хотелось пить. Что ж, променад с целью – это гораздо лучше бесцельного блуждания по огромному дому. Миша встал на пол и почувствовал слабость в коленях. Сказывались недосып и постоянное нервное напряжение.

Он вполне мог спать при выключенном свете, но лишь потому, что свет ничуть не помогал избавиться от иллюзорных привидений, а, наоборот, только создавал новых в тех углах, где царствовала тень.

Вот интересно: если у взрослого прогрессируют необъяснимые страхи и мания преследования, то его признают больным и им занимаются, но если же подобное проявляется у ребёнка, то им никто не занимается. Все эти проявления психических отклонений списывают на возраст и считают, что с годами всё исправится само.

Миша шёл на кухню, стараясь придерживаться дорожки бледного света, благородно предоставленной ему Госпожой Луной (так он называл её про себя, несмотря на то, что в сказках она являлась чаще всего предвестником чего-то нехорошего).

С незапамятных времён на кухне стоял одинокий графин, постоянно наполненный кипячёной водой. Холодный кипяток, как называла её мама, хотя Мише было абсолютно непонятно, как кипяток может быть холодным.

Малыш налил в свою маленькую кружечку воду из графина, всегда имевшую привкус извёстки, и залпом выпил её, наслаждаясь прохладой, успокаивающей жар ночных страхов. Кажется, он даже почувствовал себя храбрее, потому что выпрямил спину и уже без всякой опаски взглянул на этот огромный и загадочный мир.

Он подумал, что сможет теперь спокойно уснуть и проспать всю ночь до самого позднего утра, пока его не поднимет папа и не поведёт заниматься физическими упражнениями.

По пути в свою комнату он зашёл в туалет и, выйдя из него, чувствовал себя прекрасно. Миша подошёл к своей кроватке и посмотрел на неё: откинутое в сторону и скомканное одеяло, сбитые простыни, мокрое пятно на подушке от вспотевших волос (ему казалось, что потеют именно волосы), другие признаки долгой бессонницы, – какими глупыми и надуманными казались ему теперь собственные страхи. Он аккуратно привёл в порядок постель, но сразу ложиться не стал – ему хотелось, чтобы кроватка хоть немного побыла в таком опрятном виде, – а пошёл к окну, чтобы попрощаться с Госпожой Луной.

Окно прикрывал полупрозрачный тюль, делая все очертания предметов снаружи нечёткими и расплывчатыми. Миша решительно отдёрнул эту завесу, отделяющую его от внешнего мира, и тут же пожалел об этом.

Все ранние переживания вернулись к нему с новой силой. Малыш почувствовал себя совершенно одиноким и покинутым на произвол судьбы. Теперь он понял, что все эти жуткие создания, о которых он слышал каждый вечер, прячутся не в комнате, а там – за фруктовыми деревьями, в газонной траве.

Лёгкий ночной ветерок шевелил листву яблонь и груш. Он ласково игрался с несозревшими ещё плодами. Деревья отвечали нежным шелестом.

– Иди к нам, – слышалось Мише.

Он застыл у окна, словно каменный, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Не мог он и закричать. Теперь они не отвяжутся от него, чтобы он ни делал, и обязательно сотворят с ним что-нибудь такое…

– Иди же к нам, мальчик, – шептали чудища из сказок под его окнами. – Мы видим тебя…

В Мишиных глазах блеснули слёзы. Он попытался прочистить горло, чтобы хоть что-нибудь ответить. Но это удалось ему не сразу.

– Никуда я не пойду, – трепеща от ужаса, выдохнул он. – Я не боюсь вас.

– Иди к нам, милый, – продолжали шелестеть деревья. Точнее, их голосами шелестели монстры.

– Нет! – почти выкрикнул Миша и в три прыжка оказался в своей уже успевшей остыть кроватке. Он свернулся в комок и дрожал всем телом.

Точно в таком же положении он и провёл всю ночь, а уснул лишь тогда, когда за окнами, изменяя краски, затеплился рассвет.

* * *

Утро выдалось замечательным. Тёплое и ласковое солнышко с самого утра обнимало всё живое, что радовалось ему каждый раз.

Валера проснулся и ещё долго нежился в лучах этой прекрасной звёздочки. Он смутно помнил, как несколько часов назад его жена пыталась попрощаться с ним. Она уехала в Москву, и теперь у Валеры появилось как минимум два дня свободной жизни.

Нет, он не собирался изменять своей жене, так как считал это недопустимым, но, по крайней мере, она не будет доставать его своими нравоучениями по поводу того, как надо правильно воспитывать сына.

Он глянул на часы и убедился, что пора вставать, потому что на дворе было не раннее, и уже даже не позднее утро, а самый, что ни на есть, день. Половина двенадцатого.

Валера встал и накинул на голое тело халат. Сегодня почему-то особенно хотелось расслабиться и отдохнуть ото всего. В такой обстановке не то что делать, а и думать-то не хочется.

Заботливый отец зашёл в комнату и убедился, то его чадо ещё беззаботно дрыхнет. Это было не так уж и плохо, ведь можно будет пропустить сегодня гимнастику. Лучшее, что можно придумать в такой день – это пойти на реку и искупаться, как следует.

Затем Валера пошёл на кухню. Там он улыбнулся приветливому солнышку и, мурлыкая себе под нос какой-то весёленький мотивчик, принялся давить сок из свежих апельсинов.

Когда два высоких стакана были наполнены оранжевой свежестью, он отправился будить Мишу. Тот просыпался даже тяжелее, чем обычно, но Валера не придал этому особого значения. Он в какой-то мере был убеждён, что так влияет на ребёнка пересыпание (он-то находился в полной уверенности, что его сын в девять, в крайнем случае, в половине десятого засыпает), но пока решил ничего не предпринимать в этом направлении. Миша совсем ещё ребёнок, а значит, ему надо спать столько, сколько требует организм.

Они сидели на кухне и пили прохладный апельсиновый сок. То и дело о стенки бокалов звонко ударялись кусочки льда.

– А где мама? – спросил Миша.

– Мама уехала в Москву. Ей вчера позвонили и сказали, что появились срочные дела.

– Кто позвонил?

– Ну, какая тебе разница? – вопросом на вопрос ответил Валера.

Миша терпеть не мог, когда папа так делал. Но к его, папиной, чести надо было признать, что случалось подобное крайне редко. В основном, он, не теряя терпения, разъяснял малышу всё, что знал.

– Никакой, – сказал Миша. – А что мы будем делать сегодня после зарядки?

– Сынок, если ты не против, то сегодня зарядку можно не делать. А после сока я предлагаю пойти купаться.

– Ура! А можно я возьму с собой свой пароходик?

– Конечно, можно.

– А уточку?

– И уточку.

– Ты самый лучший папа на свете!

Миша сиял, едва не затмевая свет солнца. Казалось, что вся его утренняя потерянность сгинула без следа. Лишь вокруг глаз залегли едва ещё наметившиеся тёмные круги.

– Мы даже можем взять с собой надувной матрац, чтобы ты мог поплавать, – сказал Валера.

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, сынок, и хочу, чтобы ты отлично провёл время до возвращения мамы.

– А когда она вернётся?

– Скоро, Мишутка, скоро. Она обещала приехать через два дня, но может немножко задержаться.

– А нырять мы будем? – Миша ещё не отличался связностью мыслей, хотя отлично улавливал её в рассказах.

– Если захочешь, то будем.

– Я хочу, папа.

Затем последовали недолгие сборы, в процессе которых Миша, в основном, носился вокруг своего пытающегося всё собрать и уложить отца и норовил обнять его. Миша действительно любил Валеру, и дорогого стоила эта сыновья любовь.

Наконец, всё было упаковано, и отец с сыном двинулись в путь. До реки было метров триста; до пляжа чуть больше – километр, но для четырёхлетнего мальчугана это было поистине огромное расстояние.

Поначалу он шёл сам, поэтому двигались они медленно, но потом Валера посадил Мишу к себе на шею, объяснив, что тому надо поберечь силы для купания. Минут через пять они были на пляже, а ещё через десять (с учётом накачивания матраца воздухом) – в воде.

Вода была приятно-прохладной. Она снимала с тела утомление, накопленное предыдущими днями, и микрочастицы грязи, которые так и норовят забить поры. Мише эта вода показалась такой же прекрасной, как и вчерашняя из графина. Не по вкусу, конечно, а по ощущениям.

На пляже яблоку негде было упасть. Смеялись и прыгали дети, веселились взрослые; всем было хорошо. В том числе и Мише. На некоторое время он полностью забыл обо всём, что случилось вчера ночью, отдавшись власти волн и задорному настроению. К тому же папа не отходил от него ни на шаг.

Нельзя сказать, что Миша испытывал недостаток внимания, но всё-таки сейчас, когда оно было полностью сосредоточено на нём, и ни на ком больше, он чувствовал себя гораздо более счастливым. Он даже поверил в то, что эти дни без мамы и впрямь станут праздником.

Нет, он ни в коем случае не испытывал радости из-за её отсутствия и даже грустил немного, но всё же она слишком сильно занимала папу, у которого из-за этого оставалось меньше времени на своего сына.

Три часа на пляже пронеслись с огромной скоростью, хотя Миша и успел в достаточной степени утомиться от купания.

– Ну, что, – спросил Валера. – Пойдём домой?

– А что мы там будем делать? – иногда дети перенимают именно те привычки родителей, которые им самим до жути не нравятся, в частности, отвечать вопросом на вопрос.

– Мы отдохнём, примем душ, поедим, а потом можно будет поиграть.

– А во что?

– А во что захочешь.

– Ну, тогда пошли, – с абсолютно серьёзным видом, который так смешит взрослых, заявил Миша. – Я по пути домой придумаю, во что мы будем играть.

– Будь по-твоему, – не скрывая улыбки, сказал Валера.

Потом был поход домой, после душ, отдых и еда. Валера готовил редко, но Мишу всегда поражало то, насколько еда, приготовленная папой, отличается от той, что готовит мама. У папы получалось всё как-то по-особому, хотя использовался минимум продуктов. Больше всего Мише нравилась яичница с ветчиной и чёрным хлебом.

Поев, Валера и Миша направились в гостиную. Это была достаточно большая комната с искусственным камином, заставленная сервантами, шкафами и книжными полками. Достаточно самобытная обстановка. Здесь же была и импровизированная игровая, в которой хранились все игры, а также придумывались новые.

– Ну что, придумал, во что играть будем?

– Хочу в лото, – сказал Миша.

– Но нас ведь всего двое. Играть будет не интересно. Придумай что-нибудь ещё.

– Тогда давай в машины и самолёты, – предложил карапуз, который до безумия любил эту игру.

Суть заключалась в том, что машины и самолёты воевали между собой, и одни должны были уничтожить других. Миша всегда управлял самолётами и, конечно же, выигрывал.

Затем последовала игра в лошадок. Её сменила следующая. Таким образом, Валера играл с сыном до шести вечера. Потом он отвёл Мишу на кухню, напоил сына вечерним соком, и они вдвоём вышли в сад.

Надо сказать, что сад раньше всегда очень нравился малышу, но после прошедшей ночи он стал его бояться. Однако при свете солнца здесь было по-прежнему весело и радостно.

Миша беззаботно бегал между деревьев, играя с отцом в прятки. Потом они поборолись на мягком травяном ковре, а затем решили посадить кустик смородины.

У Миши давно не было такого беззаботного дня. У Валеры, кстати, тоже.

– А как мы его посадим? – спросил Миша, указывая на принесённый Валерой куст красной смородины.

– Сначала мы выкопаем ямку, – ответил отец. – Потом зальём её водой, а затем уже поставим в ямку куст. Засыплем землёй и подвяжем.

– А зачем воду в ямку?

– Чтобы куст пил. Ты же постоянно пьёшь.

– Да. А зачем подвязывать?

– А это для того, чтобы он не был лохматым.

– Это, как мама? С утра она лохматая – лохматая, а потом подвязывается?

– Да. Только мама причёсывается, а потом закалывает волосы заколкой, а не подвязывается. И делает она это для того, чтобы быть красивой. Куст подвязывают тоже для того, чтобы он был красивым, но также, чтобы он не занимал слишком много места, а его ветви были прямыми и стройными. Впрочем, сейчас ты всё увидишь сам. Будешь мне помогать?

– Конечно, пап!

Валера выкопал яму и наполнил водой ведро, которое ему со всем усердием помогал опорожнять Миша. Следом в ямку был отправлен куст смородины и присыпан вынутой землёй. Теперь наступил самый интересный этап для Миши – подвязывание.

Валера притащил из гаража здоровую арматурину, а потом принёс из дома кувалду.

– А это зачем? – спросил Миша.

– К этому, – Валера указал на арматурину. – Мы будем с тобой подвязывать куст.

– К этому? – удивился Миша. – Но эта железяка такая большая, а кустик-то ма-аленький!

– Это пока он маленький, а года через два он будет даже больше этой железяки. Он вон куда вырастет, – сказал Валера и показал на окна спальни, под которыми они стояли.

– О-го-го!!!

– Вот тебе и «о-го-го»!

Мужчина с силой воткнул арматурину в землю рядом с кустом, а потом принялся забивать её кувалдой. Мальчик смотрел на это, разинув рот. Его восхищала и сила отца, и то, что они дали сегодня жизнь новому растению, и то, в особенности, что они сейчас будут его подвязывать.

Но вот металлический кол был забит, и Валера доверил Мише самую ответственную работу: он дал ему несколько верёвочек и на примере одной показал, как правильно надо подвязывать. Сначала у малыша не очень получалось, но потом он приспособился и, высунув от напряжения язык, трудился, не покладая рук. Дело заспорилось, и спустя всего лишь несколько минут всё было готово.

– Вот какой ты у меня молодец, – приговаривал Валера, с любовью глядя на сына.

– Нет, это мы молодцы, – возразил Миша.

– Да, мы молодцы, но главный молодец – это ты. А теперь пойдём в дом?

– Давай ещё немножко здесь постоим.

– Ну, давай постоим, – согласился отец.

Вечерело. Поднялся лёгкий освежающий ветерок, а на небе стали появляться небольшие облачка. Отец и сын ещё немного постояли у свежевкопанного куста смородины, а потом пошли домой. Пора было заниматься приготовлением ужина.

* * *

Полдевятого позвонила Марина. Она сказала, что не знает, когда вернётся, потому как ситуация действительно серьёзная, и до её разрешения ещё далеко. Валера убедил её, что всё у них нормально, и беспокоиться не стоит, а Миша, в свою очередь, пересказал маме обо всём, чем они занимались днём. Он ни словом не обмолвился о ночном происшествии. Из родителей так же никто ни слова не проронил по поводу рассказов, так что весь разговор вышел чинным и тёплым.

И вот наступила пора ложиться спать. При одной мысли о том, что он опять останется наедине со своими кошмарами, Мишу бросило в дрожь. Но здесь уж ничего не попишешь, к тому же перед всем этим должна была последовать «сладкая оболочка», то есть рассказ на ночь.

Должна была.

Но когда Валера вошёл в детскую, Миша с ужасом обнаружил, что книги у него в руках нет. Это могло значить только одно – рассказа не будет. Но как же так? Теперь Мишу бросило в жар. Ему даже захотелось заплакать и замахать руками и ногами.

Но он был мужчиной. Маленьким, но мужчиной, поэтому не сделал ни того, ни другого, а лишь взирал на своего отца широко раскрытыми от удивления глазами. Он хотел сам догадаться, почему его лишили «сладкого».

– Ты почитаешь мне, папа? – спросил Миша, поняв, что никак не сможет догадаться о причине такого странного поведения отца. Может быть, мама настояла, чтобы папа больше не читал ему? Но ведь её сейчас нет, и можно забыть на время об этих глупых запретах.

– Если захочешь, то почитаю, но потом.

Сама постановка ответа казалась Мише абсолютно странной. Конечно же, он хочет!

– А почему потом?

– Потому что сначала я хочу поговорить с тобой.

– Это касается мамы?

– И да, и нет. В основном, это касается тебя. А с чтением мы всегда успеем, потому что сегодня я разрешу тебе заснуть попозже.

– У-ух, здорово! А что мы сегодня будем читать?..

По выражению лица отца Миша всё-таки понял, что если они и будут что-то читать, то уж точно не страшные сказки.

– Я потом что-нибудь подыщу.

– Мама не разрешает нам с тобою читать эти истории с несчастным концом? Да?

– Да, но дело тут не только в маме.

– А в чём же тогда?

– Может быть, ты действительно ещё слишком мал для таких сказок, и нам стоит читать что-нибудь более подходящее твоему возрасту.

– Я не мал! Я не мал! – затаившаяся было истерика прорвалась наружу. Малыш заплакал. – Я уже могу слушать эти сказки! Я хочу, чтобы ты читал только их!

– Ну, что ты? Успокойся, – пытался утихомирить ребёнка взволнованный отец. – Ну, не надо плакать, ты же не тряпка.

Миша был образцовым ребёнком. Его с пелёнок учили сдерживать свои эмоции, и, надо сказать, он очень хорошо научился этому. Истерика прекратилась сразу, так же резко, как и началась.

– Послушай меня, – продолжал Валера, с тревогой вглядываясь в покрасневшие глаза сына. – Мы с мамой договорились, что до следующего лета я не буду читать тебе страшных рассказов, и я собираюсь выполнить своё обещание. Зато у тебя будет стимул выучиться читать, как следует. Я буду помогать тебе в этом, можешь даже не сомневаться. Но поговорить я хотел с тобою о другом.

– О чём? – спросил Миша уже нормальным голосом. Пока его отец произносил свою длинную и сложную речь, малыш успел подумать о том, что всё ещё может быть не настолько уж и плохо. В конце концов, он уже знает некоторые буквы (этим летом он вместе с отцом усиленно занимался изучением алфавита) и за год сможет научиться сносно читать.

– О многом, – туманно ответил отец, но сразу же пояснил: – О тебе, о страхах, о стрессах, о методах их преодоления.

– Папа, а что такое «стресс»? – спросил Миша.

– Ну, это когда тебе плохо. Вот, например, я зашёл в твою комнату без книги, и ты от этого испытал стресс.

– А откуда ты знаешь?

– Во-первых, это читалось в твоих глазах, во-вторых, ты начал плакать и разговаривать со мною на повышенных тонах, словно я твой враг, а не друг, а это одни из симптомов стресса. Вот так я и узнал.

– Но у меня же нет в глазах надписей!

– Это так говориться, а на самом деле я говорил об изменении в выражении твоих глаз.

– Почти понятно. А ты когда-нибудь испытывал стресс? – Миша с интересом смотрел на отца. Ему чудилось, что он вот-вот сможет вскрыть тот ящичек, которым был его отец.

– Да.

– А когда?

– Да вот хотя бы сейчас, когда ты закатил мне истерику из-за этих рассказов.

– Но ведь глаза у тебя были нормальные. Я видел! Да и разговаривал ты со мной, как с другом. В чём же твои… эти самые… – Миша на секунду задумался, вспоминая трудное слово. Он нахмурил брови, но потом внезапно просветлел. – Симптомы?!

– Понимаешь, сын, взрослые умеют прятать их в себе, хотя и не всегда это получается.

– Тут? – малыш указал на голову.

– Нет. Тут, – Валера переместил его маленькую ручонку к груди. – Вот тут они всё прячут.

– Интересно! – Миша с удивлением разглядывал свою руку, будто видел её впервые.

– Да, интересно, – подтвердил Валера.

Повисла минута тишины. Она не была тягостной, так как каждый думал о своём, но вполне возможно, что эта минута создала некую трещину в отношениях отца и сына, которые до этого были единым целым. Они дополняли друг друга, но вот ребёнку открылась истина, о которой он даже не подозревал. Оказывается, взрослые могут прятать что-то в себе и до поры до времени не показывать этого.

Думая об отце, как о закупоренном со всех сторон ящичке, Миша уже подсознательно знал что-то такое, но в полной мере это открылось именно сейчас. Взрослые могут что-то скрывать, а значит, что они не такие, какими кажутся с первого взгляда.

Возможно, это слишком сложные умозаключения для четырёхлетнего ребёнка, но внезапно для себя он провёл аналогию: взрослые прячут, или прячутся в себя, и те, кто хочет причинить ему зло, тоже прячутся. Они приходят из рассказов, а рассказы читает папа…

Этого не может быть! Возможно ли такое, что его папа желает ему зла? Нет, вроде бы не похоже, но… Но взрослые умеют скрывать…

– Что ты хотел рассказать мне? – спросил Миша.

– Скажи, тебе бывает страшно по ночам?

– Страшно? – Миша задумался. Он привык к тому, что подобные вопросы всегда задаёт он. Было ли ему страшно по ночам? Нет, ему не было страшно, потому что каждую ночь он был просто в ужасе. Но стоило ли об этом говорить? Чего же добивается его отец? Нет, здесь дело не в доверии, но всё-таки ночные страхи, это нечто личное (интимное, как сказали бы взрослые). И что же ему ответить? – Нет, ты же говоришь, что не надо бояться.

– Одно дело, что говорю тебе я, а совсем другое, что чувствуешь ты. Ну, так как?

Возможно, это был слишком тяжёлый вопрос для такого маленького ребёнка, но, на самом деле, Миша просто не хотел отвечать. И не ответил.

– Папа, – сказал он. – Мне кажется, что ты хочешь поговорить о чём-то другом.

Валера так и опешил. Он давно догадывался, что его сын во многом опережает своих ровесников, но чтобы такая проницательность… Валера действительно хотел поговорить о другом. Он хотел перейти ко второму этапу, то есть к подготовке своего чада к реальной жизни, где, зачастую, всё совсем не так, как кажется. Он хотел, чтобы его сын был готов к любым случайностям, ведь, в конце концов, ничто не вечно под луной. Может, он и понимал, что сам не готов ко всему, но сын… Сын должен знать, что мир вокруг не так прочен, как это может показаться с первого взгляда.

– Вообще, да, – ответил Валера. – Что ты знаешь о смерти? – спросил он.

– О смерти? – переспросил Миша.

– Да, о смерти.

– Почти ничего. Я знаю, что когда приходит смерть, а это очень часто описывается в тех рассказах, которые ты мне читал, то человек не может двигаться, и все почему-то оплакивают его. Правильно?

– До некоторой степени правильно, но ты должен понять, что когда человек умирает, он уходит из твоей жизни навсегда. Ты уже больше никогда не сможешь увидеть его, кроме как на фотографиях, и никогда больше не поговоришь с ним. Он как бы исчезает, словно его никогда и не было, но, в то же время, остаётся в твоей памяти.

– Это действительно грустно, – заключил малыш. – Но зачем я должен это знать?

– Понимаешь, все люди смертны. В том числе и мы с мамой. Ты должен быть готов к тому, что когда-нибудь мы уйдём из твоей жизни. Это может произойти ещё очень нескоро, но на всякий случай ты должен подготовить себя к такому.

– И вы оставите меня одного? – в глазах малыша застыл нескрываемый ужас. Больше всего в жизни он боялся именно остаться в одиночестве. Может быть, вся эта нечисть и не трогала его именно потому, что рядом были мама и папа.

– Нет, конечно же, нет! Что ты! – Валера понял, что попался в собственноручно выстроенную западню. – Ты никогда не будешь одинок. Просто я хочу подготовить тебя к возможным жизненным ситуациям и стрессам, ведь ни мы с мамой, ни ты не можем знать, когда нам придётся уйти.

– Я не понимаю тебя, – признался Миша. – Но точно знаю, что не хочу, чтобы вы куда-нибудь уходили, чтобы я потом не смог ни увидеть вас, ни поговорить с вами.

– Я тоже не хочу покидать тебя, – сказал Валера. – Я хочу, чтобы ты раз и навсегда изгнал из себя все страхи. Ведь я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, папочка. Это всё, о чём ты хотел поговорить со мной? – Мише не терпелось послушать какой-нибудь интересный, захватывающий рассказ.

– На сегодня это всё, но я надеюсь, что в будущем мы ещё не раз поговорим на тему перипетий, уготованных нам этой жизнью.

– Да, папа, обязательно поговорим.

– А хочешь, я сам что-нибудь расскажу тебе?

– А что?

– Что хочешь, только не страшное.

– И не глупое?

– И не глупое, – согласился Валера.

– Тогда расскажи мне что-нибудь о Госпоже Луне и о Маленьких Звёздочках, – попросил Миша.

– Хорошо, – ответил Валера. – И на ходу стал придумывать сказку о вышеуказанных героях.

Он говорил и говорил, а сам в это время думал о предыдущем разговоре. В этот вечер он как никогда остро почувствовал, что его сын абсолютно не готов к жизни во внешнем мире. Несмотря на все его усилия, Миша оставался мальчиком, которого могла выбить из колеи любая мало-мальски неприятная случайность.

Права была Марина – все эти страшные сказки ничего не дали. Нет в них того, что может воспитать в человеке умение противостоять страхам. Может быть, он действительно, ещё слишком мал? Да нет, он же проявляет такие удивительные качества, которым можно только позавидовать.

Вывод напрашивался сам собою: следовало действовать каким-то другим путём. Но каким?

Валера ни в коем случае не отказался от мысли воспитать своего сына храбрым львом, он просто решил поменять направление.

Таким образом, он убивал сразу двух зайцев. Во-первых, он продолжал проводить свою линию воспитания, а, во-вторых, прекратились бы все неприятные разговоры с женой. Единственное, что оставалось решить, так это то, какую именно линию воспитания вести? Как воздействовать на эту самую психику ребёнка в нужном ключе?

Он продолжал рассказывать, не обращая внимания на то, что Миша вот уже десять минут лежал с закрытыми глазами. В его голове зрел план, который он собирался воплотить в жизнь. Этот план, по мнению Валеры, должен был раз и навсегда убить в его сыне все страхи.

Миша не спал. Он тоже думал, но думал о своём. Маленьким детям вообще сложно что-либо сопоставлять, и, уж конечно, думать в одном русле продолжительное время, затрагивая при этом весьма непростые понятия, но малыш учился это делать.

Он возвратился к своему открытию – к связи между папой и существами, которые досаждали ему по ночам. В конечном счете, он решил, что если и есть какая-то связь между его отцом и всей той нечистью, то они никак не на одной стороне, ведь папа всегда говорил о том, что хочет избавить своего сына от страхов. Он знакомил его с этими страхами, оставляя ему самому справляться с ними. Папа желает ему только добра.

Но взрослые могут скрывать…

Папин рассказ получился не очень удачным. По крайней мере, по сравнению с тем, что он читал до этого, эта история казалась глупой выдумкой. Он не вкладывал в характер Госпожи Луны всего того, что знал о ней Миша. Малышу в какой-то момент даже показалось, что, возможно, он смог бы придумать лучше.

Но вот история закончилась. Хорошо. До тошноты. Папа подумал, что Миша уснул, выключил свет, поцеловал его по обыкновению и ушёл, оставив одного.

В одиночестве.

Разлохмаченного и не-под-вя-зан-ного.

Миша ждал, что вот-вот придут обычные ночные страхи. Но они не появлялись. Как будто притаились. Но они тоже умели скрываться, как и взрослые.

Малыша ждало ещё одно открытие. Точнее, раньше он просто не обращал на это особого внимания, но оказалось, что Госпожа Луна тоже умеет скрываться.

«Но она-то скрывается, потому что ей страшно, – подумал Миша. – Потому что она боится смотреть на что-то. Вот бы и мне научиться так скрываться».

Ночных страхов не было, но появилось что-то особенное. Это «что-то» вобрало в себя все ужасы малыша, и вскоре он понял, что оно готовится к нападению.

* * *

Прошёл час. Все огни в доме были уже давным-давно погашены, и на маленький летний домик накатывала тьма. Луна так и не вышла посмотреть, что же изо всего этого получится в конечном результате. Она решила умыть руки, или что там у неё есть.

Миша лежал в своей кроватке без сна. Сегодня он ощущал почти физическую пустоту от отсутствия змей, пауков, вурдалаков и прочей нечисти. Он знал, что сегодня её просто нет в его комнате, но от этого знания становилось только хуже.

Что-то проснулось на границе между сознанием и подсознанием. Это что-то тревожило куда больше, чем всё остальное. Это что-то намеревалось захватить мальчика и, возможно, показать ему что-то очень нехорошее. А может быть даже сотворить с ним это самое нехорошее.

Ветер за окном дул гораздо сильнее, чем вчера. Возможно, он служил предвестником обычной летней грозы, но всё могло быть совсем не так. Миша не знал. Миша боялся. Он боялся так, как никогда в своей жизни. Смутными бормочущими голосами доносились до него завывания ветра между деревьями и режущие нервы поскрипывания веток.

По потолку метались тени, складываясь в причудливые силуэты.

«Вот они, – думал Миша. – Вот они и пришли за мной! Папочка, спаси меня!!!»

Да, на потолке появлялись волки и змеи, прокажённые со скрюченными руками и миллионы других образов, которые рисовало восприимчивое детское воображение.

Оставаться в кровати стало совершенно невозможно. Мише любыми путями надо было избавиться от всей этой вакханалии, словно смеющейся над ним и над его страхами.

Мальчик, как и в прошлую ночь, встал с кроватки. Некоторое время он, не двигаясь, стоял возле неё и смотрел прямо перед собой.

«Взглянуть своим страхам в глаза, – пульсировало в его голове. – Мне надо взглянуть своим страхам в глаза, и тогда они ничего не смогут сделать со мною».

Но как это сделать? Ребёнок не так уж и часто задаёт себе подобный вопрос, потому что он всегда сможет поинтересоваться у взрослых. Первый раз в жизни Миша что-то скрывал от своего отца. Ему казалось, что он учится быть взрослым, но на самом деле он давал своим страхам возможность проникнуть вглубь себя. Изменить себя.

Как и в прошлую ночь, он подошёл к окну. Лишь тюль он отдёрнул не сразу, а ещё долго стоял и смотрел на внешний мир через его кружевную фактуру… Так он был скрыт, а потом…

Занавес!

Нет, занавеса не было. Малыш отдёрнул его, желая посмотреть в глаза своему врагу.

– Иди к нам, – пели деревья.

– Иди к нам, – шелестела листва.

– Иди к нам, – завывал ветер.

Они, и только они населяли сейчас весь тот мир за окном. Или нет? Нет, конечно же! Ведь там было что-то ещё, что хотело причинить стресс.

– Нет! – закричал он в отчаянии. – Нет…

– Иди к нам…

В этот момент Миша понял, что не сможет в одиночку противостоять силе, которая поставила себе целью напугать его до безумия. Ему обязательно нужен был помощник в этом деле… Мама уехала. Значило ли это, что он может обратиться за помощью к папе? Но в таком случае пришлось бы раскрыть то, что на самом-то деле он – Миша – боится всего и вся.

Всё это чушь! Обязательно надо идти к папе!

– Иди к нам…

– Нет, я пойду к папе, – ответил малыш, пятясь от окна.

Затем он развернулся спиной к этому предательски завлекающему экрану и побежал. Учащённо дыша, он добрался до лестницы, ведущей в спальню, и принялся карабкаться по ней.

Папа не спал. Он лежал посередине огромной кровати, накрывшись простынёй, которая в это время года заменяла им с мамой одеяло, и тщательнейшим образом обдумывал вопрос о методах воспитания.

– Папа, ты спишь? – задыхаясь, спросил малыш.

– Нет, сын. Что случилось? Почему ты такой взволнованный?

– Помнишь, ты спросил меня о страхах?

– Да.

– Так вот: я боюсь. Я на самом деле боюсь. Можно к тебе?

– Конечно, можно, сын.

Валера не был сторонником того, чтобы дети спали рядом или вместе со своими родителями. С младых ногтей они должны привыкать к самостоятельности. Но в виде исключения ребёнку всё же можно было переночевать в одной кровати с отцом, тем более оправдывались самые наихудшие опасения, как самого Валеры, так и Марины. Ребёнок боялся. Причём, боялся до безумия. Права была жена, когда говорила, что эти страшные истории только расшатывают его психику. И как это он сам до этого не додумался?

Наверное, всё дело в том, что все эти сказки слишком далеки от реальности. Они навязывают свои образы, но не отражают действительности. Теперь Валера знал, что будет делать. Он будет играть. Он создаст для Миши какую-нибудь реальную ситуацию и посмотрит, как он её преодолеет.

Но это потом, а пока…

– Давай, залезай на кровать, малыш.

Слова: «Я уже не малыш», – застряли у Миши в горле. Он вполне мог бы так сказать, если бы не прибежал сейчас сюда чуть ли не в истерике и не попросил у отца прибежища на ночь. Конечно же, он ещё малыш, который пугается каждой тени, встающей у него на пути.

Как ни странно, но Мишей вдруг овладело чрезвычайное спокойствие. Ему уже виделось как то, что пыталось догнать его, рвёт на себе волосы и грызёт ногти. У этого непроизносимого ничего не получилось. По крайней мере, сегодня.

Миша залез на огромную просторную кровать, на которой он ночевал всего-то пару раз в жизни, и уткнулся лицом в подбородок отца. Он обхватил шею родителя руками и, подтянувшись, зашептал ему на ухо:

– Ты самый прекрасный в мире папочка. Извини, что я потревожил тебя и спасибо за то, что разрешил остаться. Мне правда было страшно, мне казалось, что кто-то постоянно пытается причинить мне стресс.

– Ничего, ничего, – так же шёпотом ответил Валера. – Только скажи мне: твои страхи связаны как-нибудь с теми рассказами, которые я тебе читал?

– Да, папа. Все эти чудовища выходят из сказок и приходят по ночам ко мне. Но с ними я справлялся, однако сегодня мне показалось, что пришло что-то новое. Оно гораздо более страшное.

– В таком случае, я полагаю, ты понимаешь, почему нам следует отказаться от этих историй?

– Да, папа. Но что мы будем читать?

– Поверь мне, есть ещё масса интересных рассказов. Они не столь глупы, как те, которые тебе читала мама, но и не такие страшные, как те, которые в последнее время читал тебе я. Кстати, во многих есть захватывающий сюжет.

– Здорово! – малыш на какое-то время задумался. Так хорошо, как сейчас, ему не было даже сегодня днём. Он с удовольствием вдыхал папин аромат, и уносился на волнах умиротворения куда-то далеко-далеко, где нет абсолютно никаких страхов, и где ничто не желает причинить стресс малолетнему карапузу.

Но детская голова устроена так, что она просто не может обойтись без вопросов.

– Пап, а ты грустишь без мамы?

– В какой-то мере, сынок, ведь она ещё вернётся. Правильнее было бы сказать, что мне её не хватает. Понимаешь, эта разлука будет длиться совсем немножко, потому-то и грусть моя небольшая.

– Мне её тоже не хватает, – признался Миша, вслушиваясь в ровное отцовское дыхание. – И у меня тоже есть грусть. Только эта грусть какая-то большая, как будто я никогда больше не увижу маму и не смогу с ней поговорить.

– Ну, что ты? Что ты такое говоришь?! – Валера прекрасно понимал, что это обычные детские фантазии, основывающиеся на недопонимании окружающей обстановки, но только от последней фразы неприятный озноб прошёл внутри его тела. – Мама скоро приедет, и ты обязательно сможешь увидеть её и поговорить с ней. Может быть, она даже захочет почитать тебе что-нибудь.

– Я знаю. Но, как ты сам говорил, одно дело то, что я знаю, а совсем другое – что чувствую.

– Неужели всё настолько плохо? – Валера задал этот вопрос скорее самому себе, чем сыну, но тот, тем не менее, решил, что этот вопрос адресован именно ему.

– Я не понимаю тебя, папа, – сказал Миша.

Валера повернул голову к окну и стал смотреть на покачивающиеся макушки деревьев, которые находились вровень с окнами спальни.

– Не уж-то ты чувствуешь себя настолько плохо, что тебя посещают такие нехорошие мысли? – попытался сформулировать свой вопрос Валера так, чтобы он был понятен его сыну.

– Днём я чувствую себя хорошо, – ответил Миша. – Но ночью… Я совсем не могу спать, а утром мне тяжело подниматься. Ночью я чувствую себя совсем плохо. Но мысль о маме не связана с этим. Просто мне почему-то так показалось.

– Это плохая мысль, понимаешь меня?

– Да, я понимаю. Я постараюсь, чтобы впредь у меня больше не было таких мыслей.

– Не надо стараться, но воспринимай всё так, как оно есть. Мама вернётся: ты меня понял?

– Да. А почему сегодня так шумно на улице?

– Помнишь, я говорил тебе о природных явлениях? – сказал Валера. – Так вот, это одно из них.

– Понятно.

– Давай спать.

– Да, папочка.

Валера уснул почти сразу. Что ни говори, но он здорово вымотался за день. Во сне он обнял своего сына одной рукой и что-то ласково, но неразборчиво прошептал ему.

Миша же ещё некоторое время не спал. Причина тому была обратной обычной. Малышу было очень хорошо. Пока он был в объятиях папы, никакая мерзость не могла позволить себе приблизиться к нему. Он был под защитой и наслаждался ею, не желая её терять.

Теперь мальчик был абсолютно уверен в том, что папа – это его лучший друг, который не допустит, чтобы у Миши случился стресс или нечто подобное. Малышу стало стыдно за то, что он огорчил отца. Но вскоре стыд прошёл, и накатился сон.

Где-то далеко, на горизонте сознания, ещё маячила та странная угроза, которую он испугался, но именно в этот момент она была так далеко, как никогда раньше.

От папиного тела исходило тепло, которое позволяло позабыть обо всём на свете и наслаждаться этой ночью. Миша был совершенно уверен в том, что такое больше не повторится. К тому же скоро приедет мама.

Он знал, что когда папа и мама вместе, то они ни за что не позволят ему спать с ними. А даже если и позволят, то вряд ли будут рады этому. Но почему? Этого Миша не знал.

Впервые за очень долгое время к мальчику пришёл здоровый крепкий сон. Миша был полностью расслаблен, а не дрожал, как обычно.

Вскоре веки его смежились, и он унёсся в прекрасную страну грёз, где не имеет никакого значения то, что случится завтра.

* * *

Против обыкновения Валера проснулся рано утром. Он был свежим и выспавшимся, а потому решил не разлёживаться, а встать сразу. Миша всё ещё спал, свернувшись калачиком возле него.

Валера встал и потянулся, расправляя кости. На улице творилось что-то совершенно невероятное для этого времени года. Всё небо было затянуто серыми и тяжёлыми тучами, а деревья гнулись под напором сильных порывов ветра, который с особенным ожесточением терзал листву.

«Да, не лётная сегодня погодка, – подумал Валера. – Придётся весь день провести в заточении».

Он по обыкновению накинул халат и пошёл вниз на кухню. На середине лестницы он споткнулся и чуть было не упал, но вовремя успел схватиться за перила. В этот момент у него родилась некая мысль, которую ещё трудно было озвучить, но она начала формироваться. Зреть, так сказать.

На кухне было довольно прохладно. Да и во всём доме чувствовалась холодность и неуютность. Валера решил, что всё это из-за погоды, но где-то в глубине души он понимал, что в доме неуютно из-за отсутствия Марины.

Сока не хотелось. Хотелось дымящегося кофе. Чёрного. Валера включил кофеварку и принялся нарезать бутерброды.

Не исключено, что скоро встанет и Миша, а, следовательно, стоит позаботиться и о нём. Он любит поджаренные хлебцы с расплавленным на них твёрдым сыром.

Мысль тем временем приобретала нужную форму.

Так как же его воспитывать? Вчера стало совершенно ясно, что мальчик просто переполнен страхами, Валера не переставал думать об этом. Надо было применить любой действенный метод, чтобы мальчик понял…

В книжках говорилось о преодолении всевозможных стрессовых ситуаций посредством самого стресса, но о том, как это можно сделать, там не упоминалось. Всё зависит от ситуации.

Когда кофе был готов, Валера поднялся наверх и убедился, что Миша ещё спит. Спускаясь, он вновь отметил про себя лестницу. Какова бы ни была его мысль, но лестница занимала в ней доминирующее положение.

Потом он позвонил Марине, чтобы убедиться, что у неё всё в порядке. Она быстро и сбивчиво объяснила, что у неё всё хорошо, что ситуация разрешилась, и что к полудню она попытается разделаться со всеми делами, а значит, ждать её можно к обеду.

«Что ж, к трём, так к трём, – подумал про себя Валера. – Будем ждать с нетерпением».

Ничто не предвещало осложнений, вот только мысль забилась быстрее. Да, надо было что-то сделать, и успеть нужно до приезда жены, так как она противник радикальных мер.

Радикальных мер?! Каких радикальных мер?! Причём здесь вообще радикальные меры?!

Валера пил кофе и размышлял о том, что же он должен успеть до того момента, когда приедет жена. Мысли хромали и спотыкались, а иногда ещё и сталкивались между собой. Что-то во всём этом было, но вот чтобы вычленить это что-то, придётся попотеть.

С одной стороны, напрашивался итог предыдущего способа воспитания. Выдача ребёнку страхов, чтобы он научился с ними справляться, не оправдала себя. Малыш был запуган, как питающаяся на помойках дворняга.

«Бедный мальчик, – подумал Валера. – А я-то не мог понять, почему он так плохо встаёт!»

Но пускать дело на самотёк тоже не стоило. Надо было придумать что-то такое, что-то действенное и безобидное. Более того, надо было привести это в жизнь до приезда Марины, что означало, что времени осталось в обрез.

Лестница… Причём же тут лестница?

За окном непогода разошлась не на шутку. Ветер едва ли не ураганный. Он то взвывал, как раненый зверь, то стучался в стены. В такую погоду вообще думается тяжело. Не получается сосредоточиться. Отвлекают даже ветки, скребущие по внешним сторонам стен и оконного стекла.

Горячий кофе приятно разливался по внутренностям, обогревая их. Внезапно Валере захотелось закурить. Вообще-то он не курил, но когда надо было принять какое-нибудь важное решение, то был не против сигаретки – другой. Особенно в такую погоду.

Он затянулся облегчённой сигаретой, и внезапно решение само пришло к нему. Точнее, сформировалась мысль, которая родилась у него на лестнице.

Вкратце эта мысль звучала так: нужно, чтобы Миша подумал, что его отец умер.

Дико? Безусловно. Но как по-другому? Если ребёнок будет думать, что родители вечные, а потом вдруг что-то случится, что тогда? Сможет ли он противостоять этому одиночеству?

Нет, он должен будет раз и навсегда решить для себя, что будет делать в такой ситуации. По крайней мере, взаправду отца он не потеряет, а временная стрессовая ситуация ему не помешает. Вот вам и радикальные меры!

Это же жизнь! Такое может случиться с каждым! Он должен быть готов! Нет ничего чрезвычайно страшного в том, что ребёнок подумает, будто его отец мёртв. Валера был просто уверен, что в этом нет ничего страшного. Ну, поорёт немного, ну, испугается, зато будет готов в будущем. И это не будет приходить ночными кошмарами, а то ишь, нюни распустил!

«Точно, – подумал Валера. – Так и сделаю».

И сделал. Но не сразу. Перед тем, как оглоушить сына, он принял ванну. Выпил ещё кофе. Поработал над своим проектом, думая в это время только об одном – как все устроить.

К десяти часам утра приблизительный план был готов. Он заключался в том, что когда Миша проснётся, Валера ляжет под лестницей и притворится мёртвым. Всё достаточно легко и просто.

Миша подумает, что отец упал с лестницы, подбежит, попробует окликнуть, но Валера не будет отзываться. Тогда Миша подумает, что отец умер, и вот тут наступит самая интересная часть. Валере очень хотелось узнать, что будет делать его сын, когда поймёт, что больше никогда не сможет поговорить с отцом.

Валера не подумал только об одном, что его сын будет находиться в полной уверенности, что он остался в одиночестве. Он не придал особого значения вчерашнему разговору. Как обычно. К тому же вся эта затея не отнимет много времени. Через десять минут Валера встанет и скажет, что с ним всё в порядке.

По мнению отца, вплотную занимавшегося воспитанием своего сына, такой подход к делу должен был дать неожиданные результаты. Валера надеялся, что сможет таким образом выбить из своего сына все страхи, а если нет… Что ж, время терпит.

Он сидел в гостиной на кресле и читал очередную книжку по воспитанию детей, в которой так же, как и во всех остальных, не было и намёка на столь радикальные меры воспитания. Вместе с тем, Валера внимательно прислушивался к тому, что происходило наверху. Он не должен был пропустить момента, когда Миша проснётся. А это, судя по всему, должно было произойти уже совсем скоро. Было полдвенадцатого.

Лишь на секунду Валера усомнился в том, что делает правильно. Это случилось потому, что в книжке, которую он читал, было написано примерно следующее: «Детей, не достигших пяти лет, следует хранить от стрессов и всяческих шоковых ситуаций, потому что в этот период у них формируется психика, и закладываются основные понятия. На них нельзя кричать, их нельзя бить и даже нельзя показывать, что вы ими недовольны, иначе они могут перенести ваше отношение к ним на своих детей…»

– Чушь какая-то, – буркнул Валера. – В одной книжке одно написано, в другой – обратное. И как в этом разобраться?

Но он решил ничего не менять. Его ребёнок более развит, чем его ровесники, а это означало, что он уже готов. Ну, не слюнтяем же ему расти?! Нет, это исключено! Миша должен вырасти настоящим мужиком, а он – Валера – должен приложить к этому максимум усилий. Он сделает всё, что сможет.

Стрелки медленно приближались к двенадцати. За окном всё было по-прежнему. Казалось, что погода просто спятила и перепутала лето с осенью.

Внезапно погас свет. Это было плохо, так как уличного катастрофически не хватало. По всей видимости, где-то поблизости сломанное дерево упало на провода и разорвало их. Валера отложил книгу и прислушался.

Внутри дома всё было тихо. Миша всё ещё спал. Валера откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Как там Марина? Интересно, в Москве такая же погода, как и здесь? Почему-то вспомнились те дни, когда они только узнали о том, что у них появится Мишутка. Как же это было давно! Да, этот момент как бы разделил их жизнь на «до» и «после». В них в обоих было и хорошее, и плохое, но они были совершенно разными.

На следующий день после того, как жена принесла ему это радостное известие, он купил первую в жизни книжку о воспитании. Теперь их насчитывалось уже больше пятидесяти. Но тогда, вертя в руках эту хлипкую брошюру, он ощутил на своих плечах груз ответственности за не появившегося ещё на свет ребёнка. И ему стало страшно.

Этот же страх он испытывал и по сей день, но теперь он видоизменился и превратился в нечто большее, чем просто страх из-за того, что надо взять на себя ответственность за ещё одного человечка, причём, очень-очень маленького, неспособного ни ходить, ни говорить, ни размышлять. Это был страх за будущее Миши.

Наверху возникло движение. Малыш проснулся, и нужно было спешить исполнить задуманное. Десять минут и будет результат, и будет видно.

Валера лёг под лестницей, заняв такое положение, чтобы можно было подумать, что он упал с неё головою вниз. Первоначально он хотел разлить кругом чего-нибудь красное, что походило бы на кровь, но потом подумал, что это будет слишком, и решил воздержаться.

Наверху раздался топот. Теперь было совершенно очевидно, что Миша поднялся и направляется вниз. Интересна только его реакция. Только реакция на смерть близкого человека.

Валера лежал с закрытыми глазами, а потому не мог видеть, что происходит, но он пытался представлять. Вот появляются маленькие ножки, обутые в мягкие пушистые тапочки. Ничего не подозревающий ребёнок направляется на кухню, чтобы найти отца и съесть чего-нибудь. Вот он застывает на верхней площадке и округлёнными не то от ужаса, не то от удивления, а может, и от того, и от другого сразу глазами смотрит на распростёртое внизу тело. Вот он сбегает ниже, останавливается, ещё ниже… И… Что «и»?

Валера не мог представить, что сейчас твориться с сыном, и едва подавил в себе желание открыть глаза, настолько оно было велико. Он-то ждал, что Миша закричит, но тот не кричал.

Он даже не стал подходить близко к отцу. Минуту спустя Валера услышал робкие шаги отступления. По-прежнему царила тишина, а Миша возвращался в спальню.

* * *

Малыш проснулся около двенадцати. Сразу же он почувствовал, что что-то не так. В силу своего возраста он не мог сказать, что именно. Может, повлияла погода, бесившаяся за окном, может быть, отсутствие отца. Но было очень тревожно.

Некоторое время он просто лежал и смотрел в потолок. От вчерашней умиротворённости не осталось и следа. Ночной страх вернулся и грозил причинить стресс. Он словно решил отыграться за то, что вчера мальчик смог с ним справиться. Надо было найти папу.

Миша соскочил с постели, но быстро ретироваться из комнаты не удалось, потому что вчера из-за своего состояния он закинул тапочки далеко под кровать. Там было темно. Очень темно. И страшно.

В конце концов, ребёнку удалось добраться до своих тапочек, и он, подпрыгивая точно мышь при каждом порыве ветра, ударяющего в стену, пронёсся в сторону лестницы. Всё это время – с того момента, как проснулся, и до того, как добрался до лестницы – он судорожно пытался понять, что с ним происходит. Весною он много общался со своими ровесниками – соседями по двору, но они никогда не говорили, что с ними когда-либо происходило подобное. С другой стороны, с ним самим такое произошло впервые. Детство – это такое время, когда всё вокруг кажется удивительным, упоительным… И страшным. По крайней мере, для Миши окружающий мир во многом был страшным, хотя и прекрасным тоже.

Он надеялся, что отец на кухне, или, в крайнем случае, в гостиной, ведь в довершение всего было ещё и темно. Призрачно.

Да был бы он вообще дома! Но тут…

В сгустившемся сумраке Миша увидел, что внизу под лестницей что-то лежит. Даже не что-то, а кто-то. Малыш спустился на несколько ступеней вниз и понял, что это лежит его отец.

Крик застрял в Мишином горле. Возможно, окажись под лестницей то чудище, которое всегда пряталось, то Миша закричал бы, но сейчас он не мог выдавить из себя ни звука. Вот это было по-настоящему страшно.

Вихрь чувств, эмоций и мыслей, обуял несчастного мальчугана. В тот момент он совсем «отключился» от реальности.

Он был в одиночестве.

Он в нём и остался. Значит, папа всё-таки врал, когда говорил, что они с мамой никогда не оставят его. Прошла всего одна ночь, и вот, папа лежит и не может пошевелиться.

Может быть, он просто уснул? Да нет, люди не спят в таком положении. Может быть, подойти к нему и поговорить? Да нет же! – кричал его разум. – Папа умер, а ты остался в одиночестве!

Случилось почти самое худшее. А почему «почти»? Да потому, что теперь надо ждать самого худшего. Теперь То-Что-Прячется будет знать, что Миша остался один, и обязательно придёт к нему, чтобы причинить стресс, а, может, и ещё, что похуже.

Внезапно в детском сознании мелькнула мысль: а что, если это ночное чудище убило папу? Ведь в сказках часто так бывает. В страшных сказках.

Миша стал отступать. Он не мог и не хотел подходить к бездвижному телу отца. Его разум горел в жестоком пожаре. Самым плохим было то, что он не понимал, что же ему делать дальше. Он продолжал отступать обратно к спальне.

В спальне оказалось ещё хуже. По ней метались тени растревоженных ветром деревьев, протяжно скрипевших, словно требовавших прекратить эту пытку.

– Иди к нам,– слышалось мальчику.

Уже не тихий шёпот, которому можно противостоять, а громкое призывное пение, на которое нельзя не ответить, влекло его. Но Миша пытался бороться с ним.

Сначала он забрался на кровать. Только сразу же понял, что здесь он всё равно остаётся в опасности. Надо было спрятаться. Но куда? В спальне не было таких укромных мест, как, например, в гостиной. Однако путь в гостиную преграждал отец…

Миша попытался спрятаться в углу, возле телевизора, но что-то ударило в стену с той стороны, и он отскочил обратно в центр комнаты.

С правой стороны у дома рос огромный клён. Это он бился своими мощными ветками о стену. Миша не подумал об этом. Он решил, что чудище подобралось к нему уже совсем близко, и теперь скребётся и стучится в стены.

Что же делать? Этот вопрос мигал в сознании мальчика красной лампочкой. Он же жёг мозг, как раскалённое железо. Необходимо было срочно что-то делать, иначе этот монстр, это чудовище придёт и схватит его, а Миша очень не любил, когда его хватали.

А что если с папой всё в порядке? Миша рискнул вновь приблизиться к лестнице, но все его надежды остались пустыми мечтами – тело лежало в том же положении, в каком Миша увидел его в первый раз: ноги на ступени, а голова на полу. Отец без сомнения был мёртв. Надо спасаться самому!

Но как? Миша находился в абсолютной растерянности по этому поводу. В конце концов, он был всего лишь маленьким мальчиком, которого бросили родители, оставив его в одиночестве. Ему ужасно хотелось поплакать, но он не мог, потому что папа всегда говорил, что плачут только девчонки.

На улице начался дождь. Смоченная им листва зашуршала ещё призывней.

– Иди к нам,– звала она.

– Иди к нам, бум,– барабанил по крыше дождь.

– Иди-и к на-ам,– подвывал ветер.

Мальчик забился в тихой истерике. Он метался по родительской спальне не в силах что-либо придумать и как-нибудь изменить сложившуюся обстановку.

На пару минут он замер на месте. Ни с того ни с сего в голову Миши ворвались сумбурные мысли. Так врывается ветер в окно.

А что если случилось так: его папа не умер, но из него вышло то, что он скрывал? Что если, это – то самое, что хотело добраться до Миши? Но теперь папа выпустил его, и оно свободно. Этого не может быть!

Как бы там ни было, но монстр, таившийся раньше во мраке ночи и зарывавшийся куда-то днём, вышел теперь из своего логова. Он хочет только одного – сделать Мише плохо.

Мальчик снова забегал взад-вперёд по комнате, словно таким образом мог отпугнуть кого-то. Из его глаз лились слёзы, а в зрачках застыл Великий Ужас. Такой ужас могут испытывать только дети, потому что они не могут ни понять его, ни объяснить его природы. Если он приходит к ним, то они ведут себя совершенно непредсказуемо. Нельзя сказать, что взбредёт им в голову, и что они предпримут, чтобы избавиться от него.

Миша напоминал сбрендившую электронную игрушку, которая слепо тычется во все стены, не зная, что выход рядом.

– Иди к нам! – звал монстр из-за окна, пользуясь голосами природы.

Миша недоверчиво посмотрел в окно. Тюль был отдёрнут, и внешний мир отлично просматривался. Он бушевал, словно женщина, потерявшая ребёнка. Было страшно.

Но это уже не новость. У Миши вдруг появилась уверенность, что всё это время он ошибался. На самом деле монстр всегда был внутри дома. Рядом с ним. В его папе. Он постоянно подлизывался и заставлял плохо думать о маме. Теперь монстр освободился и бродит по дому. Улица казалась единственным спасительным местом. На самом деле ни деревья, ни ветер не хотели его напугать. Нет, они хотели спасти его… от неминуемого стресса.

Если бы папа любил его – любил по-настоящему,– то он не ушёл бы в тот момент, когда его сыну было плохо. Он бы не умер, а постарался защитить своего ребёнка.

Миша сделал шаг к окну.

И всё же на улице было очень страшно. Даже находясь в таком состоянии, малыш сомневался, что деревья и ветер, да и все остальные смогут защитить его. В чём-то они походили на него самого. Возможно, они и сами чего-то боялись. Но с другой стороны, если они не могли защитить его, то зачем звали?

Миша сделал второй шаг к окну.

А, может, всё это сон? Может быть, он тихо дремлет в своей детской, а ночной монстр пытается напугать его? В таком случае необходимо срочно проснуться! Но как? Миша ещё ни разу в жизни не попадал в подобные ситуации.

– Папа! – позвал он в отчаянии. – Папа, помоги мне! Папочка, я люблю тебя!!!

Но ничего не изменилось. Если даже это и сон, то Миша видел только один выход…

– Иди к нам,– приветливо, а не угрожающе, шелестя листвой, зазывали его деревья.

Мальчик сделал третий шаг.

Что же такое творится вокруг? С нами? С миром? Ещё вчера всё было просто прекрасно, и ничто не предвещало беды. Почему его никто не предупредил, что такое может случиться? Хотя нет, вчера отец пробовал поговорить с ним на эту тему… Да вот только малыш не понял. Он не понял самого главного – что изо всего этого следует. Он понятия не имел о цели. Он не знал, зачем ему нужно становиться бесстрашным.

И теперь не понял. Единственное, что он понимал отчётливо, так это то, что ему нужна защита и помощь. Для осознания всего остального он был ещё слишком мал. Он был обычным маленьким ребёнком, к тому же очень испуганным.

Миша сделал четвёртый шаг.

Внизу кто-то завозился. Было слышно, как он тяжело дышит. Затем мальчик услышал, как этот кто-то поднимается по лестнице. Отец не мог этого сделать. Отец умер, и не мог двигаться, значит, тот, кто поднимался по лестнице наверх в спальню, был никем иным, как монстром, давно пытавшимся схватить Мишу.

– Иди к нам,– звала листва.

– Иди к нам,– звал дождь.

Теперь их голоса были наполнены истинным трагизмом. Они хотели ему помочь, а он никак не хотел прийти к ним.

Миша понял, что медлить больше нельзя. Он буквально сорвался с места и побежал к окну. Ещё доля секунды ушла на то, чтобы влезть на подоконник. Теперь запоры…

Оконная рама запиралась только на нижний шпингалет, поэтому уже в следующую секунду мальчик стоял в створе окна. Он вдыхал свежий воздух, приятно холодивший лицо и успокаивавший взбудораженный разум.

– Иди к нам,– звала мальчика природа.

И он пошёл. Он сделал всего один шаг…

В пустоту…

* * *

Валера открыл глаза в тот момент, когда его сын позвал на помощь. Первым его желанием было броситься в спальню и успокоить карапуза. Но тот должен был привыкнуть к жизненным тяготам, поэтому бежать сейчас туда казалось Валере преступлением. Миша должен вырасти бесстрашным. Возможно, это идея фикс, но ребёнок просто обязан быть лучше своих родителей…

Потом наверху всё стихло. Валера подумал, что его сын забрался на кровать и укутался в простыню, которая всё ещё пахла папой. Мужчина обладал некоторым образным мышлением, но ему и в голову не могло прийти, что в тот момент испытывал его сын. Если бы знал, то непременно рванул бы к нему.

Наконец, Валера решил, что хватит уже мучить ребёнка. Марина должна была приехать менее чем через три часа, а ведь перед её приездом надо ещё успокоить малыша. И желательно ещё договориться с ним, чтобы он ничего не рассказывал маме.

Отец, чрезвычайно заботящийся о воспитании своего сына, поднялся на ноги и прислушался. Снаружи бушевала стихия. Она, как будто, и не собиралась усмиряться, а, наоборот, расходилась всё сильнее и сильнее. Наверху же царила абсолютная тишина. Валера представил, как его сын беззвучно рыдает в подушку. От этого образа стало невероятно тяжело на сердце, как будто он купил в магазине игрушку, а та оказалась с браком. В любом случае время обмена уже прошло.

Он, не спеша, ступенька за ступенькой поднимался наверх. Вокруг царили странные сумерки, создававшие причудливые полутени.

Когда Валера был уже на полпути к цели, в спальне возобновилось движение. Создавалось впечатление, что над головой танцует стадо слонов. Затем всё снова стихло.

В груди застыло тревожное ощущение, однако Валера всё ещё медлил с тем, чтобы показаться своему сыну живым и здоровым.

Но вот и конец лестницы. Дальше – спальня. Валера вошёл и не поверил своим глазам: Миши нигде не было. Для верности мужчина заглянул под кровать, но и там было пусто. Мальчик растворился в комнате, в которой просто невозможно было спрятаться.

Валера огляделся и только тогда увидел, что окно в сад открыто. Не чувствуя ног, он подбежал к нему и посмотрел вниз – туда, где они с сыном только вчера посадили куст красной смородины. Он подумал, что зрение подводит его. Точнее, хотел бы, чтобы это оказалось так.

Находясь в полуобморочном состоянии, он сбежал по лестнице, затем, пробежав через весь дом, выскочил на улицу. Обежав здание, Валера встал, как вкопанный. Сначала на его глазах выступили слёзы, а после он разрыдался во весь голос.

Мальчик висел на арматурине. Когда он падал из окна, то лицом попал на её верх. Ржавый кусок железа через глаз прошил его голову. Тело колыхалось на сильном ветру, который привык раскачивать всякие грузы. Его обмывали струи не по-летнему холодного дождя; и ничто на свете не могло вернуть к жизни этого мальчугана. Он действительно уже никогда не сможет поговорить с мамой. Он не сможет двигаться.

И все будут оплакивать его.

Лишь листья шелестели на ветру.

– Иди к нам,– слышалось в этом шелесте Валере.

Конец

25-27.10.2002