Я – алкоголика жена

Глава 1. Вместо предисловия

В полутемном кабинете, в глубоком кресле сидел человек в белом халате. Свет настольной лампы освещал приятное немолодое лицо и мятую тетрадь в его рука. Поза выдавала сильную усталость. Доктор Либерман Михаил Львович как обычно задержался после работы, чтобы завершить незаконченные за день дела, заполнить амбулаторные карты больных, проконтролировать работу своих сотрудников, врачей психотерапевтического отделения, подписать больничный листы, ответить на формальные письма чиновников от медицины и т.д.

За окном моросил дождь и периодически ветви стоящего рядом клена, гонимые ветром, стучали в стекло. Общая атмосфера убаюкивала, клонила в сон. Но то, что читал Либерман в тетради было очень интересно и не давало заснуть. Перелистывая листок за листком Михаил Львович погружался в события печальные и даже в чем-то трагические. Исповедь измученной женщины. Безысходность, тоска и душевная боль. На каждой странице.

Михаил Львович прикрыл глаза, вспоминая молодую улыбающуюся женщину, одетую скромно, но со вкусом. Она не записывалась на приём в обычном порядке, а поймала доктора Либермана в коридоре отделения.

Приятный тембр ее голоса с вежливыми нотками просьбы: «Михаил Львович, вы не уделите мне пять минут», – не предполагал отказа.

– Прошу вас. – Доктор Либерман правой рукой указал направление, где был его кабинет.

– Я подойду к вам через пятнадцать минут. Дела, знаете ли, – и полуулыбнувшись вновь быстрым шагом пошел по длинному коридору отделения, сверкая огромной лысиной и белизной халата.

Прошло больше часа, но женщина продолжала сидеть около кабинета Либермана, рассматривая то какие-то брошюру на журнальном столике, то скромную табличку на дверях, на которой было написано, что помимо того, что Либерман М.Л. является заведующим отделения психотерапии в университетской клинике, он еще и профессор, и доктор мед наук. В общем светило.

Через полтора часа вернулся доктор Либерман весь в смущении и извинениях:

– Простите меня. Неотложные дела. Не думал, что задержусь так надолго, – и открывая дверь ключом, пригласил даму в кабинет, где предложил ей сесть.

Молодая женщина спокойно не торопясь села на указанный ей маленький диванчик. Сам Михаил Львович присел на краешек стула напротив нее, надеясь, что беседа будет не долгой.

– Слушаю вас. Вы так долго ждали, что мне даже как-то неудобно, – продолжал, как бы оправдываясь доктор.

– Это вы меня извините Михаил Львович. Я без записи. Зовут меня Татьяна. Татьяна Михайловская. Я наслышана о вас. Вы хороший доктор, многим помогли. Либерман как бы смущаясь опустил глаза.

– Но я не за помощью, я как бы сама справилась с ситуацией. Решила многие проблемы. Скорее не так. Решила главную проблему, а сейчас не то чтобы тупик, а какой-то ступор.

Либерман кивнул головой, выказывая понимание.

– Рассказывать долго, – продолжала нежданная визитерша:

– В этой тетради я подробно описала все, что со мной произошло. Я знаю, что вы очень занятой человек и вовсе не обязаны помогать или давать советы всем подряд. Но если вас заинтересует моя история, вы, пожалуйста позвоните мне.

Через неделю Либерман позвонил:

– Татьяна. Добр день. Я прочитал вашу исповедь. Скажу прямо – впечатлился. Если вы не возражаете, я хотел бы встретится с вами.

– Конечно – конечно, Михаил Львович. Когда вам будет удобно?

– Завтра в полдень вас устроит.

–Вполне, – в голосе Татьяны слышалась удовлетворённость.

– Очень даже для меня удобно.

– Замечательно, – произнес профессор. Давайте, только не у меня в кабинете. Я устал от него. Завтра обещали солнечный день без дождя. Будет хорошая погода. Если вы не против, то можно встретится в университетском парке. Он у нас восхитительный.

– Хорошо, – ответила Татьяна, после чего возникла небольшая пауза.

– Буду вас ждать. – Произнес Либерман. Вы меня узнаете по большой лысине и вашей тетрадке в правой руке.

В телефоне послышался звонкий искренней женский смех.

– Тогда до встречи завтра в полдень. До свидания, Михаил Львович, – и Татьяна отключила телефон.

Либерман про себя отметил что женщина не лишена чувства юмора и это вселяло определенный оптимизм.

Профессор Либерман и Татьяна сидели в университетском парке на скамейке под раскидистым желто-красным кленом. Был теплый осенний день, создающий особое настроение благости и умиротворения. Скамейка была жесткой и неудобной. Тем более она стояла на центральной аллее парка, и студенты, и преподаватели, идущие на обед, постоянно здоровались с профессором отвлекая, и мешая сосредоточится на разговоре.

Либерман предложил Татьяне пройтись по более уединенным аллеям, где бы им никто не мешал и не отрывал от беседы.

Вы знаете, Татьяна, то что вы написали, в некотором роде уникально. Молодая женщина улыбнулась:

– Вы, Михаил Львович, преувеличиваете.

– Ну может быть чуть-чуть, – хитро щурясь произнес Либерман, – Совсем немного. Так все подробно и доступно написать может далеко не каждый.

–Спасибо.

– Вы, Татьяна, прошли через трудный, длинный и тяжелый путь. Вы освободились и теперь абсолютно свободны. Сейчас я вижу перед собой молодую привлекательную женщину. Ни тени депрессии и тревоги. Что вас беспокоит?

– То-то и беспокоит, когда добившись того, чего хотела, что-то упустила или не дополучила…В общем не знаю, но чувствую неудовлетворённость.

– Да к сожалению, такое бывает достаточно часто, когда ставишь конкретную цель – а дальше свой жизненный сценарий не прописываешь.

– Это как? Извините, я вас не поняла, – смущенно произнесла Татьяна.

Профессор удивленно посмотрел на нее, искренно не понимая, как можно не видеть очевидных вещей:

– Ну на самом деле здесь все абсолютно просто. Для примера. Молодой человек долго ухаживает за любимой девушкой и женится на ней. Девушка принимающая и выходит замуж. Все. Хэппи энд. Но!.. – И Либерман поднял указательный палец правой руки вверх, – но у каждого из них свой жизненный сценарий долгой и счастливой семейной жизни. И надо же было так случится, что они не совпали. Бывает. Бывает чаще чем хотелось бы. И по какой-то причине, не найдя компромиссов, происходит разрыв отношений. Молодые люди расходятся. А это уже не прописано в их жизненных сценариях!!!

В этом момент профессор остановился и посмотрел на Татьяну.

– Теперь вы понимаете? Крах, кризис – ну и весь прочий негатив. Если личность гибкая и пластичная, через какое-то время она адаптируется к изменившейся ситуации. Начинает формироваться новый жизненный сценарий. Происходит его корректировка. Но так бывает не всегда.

– И что делать тогда? – простодушно спросила Татьяна.

– Не затягивать. Обращаться к психотерапевту, что в принципе вы и сделали. Где-то интуитивно, на уровне подсозния вы поняли, что ваш путь и ваша победа могут помочь и другим женщинам.

– Я как-то об этом не думала.

– Я же говорю подсознательно. Профессор смотрел на Татьяну и улыбался. Ему была симпатична эта во многом несчастная, но сильная духом женщина.

– Вы гордитесь собой. Не краснейте и не стесняйтесь. Это нормально. Вы молодец.

– О, довольно уютное местечко, – Михаил Львович обратил внимание на округлой формы беседку, обильно окутанную девичьим виноградом.

– Давайте присядем. Они устроились за, покрашенный светло-коричневой краской круглый столик, стоящий в центре беседке.

– Какой чудесный день, – расправляя плечи и вдыхая полной грудью воздух произнес Либерман. Татьяна согласно кивнула головой и ее светлые кудрявые волосы заиграли веселыми цветными переливами в лучах осеннего солнца.

«Красивая женщина», – подумал профессор, но помня, на чем прервался, продолжил свою незаконченную мысль:

– Путь через помощь другим – это тоже ВЫХОД. Он сделал ударение на слове выход. Именно так. Выход большими буквами. Новая цель, новый сценарий, новый смысл.

Либерман вдруг замолчал.

Татьяна удивленно посмотрела на него:

– Что-то случилось? – озабоченно спросила она.

– Да нет Танечка, все нормально. Вы не возражаете, что я вас Танечкой назвал. Как-то фамильярно получилось.

Татьяна снова зарделась.

– Вы знаете, Михаил Львович, – а мне даже как-то приятно. Как будто бы мы ближе стали.

– Ну тогда все в порядке. Обещаю не злоупотреблять диминутивами.

– Чем, чем?

– Диминутив – это уменьшит ласкательная форма. Простите, Татьяна, у меня такое бывает. Лицо Либермана было серьезно-спокойным, без тени иронии.

– Это может быть даже где-то профессиональное. Иногда использую в работе. Ну и с вами как бы само собой получилось. Не могу же я вас ну или любого другого симпатичного мне пациента погладить по головке или прижать себе. А через уменьшительно-ласкательное имя – это как бы поглаживание, такое психотерапевтическое. Чтобы человек почувствовал, что он не безразличен мне как врачу. И если хотите эта одна из возможностей формирования эмпатии, как состояния осознанного сопереживания текущему эмоциональному состоянию другого человека.

– А вы, Михаил Львович, меня уже рассматриваете как пациентку? – хитро щурясь и кокетливо улыбаясь спросила Татьяна.

– Нет, боже упаси. Без вашего согласия…– и Либерман состроил гримасу, от которой молодая женщина рассмеялась звонко и заразительно. В уголках ее зеленых глаз появились маленькие морщинки искренности и доверия к человеку, разбудившему глубоко спрятанные чувства.

– А я бы не отказалась, – с очаровательной улыбкой продолжала Татьяна.

– В принципе и я не возражаю, – уже серьезно произнес Михаил Львович, – но у меня есть еще одно предложение. Может быть оно вас удивит. Я понимаю, что ваши заметки – это глубоко пережитое и очень личные. Не всякий решится на такие откровения, о которых вы пишите. Эта вещь интимная. Тем не менее вы, Татьяна, решились показать их совершенно незнакомому человеку, то есть мне. – Не считаете, что это рискованно, я бы даже сказал опрометчиво.

– Я думала об этом. Но это не спонтанное решение. Перед тем как прийти к вам, я многое о вас узнала. Говорила с людьми, которые у вас лечились. Моя подруга ходила на ваши лекции в университете. Она без ума от вас. Так что я многое о вас знаю.

– Хорошо, хорошо, – удовлетворенный ответом произнес Либерман. Давайте вернемся к моему предложению.

– Давайте, – примирительно согласилась Татьяна.

– помните, я уже говорил вам, что ваш текст интересен и уникален.

Татьяна пыталась возразить, но Либерман жестом руки приостановил ее:

– Он необычен и важен. Важен для многих людей, попавших в подобную ситуацию. Ваше заметки, если их немного «причесать» могли бы быть великолепным пособием для многих людей. Я вам помогу в этом. Михаил Львович смотрел на Татьяну. Она была в нерешительности.

– Это может быть первым шагом к решению вашей проблемы. Сейчас вы находитесь в состоянии неопределенности. Состояние неустойчивого психоэмоционального равновесия. Во многом это критическая ситуация. Перед вами сейчас открыты многие пути. Но как выбрать правильный?

И вот здесь, может быть даже сейчас, именно в этот момент в этой точке пересекаются четыре очень важных линии: и смысла жизни и жизненного сценария, и цели, и возможного предназначения.

– Не знаю…. Получится ли…. Раньше я немного писала… Статьи заметки. Даже стихи пыталась… Но это давно было…, – Михайловская все еще была в замешательстве.

– Правильность текстов, искусство писательского мастерства – это здесь не важно. Это не проблема. Главное, чтобы вы согласились, ибо ваш опыт и знания увидели «свет».

– Хорошо. Давайте попробуем. Я вам, Михаил Львович всецело доверяю.

– Спасибо, – Либерман кивнул головой в знак благодарности.

Перед публикацией вашей исповеди надо, конечно, подправить некоторые фрагменты. Оформить их в более художественном стиле. Читая вашу рукопись, я должен отметить, что вы достаточно хорошо и легко пишете.

На этот раз румянец благодарности разлился по лицу Татьяны.

– Пока я это вижу так. Ваша исповедь, добавленные мною комментарии… и получится отличное пособие для женщин, которые попали в подобную вам сложную жизненную ситуацию. Что скажете? – заглядывая Михайловской в глаза, спросил профессор.

– Скажу, что неожиданно и здорово. – И после непродолжительной паузы:

– А можно я назову свою исповедь «Откровения жены алкоголика».

Или нет. Лучше: «Я – алкоголика жена».