Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
5. То, што ты знаешь
– Я доведу тебя до реки, – бросил Бен, пока мы мчались через поля (уже второй раз за одно утро). – Пройдешь вдоль нее до самых болот.
– Там нет дороги, Бен, – взмолился я, – и кроки повсюду. Ты смерти моей хочешь?
Он глянул на меня – глаза совершенно спокойные, – но шагу не сбавил.
– Без вариантов, Тодд.
– Кроки! Болото! Тихо! Какать! – лаял на ходу Мэнчи.
Я даже перестал уже спрашивать, што происходит, раз уж все равно никто не желал отвечать, так што мы просто понеслись дальше, мимо овец – все еще ни на каком не на пастбище и вряд ли вообще теперь туда попадут.
– Овцы! – сказали они, провожая нас взглядом.
Мы миновали большой амбар и двинули вдоль крупной ирригашионной линии на другой, поменьше, повернули направо. Дальше начиналась пустошь… то есть практически вся остальная пустая планета.
Бен молчал до самой опушки.
– В рюкзаке еда. На сколько-то хватит, но постарайся растянуть на подольше. Ешь плоды, какие найдешь, и придется охотиться.
– На сколько мне ее тянуть? – спросил я. – Когда мне можно будет вернуться?
Бен встал как вкопанный. Мы уже были под деревьями. До реки футов сто, но ее слышно, потому што там она начинает бежать под уклон, к болотам.
Мне вдруг стало так одиноко, словно это было самое-пресамое одинокое место во всем мире.
– Ты не вернешься, Тодд, – сказал Бен. – Тебе нельзя.
– Но почему?! – Я это почти промяукал, как котенок какой-нибудь, но поделать все равно ничего не мог. – Што я такого сделал, Бен?
– Ты не сделал ничего плохого, Тодд. – Он шагнул ко мне. – Ты ни в чем не виноват.
Он обнял меня со всех сил, и грудь мне снова сдавило. Смятение, страх, гнев. Ох… Утром, когда я встал с кровати, все в этом мире было как всегда, а теперь меня куда-то отсылают, а Бен с Киллианом ведут себя так, будто я умер, и это нечестно… понятия не имею почему, но просто это нечестно.
– Я знаю, это нечестно, – сказал Бен, отстраняясь от меня и пристально глядя в лицо. Но всему есть объяшнение.
Он развернул меня, открыл рюкзак на спине, порылся в нем и што-то вытащил.
Книгу.
Ну конечно.
Я посмотрел на него, потом отвел взгляд.
– Ты же знаешь, я хреново читаю, Бен.
Я ужасно смутился и чувствовал себя донельзя глупо.
Он слегка ко мне наклонился, так што физиономии наши оказались реально нос к носу. С его Шума мне лучше не стало, нет, сэр.
– Я знаю, – сказал он очень мягко. – Я все думал, надо бы больше времени тратить на твое…
Он умолк и протянул мне книгу:
– Это принадлежало твоей маме. Ее дневник. Он начинается с того дня, когда ты родился.
Тут он опустил на него глаза:
– …и заканчивается тем, когда она умерла.
Мой Шум распахнулся во всю ширь.
Моя ма. Ее собственная книга…
Бен погладил обложу.
– Мы ей обещали, что будем тебя беречь. Мы обещали, а потом выбросили все из головы, чтобы в Шуме ничего не осталось… чтобы никто не узнал, что мы намерены делать.
– И я в том числе.
– И ты в том числе. По-другому было никак. Если бы хоть слово об этом просочилось в твой Шум и дальше в город…
Он не закончил.
– Вроде того молчания, которое я нашел сегодня на болотах… – сказал я. – Как оно просочилось в город и вон чего из этого вышло.
– Нет, это была неожиданность. – Он посмотрел в небо, словно штобы показать, какая это была абсолютная неожиданность. – Никому бы и в голову не пришло, что такое может случиться.
– Оно опасное, Бен. Я это чувствовал.
Но он только протянул мне книгу.
Я начал было качать головой:
– Бен, я…
– Я знаю, – повторил он. – Но ты уж постарайся.
– Нет, Бен…
Он поймал мой взгляд и властно удержал его своим.
– Ты мне доверяешь, Тодд Хьюитт?
Я почесал в боку. Ну и как на это отвечать?
– Конечно, доверяю, – сказал я. – По крайней мере, доверял, пока ты не стал собирать мне рюкзак без моего ведома.
Его Шум сошелся в точку, как солнечный луч; взгляд сделался твердым.
– Ты мне доверяешь?
Я поглядел на него: да, я доверял, даже сейчас.
– Доверяю, Бен.
– Тогда поверь, что все, что ты сейчас знаешь, – это неправда.
– Што все? – У меня голос слегонца скакнул вверх. – Почему ты мне ничего не говоришь?
– Потому что знать – опасно, Тодд. – Я его в жизни не видал таким серьезным, и когда попытался глянуть в его Шум, штобы понять, што же он там такого прячет, Шум взревел и отбросил меня прочь. – Если я сейчас тебе все скажу, оно будет жужжать в тебе громче улья в медосборную пору, и мэр Прентисс найдет тебя быстрее, чем его плевок долетит до земли. Тебе нужно сейчас же отсюда убираться, и как можно дальше.
– Но куда?! – вскрикнул я. – Ничего же больше нет!
Бен сделал глубокий вдох.
– Есть, – сказал он. – На свете есть и другие места.
На это я просто промолчал.
– Между первых страниц книги есть сложенная карта. Я ее сам нарисовал. Нет, не смотри на нее, по крайней мере пока не выберешься из города, понял? Теперь иди на болото. Там поймешь, что тебе делать дальше.
Но я по Шуму понял, што он совсем не так уж уверен в моей сообразительности.
– Из-за того, што я там найду, да?
На это он ничего не сказал.
А я продолжал думать.
– Откуда вы знали, што нужно держать для меня собранный рюкзак? – Я отступил от него на шаг. – Если эта штука на болоте – такая уж неожиданность, почему вы с такой готовностью вышвырнули меня из дома?
– План таков и был, с самого начала. Ты тогда был еще совсем маленький… – Он громко сглотнул; грусть обнимала его всего, целиком. – Как только ты достаточно подрастешь, чтобы самостоятельно…
– И вы уже тогда собирались выкинуть меня вон, штобы мной кроки пообедали? – Я отступил еще на шаг.
– Нет, Тодд… – Он подался ко мне, все так же с книгой в руках, но я еще отшагнул.
Он махнул рукой: типа ладно, как хочешь.
И закрыл глаза. И открыл для меня свой Шум.
Через месяц, первым делом сказал он…
И дальше мой день рожденья…
День, когда я стану мужчиной…
Вот там-то оно все и… Што происходит, когда…
Што остальные мальчишки делали, когда становились мужчинами… Одни… Сами…
Как убивают все, што в них еще осталось от мальчиков, до последней…
И…
И што на самом деле происходит с теми, кто… Срань господня!
И нет, я больше ничего об этом не скажу. А как я себя от этого чувствую – и подавно. Я посмотрел на Бена, и передо мной был другой человек, не такой, как всегда; не такой, какого я знал. Знание опасно, да.
– Вот поэтому-то тебе никто ничего и не говорит, – сказал он. – Чтобы ты не сбежал.
– И вы бы меня никак не защитили? – Я снова мяукнул (да заткнись уже наконец!).
– Мы сейчас тебя защищаем, Тодд, – сказал он. – Прогоняя тебя отсюда. Мы хотели быть уверены, что ты сумеешь выжить один, самостоятельно – для того мы всему тебя и учили. А теперь тебе надо идти…
– Если через месяц должно случиться вот это, почему вы так долго ждали? Почему раньше меня не убрали отсюда?
– Мы не можем уйти с тобой, вот в чем все дело. И мы всё никак не могли отослать тебя в никуда одного. Это невыносимо. Видеть, как ты уходишь… Такой маленький… – Он снова погладил обложку книги. – И да, мы надеялись на чудо. Что вдруг нам не придется…
Тебя потерять, сказал Шум.
– Но чуда не случилось, – сказал я, помолчав секунду.
Бен покачал головой. Протянул мне книгу.
– Прости, – сказал он. – Прости, что все вышло вот так.
И в его Шуме было столько настоящего горя, столько скорби, и заботы, и взвинченности, и я знал, што он говорит чистую правду и ничего не может поделать с происходящим, и я ненавижу весь сегодняшний день, но беру у него из рук книгу и сую ее обратно в пакет, а пакет – в рюкзак. Дальше мы молчим. А што тут еще скажешь? Всё – и ничего. Всё – не можешь, поэтому не говоришь ничего.
Он снова притянул меня к себе – в губу воротником двинул, как Киллиан, но только на сей раз я не отодвинулся.
– Помни всегда, – сказал Бен. – Когда твоя ма умерла, ты стал нашим сыном, и я тебя люблю, и Киллиан тоже любит. Всегда любили и всегда будем.
Я уже открыл было рот сказать: «Я не хочу уходить», – но из него так ничего и не вышло.
Потому што – БАМММ!!! – раздается самый громкий удар, какой я слышал в Прентисстауне за всю свою жизнь, как будто што-то взлетело на воздух… прямо к небу.
И слышно это может быть только с нашей фермы.
Бен выпустил меня и оттолкнул, и ничего не сказал, но его Шум вопил на всю округу Киллиан.
– Я с тобой, домой, – крикнул я, – я тоже буду драться!
– Нет! – рявкнул он. – Тебе нужно убираться отсюда. Обещай мне! Двигай через болото и подальше, прочь, скорее!
Я секунду молчал.
– Обещай мне! – повторил Бен, на сей раз очень требовательно.
– Обещай! – гавкнул Мэнчи, и страх было слышно даже в этом.
– Обещаю, – сказал я.
Бен протянул руку назад и што-то там отстегнул, повозился немного, пока оно совсем отцепилось, и подал мне. Это был его охотничий нож, большой такой, с костяной рукояткой и зубчатым лезвием, способный разрезать все на свете, нож, который я на самом деле надеялся получить на день рожденья, когда стану мужчиной. Ремень тоже при нем, надевай хоть сейчас.
– Возьми, – сказал Бен. – Забирай его с собой на болота. Он может тебе понадобиться.
– Я никогда раньше не дрался со спаклом, Бен.
Он все равно протянул его мне, и я взял.
С фермы донесся еще один БАМММ. Бен оглянулся на нее, потом на меня.
– Двигай. Следуй по реке до болота и дальше. Беги что есть мочи и не смей оборачиваться, Тодд Хьюитт. – Он взял меня за руку и крепко сжал. – Если я смогу тебя найти – я найду, клянусь. Но не останавливайся, Тодд. Держи свое слово.
Вот и все. Это «прощай». «Прощай», которого я в жизни не хотел.
– Бен…
– Пошел! – крикнул он и сорвался с места, оглянувшись на бегу только раз, и кинулся опрометью обратно, на ферму, к тому, што творилось на краю света… што бы там ни творилось.
