Путь в Бадахос

Глава 1

Машина подъехала к старому двухэтажному дому из светлого кирпича. От земли и до самой крыши здание было увито хмелем, сквозь сочную, мясистую зелень звездчатых листьев уже проглядывались маленькие светло-зеленые шишки.

–Ну вот, Алеша, мы и приехали, – улыбаясь, проговорил Николай Степанович и похлопал водителя по плечу, – глуши мотор, Миша, пообедаешь с нами! Горячего, правда, нет, но мы купили раков, пока тебя ждали. Вкуснейшие раки, Миша, соглашайся!

–Та не, Степаныч, не обижайся, не пойду. Волка ноги кормят, а меня колеса – еще пару-тройку туристов встречу, пока день на дворе, а уж к вечеру с чистой совестью и за стол. А пока, вот, – Миша достал из бардачка аккуратно замотанную в цветастое кухонное полотенце пол-литровую банку и любовно погладил ее, – Ленка дала. Борщ, – гордо пояснил он.

–Аргумент!– воскликнул Николай Степанович, – что там раки, даже самые жирные лобстеры твоему тормозку не конкуренты, – засмеялся профессор и протянул шоферу руку, – ладно, спасибо тебе, дорогой!

–Та нема за шо, обращайтесь, – разулыбался водитель и после рукопожатия со своим постоянным клиентом, протянул руку мне, – бывай, студентик!

И, с третьей попытки, захлопнув, наконец, переднюю дверь старых жигулей, Миша последний раз помахал нам на прощание и, оглушительно ревя мотором своего допотопного автомобиля, скрылся за поворотом.

–Как в прошлое попал, ей-богу, – не сдержался я, провожая взглядом раритет, который раньше видел только в кино.

–Да! Совершенно верно! – пришел в ажиотаж Николай Степанович, – прошлое здесь соседствует с настоящим, уникальное место!

И, не переставая говорить, он с усилием открыл деревянную обшарпанную дверь на ржавой, но все еще тугой пружине. К моему удивлению, за ней скрывалась не прихожая, а просторная парадная, отличавшаяся от столичных подъездов лишь небывалой высотой потолков. За тенью полуразрушенных каменных перил угадывались немногочисленные двери. Квартиры!

–Я думал, весь этот дом принадлежит Вам! – ляпнул я, перебив профессора, самозабвенно рассказывающего историю своего знакомства с этими краями, на полуслове.

Николай Степанович ничуть не обиделся на нерадивого слушателя, достал из портфеля странно изогнутый ключ и принялся открывать одну из тяжелых, выкрашенных белой краской штульповых дверей.

–Так правильно! Правильно думал, Алеша! Кроме этой комнатушки, все остальные помещения пустуют вот уже больше двадцати лет, вообрази! Таким образом, я – единственный жилец, охранник, садовник и, выходит, хозяин этой некогда великолепной усадьбы! Ты только представь, до чего удивителен ход истории, – профессор справился, наконец, с неподатливым замком, но, увлеченный собственным рассказом, так и остался стоять на лестничной клетке, – дом этот до революции принадлежал прапрадеду моей покойной женушки. Но ты же хорошо знаешь, что творилось здесь в тридцатых годах прошлого века, раскулачили, заселили передовиков.. Ах, кстати, я написал новый цикл лекций об Октябрьской революции, получился очень ёмкий учебный материал! Обязательно напомни мне подойти с этим вопросом к Юрию Федоровичу, как вернемся, – тут его взгляд упал на две увесистых сумки в моих руках, – Баа! Чего же ты стоишь, чудной, дверь-то открыта! – возмущенно воскликнул профессор, стоящий в проходе, – проходи! Проходи, дорогой гость, не стесняйся!

Я шагнул в комнату и ахнул – все помещение, от пола до потолка было заставлено, завалено и местами даже заткнуто книгами. Создавалось ощущение, будто весь дом изнутри выложен из разноцветных тяжелых томов. Лишь одно место оставалось свободным от печатных сокровищ профессора – у самого окна, на новеньком столе причудливой формы, стоял самый современный из всех известных мне компьютер.

–Вот это да! – вырвалось у меня, – теперь я понимаю, почему Вы привезли меня сюда: доставить человека к этой библиотеке куда проще, чем привезти хотя бы пятую ее часть в Москву.

Профессор рассмеялся:

–Да, это раньше я мог приходить каждый день на кафедру с десятком любопытных методичек в портфеле и четырьмя томами Татищева в авоське. Нынче силы совсем не те, – посетовал Николай Степанович и скрылся за одним из книжных Эверестов, откуда вернулся через пару секунд с эмалированным чайником в руках, – А если серьезно, Алеша, лучшего места для написания диссертации не в силах предоставить даже сам министр образования, точно говорю! Ты убедишься в этом завтра же!

И он снова исчез, но уже в другом просвете макулатурных баррикад. Так я узнал, что квартира, где мне предстоит обитать ближайшие четыре месяца – трёхкомнатная.

Идея написать кандидатскую диссертацию не была для меня неожиданным и дерзким решением. С самого раннего детства жизнь моя подчинялась четкому плану – садик, школа, университет, аспирантура. Диссертация – всего лишь следующий закономерный шаг, к которому я был готов. Поэтому, когда Николай Степанович Поприщев предложил мне свою помощь, я принял это как должное и сразу согласился пожить на время работы над кандидатской в одной из его квартир.

Доверительные, практически приятельские отношения с профессором у нас начали складываться еще на третьем курсе моего студенчества. Поприщев – абсолютно седой, жилистый, аккуратный, хоть и рассеянный в быту ученый – постепенно разглядел в молодом, спокойном, как камень аспиранте потенциального приемника дела всей своей жизни – изучения всемирной истории.

Сам профессор отдавался этой науке полностью, без остатка. Казалось порой, что всем тем событиям, о которых так горячо рассказывал он своей аудитории, Николай Степанович был живым свидетелем. Это был тот самый преподаватель, Учитель с большой буквы, который стремиться отдать все, что знает сам, каждому, кто придет на его лекции. Проповедник собственной религии всемирной истории, Бог в которой – само время. И казалось, Бог этот милостив к своему страстному послушнику.

Несмотря на абсолютно белую голову, Поприщев уже на второй минуте знакомства с ним, казался человеком еще не справившим тридцатилетие. Синие, живые глаза его всегда были открыты широко, как бы удивляясь всему происходящему. «Представляете?! Нет, можете ли Вы вообразить себе подобное?!» – совершенно искренне вопрошал профессор, рассказывая о расстреле царской семьи или ужасах инквизиции.

Поражало в Учителе еще и то, что удивление его всегда было с примесью лишь одного чувства – восхищения. Ни в одной его лекции не было и намека на осуждение, ни разу он не позволил себе встать на чью либо сторону из участников давно минувших событий или даже высказать согласие с взглядами известных исторических персонажей. Он принимал все, что проповедовал в стенах университета как данность и был счастлив этим.

Что до меня – в редкие минуты самоанализа, я понимал, что завидую Поприщеву – я мог бы догнать его в регалиях и, быть может, даже обогнать по общему положению в научном мире Москвы, но я не хотел этого. Желание – вот что было предметом моей зависти.

Никогда и ничего в своей жизни я не желал так страстно, как Николай Степанович – увидеть своими глазами Кумранские рукописи. Я даже не горел мечтой занять поприщевское место в деканате, как горел ей Мишка Косылев. Я просто делал то, что от меня требовалось: семьей, громкой фамилией деда, твердыми наставлениями матери. Делал, и был не против. И лишь иногда, глядя на то, как за секунду преображается в юношу семидесятилетний старик, погружаясь в родную стихию, я испытывал невнятное беспокойство, которое посещает заблудившегося, но еще не до конца осознающего этот факт путника.

Но копаться в себе – ненужный, опасный и тяжелый труд, мне внушали это с детства. Поэтому я брал от профессора лишь то, что было необходимо мне для продолжения намеченного пути, благодарно принимая его во мне участие. Так я и оказался в маленьком городишке на юге страны, в пыльной квартире Поприщева.

Глава 2

-День сегодня, ну просто потрясающий! – раздался восторженный голос прямо у меня над ухом, -да, да, да! Да, Танюшенька, к обеду, думаю, буду уже в Москве! Всенепременно! Ах, Алешенька ваш уже проснулся, вот ведь ранняя пташка! Да и как спать – такой день! Такой день! С четырех утра светло, с шести начало припекать. А запах! Танюша, сейчас же все цветет! Вы непременно должны приехать ко мне погостить – земля обетованная этот край! Ну какой все же день! Как жаль, что нужно улетать!

Продолжая восклицать сумбурные фразы восхищения, Николай Степанович стремительно направился в самую маленькую комнату, служившую нам кухней, выключать исходящий свистом чайник.

Я приподнялся на локтях, чтобы разглядеть время на циферблате настенных часов. Шесть ноль пять! Что ж, мне не привыкать к ранним подъемам, хорошо хоть накануне уснул я еще засветло.

Полежав с закрытыми глазами еще пару минут и слушая, как профессор расхваливает на все лады меня перед моей же матерью, сопровождая свои слова неописуемым грохотом и звоном посуды, я резко скинул себя одеяло, встал и подошел к узкому, высокому окну.

А день действительно чудесный – шесть утра, а по ощущениям не меньше десяти до полудня: солнечные лучи, огибая гордые силуэты пирамидальных тополей, рассеяно ложатся на желтую тропинку заброшенной подъездной аллеи. Ярко-алые розы будто потягиваются, после ночного покоя, подставляя свои огромные вихрастые головы под благодатные лучи утреннего солнца.

Проснулись неизвестные мне птицы и наперебой приветствуют новый день звонкой, витиеватой песней. Иногда слышен глухой стук – это падают под собственной тяжестью зеленые шарики грецких орехов на обитый деревом козырек нашего подъезда.

–Восхитительно, не правда ли? – снова незаметно оказался за моей спиной профессор, – А ты спрашивал меня вчера, почему Кубань. Ну разве ты видел такое когда-нибудь в Москве? Можешь ли ты поверить, что видишь все это своими глазами?! И каждое время года здесь по-своему обворожительно. Каждое! Пред-став-ля-ешь?!

Я не смог сдержать улыбки.

–Доброе утро, Николай Степанович.

Поприщев хлопнул себя по лбу.

–Ах, ты ж, старый дурак, совсем забыл! – и он протянул мне руку, – доброе, доброе, Алешенька! Пойдем скорее завтракать, у меня уже все готово!

Не дав мне возможности умыться, профессор буквально потащил меня за собой. На кухне нас уже ждал роскошный завтрак из четырех вареных яиц, слегка подгоревших тостов и растворимого кофе.

–Так, Алеша, – без всякого предисловия вдруг заговорил Учитель, – у меня к тебе есть серьезнейшее задание, пообещай, что выполнишь!

–Конечно, выполню, Николай Степанович, – ответил я, абсолютно не волнуясь, что меня попросят о чем-то, чего бы я сам не сделал. Видимо, матушка дала профессору наставления напомнить мне о необходимости ежедневной влажной уборки, или о том, что посуду нужно мыть сразу после приема пищи.

–Отлично! – воодушевленно воскликнул Николай Степанович и для большего эффекта от предстоящей просьбы взял меня за руку, которой я собирался отчистить яйцо.

Я незаметно вздохнул. Что ж, я многим обязан Поприщеву, успею еще позавтракать.

–Итак, Алеша, слушай задание. Каждый день, утром и вечером, ты должен выделять время для прогулок по городу! Не меньше часа!

–Зачем? – осторожно спросил я.

–А затем, голубчик, – торжествующе воскликнул профессор, – что зарыться в учебниках можно и в Москве! Я привез тебя сюда, чтобы ты писал свою кандидатскую вдохновенно, как настоящий писатель! – на этих словах костлявые пальцы преподавателя с такой силой сжали мою ладонь, что кожа на ней побелела, – как писатель, создающий гениальный с первых строк своих роман! Или, если угодно – как художник, оживляющий на холсте плоды своей мучительной бессонницы! Или..

–Я понял, Николай Степанович, но причем здесь прогулки? – вырвалось у меня. – Вы же знаете, только долгий, глубокий и главное – непрерывный анализ необходимой литературы даст возможность максимально емко изложить свои умозаключения! И отвлекаться от этой работы – значит терять силу ее убедительности перед ВАК! Если у вас есть какие-то поручения ко мне, я с удовольствием их выполню, я даже готов к прогулкам без цели – но, умоляю, давайте хотя бы один раз в день, чтоб не дробить рабочий процесс и не терять…

–А вот и нет! – совершенно по-детски воскликнул Поприщев, да так весело, что на минуту я засомневался в адекватности своего научного руководителя. – Алеша, поверь, я знаю, о чем говорю, – уже серьезнее продолжил профессор и, наконец, отпустил мою руку, – К сожалению, у меня слишком мало времени, чтобы объяснять тебе свою точку зрения по этому вопросу, поэтому просто поверь мне. К тому же, ты пообещал. Не будешь же ты обманывать бедного больного старика. А почему ты не ешь? Все уже остыло, разве так можно!