ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

© Любовь ( Leo ) Паршина, 2020


ISBN 978-5-0051-1236-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Синопсис

Старая Софья – матриарх необычного семейства. Софье больше семисот лет.

Когда она была совсем юной девушкой, ее родную Рязань взял и сжег Батый. Сама Софья пыталась спрятаться в лесу, на языческом капище. Но волхвов уже убили татары. Они схватили девушку, надругались над ней и бросили, решив, что она умерла. Но из последних сил Софья выпила немного воды из почти затоптанного источника, который берегли убитые теперь волхвы.

После ее нашла и выходила лесная ведунья.

Софья жила среди людей, периодически выходя замуж и рожая детей. Какие-то были обычными, а какие-то, как и их мать – бессмертными. До двадцатого века дожили: Михаил, Роман (погиб во Вторую мировую), Дарья, Николя.

На Дарье женат Алексей – доктор исторических наук. У них двое детей. Малыш Гриша и девочка-подросток Вика, которая по всем признакам тоже должна стать бессмертной.

Вика вечерами пропадает у отца в университете.

Там на кафедре появляется новый преподаватель – немного рассеянный Сергей Татаринов.

Зимой, в дни разорения Рязани, дети собираются вокруг Софьи.

Дарья и Алексей и так живут с ней в одной квартире.

Приезжает Николя, повеса, подолгу не сидящий на одном месте.

Приезжает Михаил, под началом которого находится целая слобода, где люди – и его потомки, и пришлые – живут «по старому», по строгому патриархальному и богобоязненному укладу.

С собой Михаил привозит двоих своих избранных сыновей и молодого внука. За внука он хочет выдать Вику. Вика, разумеется, подобного не желает. Против и ее родители. Михаила их недовольство лишь забавляет. Софья колеблется – она хочет понянчить правнуков.

Вика дерзит, Михаил отвешивает ей подзатыльник. За нее заступаются Алексей и Николя, обоих Михаил с легкостью отбрасывает. Он в разы сильнее и Алексея, обычного человека, и Николя – своего младшего брата. Со смехом он говорит, что у семьи есть год на раздумья – Вике как раз исполнится шестнадцать.

Также в ходе вечера Михаил разглядывает последние фотографии брата Романа – портрет в советской форме и общее фото с сослуживцами – говорит, что надо бы замарать на этих фото «сатанинскую звезду».

Михаил уезжает на ночевку к знакомым, обещая приехать назавтра с утра, на семейный завтрак. Софья провожает его до машины во дворе, Алексей идет с ними. Тут же, во дворе, обнаруживается Сергей Татаринов. Он быстро отдает Алексею ключ от кафедры – замок сломался и пришлось срочно менять. Отдав ключ, Татаринов исчезает.

Михаил уезжает.

Утром он не возвращается. День клонится к вечеру.

Прибегает внук Михаила и рассказывает, что того нашли мертвым в ручье за поселком.

Полиция готова все списать на несчастный случай, сыновья Михаила подозревают и Алексея с Николя, и спецслужбы, у которых Михаил был не на хорошем счету…

Вскоре дело закрывают, сыновья забирают тело Михаила для погребения.

Алексей после всей этой истории и нескольких дней за свой счет возвращается в университет, взяв с собой фотокарточку Романа с сослуживцами.

Он показывает фото Сергею Татаринову. Тот тоже есть на фото – стоит рядом с Романом.

Алексей просит рассказать, как было дело…

Оказывается, живя у лесной ведуньи, Софья родила сына. Оставив его, она ушла. Ведунья растила его, крестила под именем «Сергей». Годы спустя прозвище стало фамилией.

Сергей Татаринов прожил несколько веков, думая, что он один такой на всей земле. Только в сорок пятом, уже в Германии он познакомился с Романом. Они поняли, что родня. Роман рассказал ему о семье, о матери и обещал после войны привести Сергея домой, познакомить со всеми. Однако Роман вскоре погиб.

Сергей вновь остался один и стал искать семью. Найдя, решил действовать по прежней схеме – через старшего сына. Он пытался поговорить с Михаилом, но тот, поняв с кем имеет дело, не пожелал слушать. Между ними завязалась драка и Михаил погиб. Сергей, как первенец, оказался сильнее.

По просьбе Сергея Алексей отводит его к Софье. Там, при Дарье, Николя и Вике, Сергей во всем признается.

Софья говорит, что не желает его больше видеть и велит убираться. Детей просит не общаться с ним, называя выродком.

Вопреки ее велению Николя приходит к Сергею вечером в университет. Просит «только не рассказывать маме» и говорит, что им еще жить и жить на этой земле, и он хочет с ним познакомиться поближе.

Вскоре к ним приходит и Вика, которой очень интересно познакомиться с новым дядей. Все втроем они отправляются в ресторан. Сергей рассказывает, как он шел в Сибирь вместе с Ермаком…

Следы всех троих заметает снег.

1

Старая квартира, словно выпавшая из времени… Или не так – словно вобравшая в себя все прожитое время. Множество мелких вещиц, книг, картин осело здесь, словно планктон в пасти кашалота.

Всё на своем месте. Шкатулка с финифтью, фарфоровая статуэтка, пожелтевшая кружевная салфетка, сухостой в китайской вазе с узким горлом и прочая, прочая… Ни единого свободного места, а если появляется что-то новое – что-то поистине нужное, памятное, важное – всё прочее приходит в движение, освобождая место для новосёла.

Все соседи по дому помнят одно – в этой квартире всегда жила большая семья. И всегда этой семьей и этим домом правила бабушка…

За окнами – питерский двор-колодец. Окна – не стеклопакеты, на зиму их заклеивают, прокладывают рамы ватой и засушенными ветками рябины. В зале, в углу – печка, выложенная глазурованной плиткой. У этой печки любит читать или дремать в глубоком кресле бабушка Софья.

А еще бабушка Софья каждое утро варит кашу для всей семьи. Ровно столько, сколько себя помнит каждый обитатель квартиры, запах сладкой молочной гречневой каши – это первое, что ощущается после пробуждения. Даже если кому-то случается уезжать, ночевать в гостях, в отеле или летнем лагере, фантомное воспоминание о сладкой молочной гречневой каше все равно щекочет их ноздри в первые секунды после пробуждения.

Для бабушки Софьи каша была необходимым ритуалом. Когда она просыпалась, ее жизнь всплывала в памяти. Не вся – просто не успевала. Дома, улицы, реки, города, лица, голоса… Люди, которых она знала, ее любимые, ее дети, внуки, правнуки…

Потом Софья поднималась с кровати, медленно, по-старчески тяжело. И собирала свои воспоминания: кто сейчас живет в ее доме?

Дочь Дарья – ее второй ребенок, никогда не оставляла мать. Зять – Алексей. Профессор, историк. Хороший человек, но совсем обычный.

Внуки – Вика и Гриша…

Бабушка Софья всегда любила внуков. Но к юной Вике она относилась особенно. Вику она и звала своей наследницей и еще мечтала сделать из нее хозяйку.

Скоро должен был приехать младший сын Николенька. Михайло, старший, тоже обещал объявиться.

У бабушки Софьи теплело на душе. Дети всегда старались прибиться к ней поближе, когда наступала зима. Не то, чтобы они тосковали – просто помнили, что матери было тяжко в начале зимы. Каждый год, сколько бы лет не прошло…

А готовя кашу, Софья думала о каждом, для кого она когда-либо ее готовила, и ей становилось мирно и хорошо. Возможно, оттого и каша выходила доброй и сладкой.


***

Проснувшись и почуяв гречку, Алексей почувствовал, как пробуждающиеся нервы тела определили границу его собственного тела, отделив от кровати и от лежащей рядом жены. Окончательно пробудившись, он покрепче обнял жену. Вздохнул. Дарья вздохнула в ответ и прикопалась поближе.

Очередное мирное утро. Какая разница, сколько их еще? Кто может знать?..

Милосердно выждав минуту, зазвонил будильник.

Алексей не спешил – сегодня ждали лекции вечерников. А вот Дарья по семейной договоренности занималась младшим, Гришей, последний год перед ее возвращением к трудовой деятельности. Так что, поцеловав мужа, Дарья испарилась.

А Алексея ждал ноутбук – письма от коллег, студентов, незаконченная статья, почти законченная методичка к сессии. Все то, что требовало возни и внимания не меньше, чем ребенок.

Так что, накинув халат и нацепив на нос очки, Алексей извлек ноутбук из глубины секретера, с полки такой узкой и темной, что ее можно было принять за потайную. Ноутбук, как и вся техника в этом доме извлекались из мест хранения только по необходимости, а после убирались обратно. И речи быть не могло о просмотре телевизора за обедом.

Алексей вообще считал, что с тещей ему повезло – она относилась к нему как к сыну. Единственное, что вызывало в ней недовольство – так это его привычка часами пялиться в источающий мертвенный свет прямоугольник и шуршать по пластмассовым квадратикам клавиш. И как было ей объяснить, что это занятие эквивалентно многочасовому скрипению пером по бумаге?

Алексей надеялся улучить минуту-другую, чтобы проверить почту, пока все не собрались за традиционным завтраком. Но ему не дали и минуты. Впрочем он не возражал – к нему приплелась сонная еще Вика.

– Пап, привет, – вздохнула она и шлепнулась щекой о его макушку. С утра голову держала плохо – было ощущение, что так и заснула снова.

– Привет, – отозвался Алексей, продолжая колдовать над ноутбуком.

Дочка в последний год стала значительно больше времени проводить с ним. Дело было не в том, что Дарья вся была в заботах о младшем, и не в том, что у Вики начался какой-то особый подростковый кризис, когда отец особо важен. Все началось с особого, внутрисемейного кризиса и одного кошмарного сна. Тогда что-то словно щелкнуло в мозгу у Вики, она стала каждую возможную минуту проводить с отцом, даже стала прогуливать школу, чтобы посидеть у него на лекциях. А еще порассматривать артефакты на кафедре и попить чая в закутке среди старых пыльных фолиантов – всё это вместе с папой, разумеется.

Все на кафедре давно знали Вику, а те в университете, кто не знал лично, уже принимали за студентку.

– Ты сегодня к первой паре, пап?

– Вика!..

– Ммм?

– У тебя конец четверти, следующий год – выпускной.

– Я знаю. А вечером можно?

– Вечером можно. Представлю тебя новому сотруднику, чтоб знал, что за странный домовёнок у нас завелся.

– Он будет вместо Альберта Вольфовича?

Алексей вздохнул.

– Да.


Наконец, позвали к завтраку.

Кастрюля с кашей, пузатая, с узором голубых и красных цветов на эмалированном брюхе, стояла в центре стола на лоскутной подстилке. Пар стремительно курился через отверстие в крышке цвета слоновой кости.

Все сели на свои места за длинным овальным столом. Вернее сказать, «гиперболическим», поскольку разложен он был только наполовину, но и то – сидели довольно свободно.

Место бабушки Софьи, конечно, было во главе стола – Алексей, как всегда, передвинул ее кресло от угловой изразцовой печки.

Обитателям квартиры повезло жить на последнем этаже, под самым чердаком, и дымоход их печки был рабочим.

А стены комнат, окна которых выходили во двор, в том числе и гостиной, где проходили семейные завтраки и ужины, чуть кренились, будто желая сойти за мансарду.

В это утро печку даже затопили. Тепла она давала мало – просто для уюта.

Потрескивали мелкие дрова в печке, тепло и неярко светила люстра под вязаным абажуром, а за окном была утренняя зимняя питерская хмарь и нормальные люди только-только просыпались и зажигали свет в своих окошках.

Кашу раздавала Дарья – разливала по маленьким глубоким тарелкам. Первую подала матери и та приняла ее… дрожащими старческими руками.

Дарья с Алексеем переглянулись.

Зима. Когда зима входила в свой зенит, власть прошлого над Софьей становилась сильнее, словно слои времени истончались в этой точке. Именно в эти дни дети Софьи съезжались к матери, чтобы быть рядом с ней.

Когда каша была роздана, Алексей прочел короткую молитву и, наконец, приступили к трапезе.

После нескольких минут полного молчания, нарушаемого лишь тихим перестуком ложек, Софья вдруг замерла и произнесла:

– В субботу приедет Михаил с сыновьями…

Эта новость, по сути, новостью не была. Михаил минимум раз в год появлялся у них – у Софьи! – в доме. В конце концов, он ее старший сын, это правильно и нормально. Но каждый раз его приезд производил на домочадцев неизгладимое впечатление. К нему не столько готовились, сколько отходили от него.

Его сыновей Дарья называла просто «запасными головами Горыныча» – они лишь повторяли за отцом. Но Михаил…

– И Николенька обещал быть, – закончила Софья.

– Дядя Николя тоже решил быть морально избитым, заодно со всей семьей? – хмыкнула Вика в тарелку.

Растерянность бабушки Софьи мигом прошла, вновь вернулись стать и строгость.

– Я в который раз прошу проявить уважение. Михаил не просто твой старший родственник – он мужчина, прошедший сложный жизненный путь, который ты даже представить не в силах. Да, с твоей точки зрения он может быть и старомоден, но он мой сын, в конце концов, и пока ты живешь в моем доме, думай, что говоришь в отношении его.

– Хорошо, бабушка. Извини, – быстро повторила Вика заученную мантру.

Алексей был в общем-то согласен – надо начинать тренироваться следить за языком и действиями. Никому не было известно, что именно может вывести Михаила из себя. Хорошо хоть, что Николя приедет – будет работать громоотводом.