Судьба в точке пространства

© Михаил Меклер, 2020

ISBN 978-5-4498-6715-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Квазиумофантазии

Последний, первый день

Он прибежит, как будто жеребёнок весел,
отбившийся от табуна.
Ему на лоб гирлянду мы повесим
из бубенцов ночного серебра.
Идём его встречать всем миром света,
с надеждой, что он первый
и не похож, на дни другие в эстафете,
мерцающие, гаснущие где-то.
Я думаю, что день последний,
похож на паровоз,
на всех парах ревущий,
сжирающий угля обоз.
Эй! Кто там заправляет?
Постой последний день.
Что там впереди? Никто не знает.
Вселенская мигрень.
Какой он этот день, земле об этом невдомёк,
лучистым, голубым, кровавым,
она его возьмёт
и будет дальше править.
Он маленькая дверь надежды
в новогодний день, хотя
и не похож на дни другие. Как и прежде
нас всех объединяет он не зря.
Укрась нас чистотой своих желаний!
Пусть бедные людские сутки
мерцают над столькими усталыми сердцами
и дарят всем счастливые минутки!
С Новым днём и годом!

Перед смертью. (последние мысли Стива Джобса)

Я достиг вершины бизнеса!
Все думают, что это моя жизнь. Я каюсь!
Это лишь успех генезиса,
если не говорить о работе, то я признаюсь,
есть много того, чему я рад
и вообще, богатство, если понимаешь
– это только в жизни факт,
к которому просто привыкаешь.
В настоящий момент я в палате,
лежу и жизнь вспоминаю.
Прикованный к больничной кровати,
очень осознанно понимаю,
что богатство и признание,
которыми я так гордился, поверьте,
потеряли свое значение,
перед лицом наступающей смерти.
Когда в темноте я вижу вдруг,
свет аппарата жизнеобеспечения
и слышу механический звук,
то чувствую смерть и её приближение.
Дыхание Бога где-то совсем рядом.
Теперь, когда денег у меня много,
самое время подумать об ином,
никак не связанном с богатством.
В жизни есть более важные вещи!
Например, постижение смысла красоты.
Для кого-то это внимание женщин,
другим искусство и детские мечты.
Постоянная гонка за наживой
превращает человека в марионетку.
Это может быть с каждым,
тогда жизнь закрывается в клетку.
Богатство, которое наживаешь,
невозможно взять с собой на тот свет.
Все, что можно унести понимаешь,
это воспоминания о любви прошедших лет.
Вот настоящее и ценное богатство,
которое должно следовать за вами,
сопровождать вас в другое царство
и дать силы двигаться с мечтами.
Бог наделил нас чувством,
чтобы мы могли рассказать:
о своей любви к близким,
как любовь может преодолевать
огромные расстояния,
ведь у жизни нет предела,
забраться до высот достояния,
вашего любимого дела.
Все находится в ваших руках.
Идите, куда зовет сердце.
Самая дорогая в Мире кровать,
это койка в больнице.
Имея деньги, можно людей нанять,
которые будут заботиться о вас,
но болезнь никто не сможет забрать,
даже если будет огромный аванс.
Можно найти любую вещь.
Но только одну, если её потерял,
уже не восстановишь это жизнь,
которую ты всегда покорял.
Неважно, сколько вам лет
и чего вы добились за жизнь.
У нас у всех наступит момент,
когда занавес опустится вниз.
Ваше сокровище – это семья!
Любите близких и всех иных!
Берегите не только себя,
заботиться надо и о других!

Обетованный

В лицо свободе я гляжу один:
она ведь тут, а я из ниоткуда,
мне суждено накапливать морщин.
Ерушалайм – божественное чудо!
В зените солнце щурит взгляд,
тут дышишь грудью в полный вздох,
здесь каждый камень точно свят
и нет причин для опрометчивых шагов.
Кругом узкий и радостный простор,
смотрю на прошлое я в оба глаза,
мне расширяет русский кругозор,
восточный дух до полного экстаза.
Как понимать, из каменных равнин,
все прорастает, почти повсюду?
Мы это все наглядно зрим,
нас восхищают результаты чуда.
Труд Народа, предков от Иуды,
есть подвиг жизни и необъясним,
нет у поколений грядущего испуга,
а древний дух всегда непобедим.
Здесь больше неба, я тут бродить готов,
стихи писать безмерно, состраданием,
чтобы метафор разных русских слов,
восток воспринимал с моим признанием.
Все осторожнее желание «напиться»,
пыл угасает для застольных встреч,
быстрее здесь гораздо простудиться,
если будешь тщательно себя беречь.
Слова теряют запахи греха,
признания тонут, как взгляд на рифе
и все длиннее мысли и строка,
а запятая прерывает звуки рифмы.
Наступит пробуждение начала,
по телу соленая вода скользит,
воды вокруг ничтожно мало,
а бром повсюду в воздухе парит.
Играют дети с утра и очень долго,
шныряя по площадкам бесконечно
и реют флаги бело синие гордо,
хотя нет ветра, но место это вечно.
Я переместился на песчаный восток,
окунулся в пустынную гладь,
на реке Иордан не заметишь буёк,
это место будет меня охранять.
Здесь жизнь мне так близка,
в чужих краях не спится
и обнимает одиночества тоска,
Алтай ночами только снится.
Я должен жить, ведь я еще не умер
и вальс из гроба, да снова в колыбель,
чужбина долготы, жужжащий зуммер,
переходящий в умеренную хмель.
Не утешит меня Париж одичалый
и карнавал не скрасит грусть,
не растрогать Шопеном Чалым,
тошнит от виски, ну и пусть.
Мое сердце есть рок любви.
Любовь и страсть в одних оковах,
мне чувства эти так близки,
что я блужу на их просторах.
О любви скучаю до утра,
всю ночь служу заветной цели,
той женщине, которая добра,
а чувства греют одиночество в постели.
Любовью дышит этот сон
и слух щекочет,
я слышу звука метроном,
в мозгах стрекочет.
Вот виден пламенный закат,
как красное вино,
завис в очередной Шабат,
на горизонте уж давно.
Губами и улыбкой,
произнесу на радость вам,
словами, очень зыбко:
«Шабат, Шалом!» Ле хаим!

Муза – ангел языка

Я адепт и постоянный скиталец седой,
растворился в европейском пространстве.
Пик путешествий достиг точки той,
где неясно, что будет дальше.
Воспринимать ли Иисуса, как только миф,
или как признак болезни души,
искусство представляет его как позитив,
превращая героев искусства в святых.
Незаурядная способность поэта
творить, когда его покидает рассудок,
осознанный разум при этом,
наступает в ночное время суток.
Поэта движет инстинкт и мудрость.
Поэзия есть продукт наших чувств,
а сознание творит чудовищность
и помешательство внезапных безумств.
Муза есть наш Ангел языка!
Муза, словно старшая дама,
ее голос неумолим наверняка,
как жены, или даже мамы.
Она диктует независимо от того,
где и как поэт проживает.
Жить и писать глаголы, от чего
абсурдно их в оборот вонзая,
ибо литература имеет,
прошлое неизмеримо огромное,
чем индивидуум сеет,
независимо от его родословной.
Поэт в принужденном изгнании,
вообще то конечно, в целом,
живет в перманентном скитании,
всегда под чьим-то прицелом.
Он просто ретроспективное,
смотрящее вспять существо.
Его реальность активная
и в будущем оно естество.
Во всем Свободный поэт,
если он терпит поражение,
никто не винит его силуэт
и он не просит прощения.
Мне часто снится, что я еще пишу,
там в России, где мой язык и подиум,
но как не трудно мне, отчизне я служу,
намного проще умереть за Родину.
Лирика очень зависит от духа музыки,
она не нуждается в образе и понятиях,
на столько, что позволит сама музыка
и ставит их рядом в пылу объятий.
Поэзия не выскажет ничего человечной,
что безгранично уже заложено в музыке,
что принудила поэта к образной речи.
Музыка высшее творение на любом языке.
Язык не может обнажить суть музыки,
но он прикасается к ней силой поля.
Поэзия является излучением лирики
в образах, а сама музыка есть воля.
Воля для выражения в образах власти,
от шепота симпатии до раскатов безумия,
пользуется всеми участками страсти,
для человеческого блага и благоразумия.
В любой музыке Моцарт живет,
если есть черное, то это Малевич,
в каждом голосе Карузо поет,
а ямбом писал Александр Сергеевич.
Эйнштейн мысленно проник в свет.
Гитлер не смог весь мир захватить.
Всё, что Ленин написал умный бред.
Пингвин не может в небе парить.
Райские птицы поэтов, окольцованы,
судьбу каждому укажет перст,
над их монументами кружат вороны.
С ними рядом будет вечно крест.

Образ веры

Я иду, сутулясь под тяжестью лет,
а прошлая жизнь дышит мне в след,
ощущалось какое-то время спустя,
шуршание страниц, слегка шелестя,
которые оставил мой отец по сему,
перед уходом в предсмертную тьму.
Он так и не принял Господа веру,
принимая Всевышнего за химеру,
не дочитал он Ветхий Завет,
но очень хотел увидеть Тот Свет.
Поступь была стариковски тверда,
запомнил я образ его навсегда
и душу открыл перед сводами храма,
во мне происходила сознания драма.
Я не с рождения почувствовал крест,
полвека носил атеизма протест
и когда окунувшись в святую купель,
я увидел в будущем свою колыбель.
Засветился мой путь и расширялся,
старым грехам совсем не гнушался
и время неслось по нему без звука,
я понял, что вера есть добрая мука.

Если один лежишь в огромной спальне,
с бессонницей, закрывшись на замок,
понимаешь, что может быть печальней,
чем безысходность, когда ты одинок.
В часы ночные, предметы тяжелее
и мыслей скрежет глотает тишина,
подушки, покрывала кажутся белее
и пустота зеркал отражена.
Осень за окном, суровое дыхание,
будто в комнате томительный покой
и тянет в край любви разочарований,
наедине с написанной строкой.
Душно, ни ревность, ни старость,
не удаляют эту опухоль ночи,
где-то в душе шевелящийся нарост,
колит и трет судьбы позвоночник.
Во внешности спящей чей-то сторож.
Молчание, как пауза, мыслей занятие,
считывает предсказание, как сон Божий,
стихами, пульсом, часами, заклятием.
Жарко. Так глина в руках задыхается,
чтобы стать чем-то на нас похожими,
жизнь коротка и быстро кончается,
значит умрем простыми прохожими.

Тени людей, как призраки ходят,
жизнь города совсем без надежд,
в небе бронхит ошалевший воет,
настигая несчастных, одиноких невеж.
Духовный разлом в мозгах свирепеет,
молодежь без идеи тоскует с пьяна,
интеллигенция вырождаясь, тупеет,
а будущего даль безнадежно черна.
Что будет? Если соберутся бродяги,
а мелочи не хватит, чтобы пожрать
и снова баррикады, оковы, ГУЛАГи,
власти не имущие начнут воевать.
Россия моя, страна бескрайняя,
ты похожа на сумасшедший дом,
у человека судьба печальная,
обреченность есть его синдром.
Очнитесь, выйдем на простор
и посадим семя на поле чудес,
пусть зайдет из недр приговор,
чтобы народ России Воскрес!
Вселенная теряет звёзды, как мелочь,
люди торжествуют в войнах и цирках.
Поэты молчат, не понимая слова «вечность»,
а чудаки в цирках танцуют на опилках.
Действует сила народного волнения,
как песня дикая, как красное вино.
Это революция, пустое наваждение,
бессмысленно вошедшее в окно.

Да, есть камни, чтобы строить и ваять,
будут жертвы, чтобы помнить и молчать,
есть патроны, значит, будут их стрелять
и в отчаянии за конституцию кричать.
Мы напряжения в молчании не выносим,
в стихийном лабиринте иноземный бес.
Мы снисхождения гуманитарных просим
и положительных эмоций ждем с небес.
Подлинно во мне печаль живет,
душа висит над страхом пустоты.
Поэзия от бездны не спасет,
за все в ответе лишь кресты.
Лети душа над колокольней ввысь,
пусть вечность на каменных часах,
показывает будущему мысль,
начертанной кириллицей в стихах.
Настал и мой черед живой,
чувствую крыльев размах иной,
мысли сами летят стрелой,
в строфы рифмой, одна за другой.
Мой маятник души и глух и строг,
в висках стучит запретный рок.
Я открыл в себе лазоревый грот
и не жду, когда смерть придет.
Исчерпав свой путь, я в срок вернусь
и ответить за написанное не боюсь.
Из-за морей стране родной оглянусь.
Зайду в Храм и до земли поклонюсь.
Утроба есть памятник кровотечению,
страшной болью закрученная труба,
лаз из неведанного, да в провидение,
начало судьбы, всей жизни раба.
Траурными вариациями в столетний переход,
тревожась надеждой до неба добраться,
свою тень помещал головою в пролет,
чтобы из бедности на свободу прорваться.
Бежал, пораженный хохотом грешника,
по судьбе, лабиринту без остановок,
похожий на клоуна, злого насмешника,
измученный от недомолвок и рокировок.
Запутался в блеклых сетях невезения,
отмечен за вольность свою небесами,
внезапно оглашенный за откровения,
окропил я золотом мечту с куполами.
Затем стремился в разгоряченном раже,
пробиваясь через жестокие реальности,
пролетал косые кошмары и ужасы даже,
пережил все тюремные шалости.
Многие инфернальные признаки зла,
ссор чешую и обертки болезней,
запихал в чемодан, отнес на вокзал,
спрятал от глаз, засунул под лестницу.
Себя загоняя, спешил до последнего,
с одышкой такой прямо в пропасть,
где осталась идеология мышления,
да забытая, галдящая молодость.
Люблю за баварской кружечкой пива,
читать бредни и горечь писания,
ждать реакцию оппонентов терпеливо,
чтобы повергнуть себя в истязания.
Жизни поход из тайги и песка,
в ликах и жестах навеки остался.
Страстью избыточной освистал,
жажду не утолил, но пробрался.

День каждый раз кончался на дворе,
первая звезда на небе появлялась.
Закат, как кровь, висел на топоре,
отражаясь в небе, солнце любовалось.
Дом закрыл. Ворота на замок
и земля по совести остыла.
При свечах библейский слог,
сам себе я бормотал уныло.
Облака закрыли луч звезды
и вода в реке студеная чернела.
Чище смерть, чем муки от беды,
а земля правдивей и страшнее.
Догорали свечи и во мгле,
тишина настигла внутренние своды,
продолжал молиться я во тьме,
за свет и благодушие природы.
Рассвет пошёл, уже светало,
петух горланил во все горло,
жить продолжал, как бы с начала.
Образ веры действовал покорно.

Господи, Всевышний! Помоги!
Народу русскому расправить плечи.
Пусть у них всегда чей.
цветут сады
и никогда не гаснут в Храме свечи.
Дай в каждый дом насущного вполне,
достаток провианта и разного вина,
сознания каждому в заботе о семье,
чтоб все богаты были, не только Родина.
Постиг я тишину Его безмолвия,
под шорох тлеющих свечей,
без грома в небе засияла молния,
как знак божественных лучей.