Приз
В домодедовском аэропорту есть автоматические двери, ведущие не на привокзальную площадь, а в необозримый, похожий на амфитеатр подземный горизонт. В сущности, это та же Москва, но данная – как видится она, должно быть, своим стремительным столоначальникам – со стороны, ладно сбитым парком римских архетипов. Низкое небо усеяно светилами, как потолок в планетарии. Кремлевские звезды смотрятся филиалами действующих солнц. Приземистый памятник Пушкину на Тверской упирается макушкой в небесную твердь и зеленеет по кудрям холодным бликом Венеры. Мраморные мостовые перемежаются цветниками и обставлены нарядными зданиями, состоящими сплошь из витрин. Но чем дальше, тем заметнее делается кривизна горизонта, и понимаешь, что идешь не просто вниз, а по туго скрученной поверхности спирали. Кварталы разрежаются и темнеют. Дома как будто сплющиваются. Небо опускается, так что среди звезд на нем виднеются провисшие жилы трубопроводов, и, подобно Пушкину, в него запросто упираешься головой. По душным пустошам окраин передвигаться иначе как на четвереньках нельзя. Из живых существ тут попадаются только мокрицы. Проросшее сталактитами пространство сходится глухой щелью, и в дальнем углу ее, в так называемой мертвой точке – едва дотянуться вытянутой рукой, – торчит вороненая чека с тонким кольцом. Это приз.