КИР КОРОВ - ТАНЦЫ НАД БЕЗДНОЙ

ТАНЦЫ НАД БЕЗДНОЙ

КИР КОРОВ

Жанр: Поэзия

0

Моя оценка

Добавить цитату

© КИР КОРОВ, 2019


ISBN 978-5-4496-7296-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рождество ё-моё

Опять звезда печальная упала —
Я в полночи над городом летел,
О, как прорваться в небо я хотел! —
Но сила страсти в бездну увлекала.
А мир внизу любовью задыхался —
Взглянул, не удержался – дёрнул бес —
Опять на эту удочку попался
И в чью-то матку грохнулся с небес!
Упал наотмашь, парочка на пике
Любовной страсти, я – такую мать! —
Весь ошалел в священном этом крике,
Пытался даже ангелов позвать!
Её потом он часто домогался,
Ночами спать спокойно не давал,
Я поначалу дрейфил и стеснялся,
Потом о мести неминуемой мечтал.
Кричал как заяц – больно было уху —
Вот вылезу и трахну кирпичом!
А ангелы мне шили групповуху,
Но я-то был как будто не причём?!
Скользнув по сердцу взглядом оловянным,
Он вновь в тенётах матрицы исчез,
А я в полубезумье окаянном
В мир грешый сквозь влагалище пролез!
Средь этих окровавленных платенец
Святого Чуда, право, не найти,
Лежал я, не-божественный младенец,
И грудь? сосал у млечного пути.
Был смертный грех за счастье жизни плата,
Уже в пелёнках я «пошёл на вы»,
И в белых, но затасканных халатах
Несли свои дары ко мне волхвы.
Был первый дар – слепая жажда власти,
Был дар второй – себя за бога мнить,
Зашили лаз и наложили пластырь
Да сели рядом водку жадно пить.
А я глядел… Проход был, видно, узкий,
Что помогло о небе мне забыть,
И сразу пить учился без закуски,
И раньше ненавидеть, чем любить.
Был третий дар пропитан смертным ядом,
И я глазами «мать твою» искал,
Волхвы курили свой вонючий ладан,
Один из банки спирт уже лакал.
Ещё шептали ангелы про нежность,
Но в голову входил коварный хмель,
И видел я лишь бритую промежность
И чёрный нескончаемый тоннель…

Сны Кота Морсилия

Вот венский стул мой летает по комнате в Венском
Вальсе со страусом-птицею в ритме Вселенском…
Да уж не снится ли это всё мне? – Кот Морсилий
Кинул мышей и танцует без всяких усилий
Вкруг Таннен-Баум – последней оставшейся Ёлки,
Вслед за своим очумевшим хвостом, да без толку —
Так и не вспомнить ему эту точную дату
Лет временных, как бродил он, матёрый, когда-то
По цепи кругом, то влево склоняясь, то вправо,
Так возомнил себе, будто имеет он право,
Да не заметил, как в двойственность вляпался быстро,
Стал знаменитым на весь белый свет уклонистом
Вправо – как выжрет в натуре флакон политуры,
Влево – в дупло до какой-нибудь белочки-дуры
Или русалки – у этой дуплище поболе —
Век не увидеть за это усатому воли!
Больше косил, старый блудень, конечно, налево
Да засекал так походу тропинки у древа —
Все тупики, закоулки, местечки глухие,
И подбивал урганов на делишки лихие.
Выгреб ведь всё золотишко из Лукоморской
Каторги и умыкнул он его так неброско
Вместе с подельницей Белкою-Золоторучкой
Да прихватил кандалы золотые и кучку
Чудо-орешков – рубины, смарагд-изумруды —
Выскреб так весь Watrmark подчистую, паскуда!
Он на цепи двадцать лет ведь кормился от пуза,
После побега не стала цепочка обузой —
Двадцать годов он кормился потом ещё цепью,
Только не ведал, не знал, что кармил-то при этом
Он лишь Хозяйку-Ягу – ведьму старую Карму,
И заслужил от неё лукоморскую кару —
Так вот теперь полуспящую чернь развлекает,
Громко от зрелища стульев парящих икает,
Старый, хромой, полудохлый котяра Морсилий,
Ёлку к тому же давно уж на мебель срубили,
Вот не куплю в этот раз я себе Баум Таннен —
Некуда ставить – я нынче в процессе скитаний,
Ведь всё равно две недели теперь будет сниться
Чёрная Ёлка со сдохшею птицей-синицей,
Странная Ёлка с повисшим на ней головою
Вниз Старым Годом, метущим седой бородою
Пол прегрязнющий, не мытый уж в кои-то веки —
Выпали прямо на грязь все подарки калеки.
Их собирает и прячет за пазуху снова
Тоже слепой и хромой нью-юродивый Новый
Год со своею женою – чего тебе, жено? —
Настей-Снегуркой, на левое ухо блаженной
И отмороженной в лапах седого Мороза —
Новый теперь у неё в муженьках отморозок —
Старого хрена он за хрен на ёлку подвесил —
Вот накудесил он здесь уже так начудесил!
Нью-Чудотворец берёт у сыгравшего в ящик
Чудо-подарочки и раздаёт их парящим
Вкруг странной ёлки двенадцати месяцам-стульям —
Берта-Мария! – и этот подельник в разгуле!
Все-то хотят от чудесного сна поживиться —
Тут оживает Снегурочка – птица-синица.
Дохлая в хлам – и поди же ты – вдруг оживает! —
И бородёнку хромому хрычу поджигает —
Так загорелись огни на загадочной ели,
Стулья разлили вино и недружно запели.
Тут и Морсилий как тут – Воробьянинов Киса! —
Дали чекушку ему самогонки из риса.
Хряпнул, нюхнул под хвостом – заколдобился ажно!
Ну и пошёл вытанцовывать барыню важно,
Месяцы-стулья давай тут подплясывать Кисе —
Знать на грибах самогонка была – не на рисе!
Месяцы-Стулья прикинулись все вдруг мышами
Ну, и давай щекотать под хвостом и ушами
Кису-Кота, он на коготь их пробует лапой —
Чик коготочком – как бритвой когда-то Остапа.
Всех порешил подчистую матёрый мокрушник
И бесконечное время похерил-порушил
Да покидал табуретки в костёр новогодний,
Чтобы не в прошлом, не в будущем жить, а сегодня,
Чтобы желанья не мучали птичку-синичку,
Свистнула Настя-Снегурочка серные спички,
Вот и горят теперь все эти месяцы-страсти —
Баба Яга подожгла хрен у Старого – здрасьте!
Самым же хитрым средь всех был Морсилиев Киса —
Тут все желанья его основные сбылися,
Схамал концы все вселенский огонь Гераклита,
А виноват-то во всём был Снегурочкин клитор!

Ехал грека

Ехал грека, сунул в реку,
И река сказала греку:
Слушай, хрен античный, не балуй!
Мы блюдём себя до брака,
А не то – как свистну Рака —
Схватит Рак тебя за длинный буй!
Ехал грека через реку —
Поплохело чтой-то греку,
И хоть был наш грек зело спесив,
Так как впредь не чаял брака,
То решил не злобить Рака,
Вынул и уплыл, слегка спустив.
Ехал грека, сплюнул в реку,
И, занюхав чебуреком,
С горя грек ужрался в стельку пьян.
А когда спустился вечер,
Возжелал реки он млечной,
Что зовётся Звёздный Окиян.
Спутал небо с отраженьем,
Проявил неуваженье
Этот пьяный греческий мудак!
Ехал греком через речку,
А домой приехал гречкой —
Так решил, не думав, русский Рак!
Раком помнил нашу речку
Грек, не кушал больше гречку,
Лишь клевал, как Петя, ржавый жмых —
Чалил долгий срок на нарах
Толь в Чишмах, толь в Чебоксарах
Чебурашкой у ворюг блатных.
Этот Гречка-Чебурашка
Средь блатных прозвался Машкой,
Он интеллигентность соблюдал —
Был он Машкою хорошей
И всегда трусы в горошек
Перед сном решительно снимал!
Больше грек не ел, не нюхал
Чебуреков, даже тухлых —
Вечно будет помнить, как совать
И плеваться в Речку-Рашу
Чебу-Речка-Чебу-Рашка —
Чебугречка хренов, твою мать!
Зелье приворотное,
Солнце поворотное,
Ой, всегда права
Чебугрень-трава!

Атлантида

Вот упала звезда в твой гранёный стакан —
В стакане навсегда утоплён истукан!
Он случайно в стакан твой гранёный упал,
Ненамеренно в пойло палёно попал! —
Ангел вечно печального вида —
Атлантида моя, Атлантида!
Это был настоящий титаномутант,
Только спьяну упал в бездну счастья Атлант!
Поскользнулся внезапно титановый бог,
Захлебнулся и тут же внепланово сдох! —
Ангел вечно печального вида —
Атлантида моя, Атлантида!
Но пройдя под мостом двадцать первый аркан,
Всплыл безумным шутом бедный мой истукан!
Надевал по утрам шутовской свой колпак
И гонял по дворам сумасшедших собак! —
Ангел вечно печального вида —
Атлантида моя, Атлантида!
Этой вечной печали коварный абрис
Не заметил вначале титан Осирис.
Красотою вселенной весьма впечатлен,
Потерял бог нетленный любимый свой член:
Хохотала над Бездной Исида —
Атлантида моя, Атлантида!

Говорил монах, приговаривал

Говорил монах, приговаривал,
На святых мощах чай заваривал,
Мол, открыта дверь, слышишь адский стон? —
Человекозверь, совершенный клон!
Я всю ночь не спал, всё ворочался,
Адский Зверь во снах мне пророчился,
Чёрных слуг конвой – твари всех мастей,
Слышал жуткий вой, слышал хруст костей!
Плюнул под ноги, сложил три перста —
Сгинут вороги от Свята Креста!
Да молитвою покаянною
Разлетятся в пыль, окаянные!
Сколь ни клал кресты – нет, не сгинули,
И свои посты не покинули,
Ведьмы в неглиже оголялися,
Да крестами же забавлялися.
Я уснул с тоски, оплевав сей вздор,
В снах лизал соски, ниже – прятал взор,
Чёрный Карнавал – душу бес шерстил,
Сам я побывал в роли нечисти!
Ангелы с небес все слеталися,
С ведьмами и без развлекалися,
Ну, с а ихними свет-девицами
Перепихнулись темнолицые.
Кто-то дунул в рог, круг раздвинулся,
С Чёрным Белый Бог перекинулся,
Ну, давай снимать лик за рожею
И наряд менять вместе с кожею.
Глядь – опять весы в равновесии,
И парят бесы в поднебесии,
Ну а ангелы – с чёрным знаменем —
Все как есть белы в адском пламени…
Пробудился я – словно кур во щах!
Заварил чая  на святых мощах,
Вот попью, войду в постижение —
Наяву найду продолжение!

Вы знаете, а я уже не с вами

Вы знаете, а я уже не с вами,
Ведь я лечу над собственными снами,
Лечу, а желторотая луна
Смеётся и зовёт меня из сна!
Мне нравится лететь и серебриться
И больше не вернуться-не родиться.
Лучу – воображаю: в этот раз
Пусть будет месяц мой – драконий глаз.
Нырну в него и тут же стану – кто? —
Кентавр в слегка поношенном пальто!
В пальто потёртом, в мятой шляпе старой,
Танцую Смерть с костлявой шлюхой Марой.
Да только я под шляпой невидим,
И мы с тобой никак не подадим
Родимая, в небесный ЗАГС заяву —
Танцую я с тобою на халяву!
И хоть костями славно ты гремишь,
Меня не заарканишь, нет – шалишь!
Прикинься хоть царицей Жизни Живой —
Ты не заманишь огненностью лживой!
Мне нравится летучая игра,
Мой месяц – это хитрая дыра —
Не спутаю его с твоей дырою
Ни в ночь любви, ни утренней порою.
Нырну в него – и я уже никто,
Никто меня не схватит за пальто!
Всё потому, что я уже не с вами —
Лечу-парю над собственными снами!

Женщину хочу