Танец живота

Глава 1

Предупреждающей таблички « dont disturb» на двери нет. Значит, можно войти.

Влада вдохнула – выдохнула. Всего лишь положить анкету гостя на кровать и уйти. Это каких-то двадцать секунд. Она на всякий случай тихонько постучала и приложила электронный ключ к замку. С мягким, приветственным жужжанием он разблокировался. Влада шагнула в номер и поняла, что попала и соответственно пропала. Человек, который выдернул ее из бережно сотканного кокона душевного покоя, безмятежной звездой растянулся на кровати. Лежа на животе, он лениво просматривал какие-то файлы на ноутбуке.

На мгновение она потеряла дар речи – мужчина был в одних джинсах. Обнаженная спина с гладкими мускулами притягивала взгляд и вызывала жгучее желание прикоснуться к ней губами, руками…И еще просто прижаться к ней. Вернее к нему. К тому, кто стал сниться по ночам и кому точно не было места в ее жизни…Все так…но широкие плечи и узкая талия…Как же красиво!

Однако наслаждаться потрясающим экстерьером долго ей не пришлось. Как пружина, одним рывком развернувшись на звук открываемой двери, он сел на кровати. Обычное снисходительно – испытывающее выражение лица на миг сменилось по-детски торжествующим. Несколько секунд оно словно говорило :«Ну вот еще одно доказательство того, что нет- нет, но иногда и Да!»

Однако Влада уже успела взять себя в руки.

– Господин Дорохов, прошу прошения. В мои обязанности менеджера входит анкетирование гостей с целью создания максимально комфортного пребывания в нашем отеле. Я вам оставлю анкету, а вы, когда вам удобно будет, пожалуйста, заполните ее. Можете оставить в номере, горничная заберет или можете отдать администратору на рецепшен. Галочкой отметьте, насколько баллов вы оцениваете уровень комфорта.

Девушка одарила отработанной радушной улыбкой и собиралась уже ретироваться, однако Дорохов не мог упустить возможность устроить тест-драйв ассертивности зацепившей его особы.

Не смущаясь своей полуодетости и прекрасно зная, что его торс, благодаря природе и спорту, на женщин действует, как наркотик, вальяжно поднялся. Слегка прищурив свои серо-голубые, в меру наглые, не в меру притягательные глаза, почти мстительно усмехнулся. Подойдя вплотную к девушке, он, сделав вид, что не запомнил ее имя (которое на самом деле уже впечаталось на подкорку), посмотрел на бейджик. Прочитал нарочито по слогам, будто впервые видит:

– Вла-ди-сла-ва..Уровень комфорта, говорите, – насмешливо протянул он. – Я дам оценку. С каких пор одноразовые стаканы стали считаться посудой класса – люкс? А пакетики чая? Липтон? Вы смеетесь? За кого вы своих гостей принимаете? Уж лучше бы не включали в перечень услуг пользование чайником. Мелкие аксессуары с логотипом отеля? Хорошо. Бумага для записей. Но как можно писать карандашом, у которого грифель почти бесцветный? А полотенца? Для ног мягче, чем для тела. Дальше. В приличных, – он специально выделил это слово, – отелях крем для тела и крем для рук – это разные вещи, или у вас не хватает ума это понять? Да и уверен, что стоит провести чистым платком где-нибудь по карнизу…., – он, будто и впрямь собираясь поработать Еленой Летучей, взял в руки белоснежную салфетку со столика.

Войдя в роль зануды – сноба, он не сразу заметил, что девушка стала белой, как мел, и осадил свой желчный монолог только когда поймал тихо сползавшую по стенке девушку на руки.

Дорохов опешил. Когда он устраивал разнос подчиненным, добавки точно никто не просил, но и в обморок тоже никто не падал. А тут менеджер, всегда находящийся между молотом и наковальней из клиентов и начальства и оттого закаленный, вдруг теряет сознание.

Осторожно усадив девушку в кресло, набрал в обруганный им только что стаканчик воды и, сунув туда руку, осторожно побрызгал ей в лицо. Для оказания первой помощи, нужно еще освободить от стесняющей одежды. Хотя бы расстегнуть побольше пуговиц на ее форменной блузке.

Черт, до зубовного скрежета хотелось выполнить именно этот пункт, естественно, чисто в медицинских целях. Но он тут же мысленно дал себе по рукам. Стало стыдно. Он на полную мощь врубил кондиционер, потер мочки ушей девушке.

– Влада, Влада, – осторожно похлопал по щекам. Этого оказалось достаточно, чтобы она открыла глаза и буквально вжалась в кресло. На лице отразился страх – это он точно считал. Не испуг от того, что она потеряла ориентацию в пространстве, а именно животный страх, смешанный едва ли не с отвращением. Он на всякий случай оглянулся на свое отражение в зеркале – да нормально все с ним – рога не выросли. Тогда что? Неужели из-за его глупых придирок?

Влада дрожала, как осиновый лист.

– Я обязательно запишу ваши претензии, и мы примем необходимые меры. Сейчас мне нужно уйти, – словно борясь с тошнотой, едва пролепетала она.

– А вы дойдете до своей комнаты? – с сомнением спросил он. – Может вам воды?

В ответ прошелестело еле слышное « – Д-д-а»

Взяв новый стаканчик, он набрал воды и протянул его девушке. Ну, вот и плюс от бумажности! Будь он стеклянный – какую бы дробь выбивали сейчас ее зубы!

– Давайте я вас все-таки провожу, – обеспокоенно предложил Дорохов, подозревая, что черти уже заранее готовят для него сковородку за его злобную мелко-пакостную выходку.

– Благодарю, я сама, – ее бил крупный озноб, но собрав волю в кулак, она отчаянно качнулась в сторону двери. Уцепившись в нее, постояла, пережидая головокружение.

Дорохов молча подошел и, как пушинку, не обращая внимания на слабые протесты, подхватил ее на руки и вышел в коридор.

– Меня уволят, – прошептала она.

– Тогда придется взять вас к себе, – Дорохов хотел отделаться шуткой, но, как известно, в каждой шутке есть только доля шутки. Как страстно он хотел бы видеть ее в своей приемной!

«Влада, сделай мне кофе!» «Одну минуту, Дмитрий Игоревич!» И заходит такая тонкая, как тростинка, и такие упругие красивые бедра…Звонкая, трогательная, послушная. Поднимет свои глаза цвета яркого неба и улыбнется, как тому ребенку в холле. «Ваш кофе, Дмитрий Игоревич!». Представив эту картину, он почувствовал предательскую тяжесть в паху. Внутреннее дитя, всегда добивавшееся своей цели, сейчас практически топало ногами и отчаянно истерило: «Хочу игрушку! Хочу игрушку!»

Ему казалось, что ладони вдруг остались без кожи – и все нервные окончания оголились – от соприкосновения с ее телом буквально искрило. Хотелось рвануть назад в номер, бросить ее на кровать, ласкать, пройтись губами по ней от макушки до пяточек. Подчинить…Услышать сладостный стон……

– Поставьте меня на пол. Я справлюсь, – потребовала его пленница, несмотря на то, что голос дрожал, а в глазах стояли слезы.

Понимая, что завоевательный план с треском провалился, с досадой он подчинился.

Что с ней случилось? Проблемы со здоровьем? Устала от жары? Так она все время в отеле. Тут кондиционеры. Может давление? Дорохов и сам не заметил, как оказался втянут в диалог с самим собой. И тема, вокруг которой крутились все мысли, – эта девушка.

Он проследил, как она зашла в лифт. В том, что она вышла на первом этаже, убедился, перегнувшись через прозрачное ограждение – отель был построен по типу амфитеатра. Ярусами шли номера, а огромный холл в центре отделялся от неба только стеклянным куполом, с которого свисали разнообразные примочки дизайнеров – шары, зонтики и еще много всего, для чего у него в лексиконе не было подходящих слов.

Влада – прохлада – услада… Черт! Совсем с ума сошел?! Из-за девчонки, которая дала понять, что у него нет шансов трахнуть ее? Вежливо так, технично отшила. Он уже было и успокоился – через несколько лет сороковник стукнет, поэтому объезживать строптивую лошадку совсем не входило в его планы. Человека нельзя переформатировать. Бывали тигрицы, которых он приручал, заставлял есть чуть ли не с руки. Но это было не то. Они подчинялись, только для того, чтоб быть с ним. Превращались в ласковых кошечек, однако стоило оказаться без поводка – и они уже могли виртуозно ругаться матом, гнобить официантку, скандалить с продавщицами. Увольте. Он хотел видеть рядом с собой нежную, податливую, неконфликтную, которую мог бы защищать, оберегать. Ту, которая смотрела бы взглядом Влады, тем самым взглядом, током прошившим его по всему позвоночнику. И он, как теленок, поверил, что нашел ту единственную, как тут же загремели стальные яйца, и от нее потянуло ледяным сквозняком. Опять пришлось вспомнить египетского бога. ДаНуНах же все! Не собирается он ни за кем бегать!

Но одно дело сказать, другое сделать. Сегодняшний инцидент прочно убедил его, что ее независимое поведение, ее подчеркнутая холодность с ним – это ширма. Испуганная девочка, которую хочется укрыть от всех бед мира, только что была у него в руках. Девочка, о которой он всегда мечтал.

Глава 2

С трудом преодолевая мучительную, тошнотворную слабость, Влада кое-как добралась до комнаты и подкошенным снопом рухнула на кровать. В голове шумело, и ее счастье, что предметы не плыли перед глазами. Лоб вспотел. Сердце, словно потеряв путевой лист, сбилось с ритма и колотилось, как придется. Гулкие одиночные удары перемежались с частыми, хаотичными, мелкими, едва ощутимыми. Паническая атака. Господи! Неужели она никогда не избавится от прошлого?

Не нужно было долго копаться в ее бортовом самописце под названием память – травмирующие картины, которые хотелось вытравить пятновыводителем, хлоркой, серной кислотой какой-нибудь, тут же возникали перед глазами.

Но она всегда старательно отгоняла воспоминания, запрещая себе возвращаться туда. Сейчас же пусковым крючком послужил этот выговор. Даже не он. Сколько раз ей приходилось выслушивать и от начальства, и от привередливых гостей всякую чушь – ее это не трогало. Что могла – она исправляла. Что не входило в ее компетенцию – вежливо извинялась и выражала уверенность, что в скором времени все будет сделано в лучшем виде. С Дороховым было другое.

Дорохов, взбудораживший в ней кровь, мысли, чувства одним своим присутствием, сделал то же, что и муж. Он не выходил из себя, как многие – лишь бы показать свою значимость, он не указывал на действительные недостатки – он, как и ее муж, пытался прогнуть и вызвать чувство вины. Всеобъемлющей и разрушающей уважение к себе, подавляющей, размазывающей по стенке. Она бы восприняла все, как мелочные придирки, если бы не одно Но…Упоминание о белом платке со следами пыли просто сорвало крышу.

Влада натянула на себя одеяло, словно пытаясь спрятаться от нахлынувших воспоминаний. Они, как губительный для всего живого, что встречается на его пути, горный сель, враз показали ей, что выстроенная система защиты – лишь хилая видимость. И есть ниточка, дернув за которую, можно в лохмотья размотать и эту ее защиту, и ее саму.

Она тихонько заплакала, потому что воспоминания жгли раскаленными углями ее исстрадавшуюся душу. Боль, забитая в далекий темный угол притупилась, покрылась пылью, но никуда не делась.

Год назад.

– Раздевайся, – негромко, но предельно отчетливо произносит мужчина. Его темные глаза лихорадочно поблескивают. Вожделение или пьянящее чувство власти?!

Девушка покорно снимает одежду и остается в одних чулках. Стройная, если не сказать худенькая – когда он велит завести согнутые в локтях руки за голову – трогательно выпирающие ребрышки подчеркивают ее беззащитность. Небольшие, красивой формы груди вздергиваются вверх, непроизвольно выставляясь напоказ. От прохлады сморщиваются соски.

Каждый раз начало одно и то же – это унизительное стояние, заставлявшее ее чувствовать себя рабыней на невольничьем рынке. С той лишь разницей, что рассматривает один, купивший ее с потрохами мужчина.

Каждый раз она мучительно краснеет, усилием воли удерживая слезы. К этому невозможно привыкнуть.

– Не двигайся, – второе слово, произнесенное за вечер. После минутного молчания: – Ты понимаешь, как мне тяжело с тобой?

– Да, – тихий ответ. – Прости.

– Я только этим и занимаюсь. Вчера ты потратила на сто рублей больше, чем заложено в лимит дневных расходов. Сегодня опять сделала мне назло. Я просил Ле Фортен, а ты купила Л Этива. Или ты на самом деле считаешь, что я не разбираюсь в сыре? И сделанный из пастеризованного молока не отличу от другого? Почему ты купила не то, что я просил?

– Его не было, – ответ еле слышен.

– Почему ты не позвонила и не сказала мне об этом? Я устал от твоей глупости и нерасторопности. Смотри сюда, – и перед лицом девушки появляется белоснежный платок с едва заметным серым следом пыли. – Неужели за весь день нельзя было навести порядок в доме? Честное слово, как я ни пытаюсь вразумить тебя, все бесполезно. Знаешь, насколько часто у меня возникает желание просто с тобой развестись? Но я никогда этого не сделаю! В отличие от тебя, я порядочный человек. Забочусь о тебе, переживаю, пытаюсь научить уму-разуму. И чем ты мне платишь? К сожалению, я тоже считаю, что мы в ответе за тех, кого приручаем. Без меня ты просто пропадешь. И найдут тебя в какой-нибудь сточной канаве. Так что у меня нет выбора. И хочу я этого или нет, но воспитывать тебя придется. Что ты заслужила?

– Наказание.

– Хорошо, хоть что-то вложилось в твою пустую, никчемную голову. За глупостью следует наказание. Всегда. На колени. Знаешь, что делать.

С облегчением девушка опустила затекшие руки, и, почти упав на колени перед мужчиной, вынула ремень из брюк и подала ему.

– Накажи и прости меня, – она покорно опустила голову.

– На диван, – резкая короткая команда, аналогичная собачьей «Место!»

Она поднялась, не смея ослушаться приказа, легла на диван вниз животом, уцепившись руками за подлокотник, и зажмурила глаза.

Обещанное наказание не заставило себя ждать. Вот оно – небо в алмазах! Ремень с холодным щелчком опустился на ягодицы. Девушка вздрогнула всем телом. Кричать нельзя. Еще удар. Она застонала. Еще одна красная полоса прочертила нежную кожу. Слезы закапали из глаз. Девушка вцепилась зубами в подушку, уговаривая себя, что нужно просто перетерпеть. Снова щелчок и обжигающая боль. Еще и еще. Каждый удар отдавался звоном в голове, казалось, она готова лопнуть от сдерживаемых криков. Наконец, ремень с глухим стуком упал на пол, сворачиваясь змеей, выжидающей удобного случая, чтобы наброситься снова.

– Встань у кресла и упрись в сиденье руками, – следует новый жесткий приказ. Пошатываясь от перенапряжения и боли, она с трудом занимает нужное положение. Дрожащими руками находит точку опоры. Еще немного.

На истерзанные ягодицы новой пыткой ложатся потные ладони, вызывая невольный вскрик. Однако эта боль сразу же меркнет, как только разгоряченная мужская плоть резко врывается в почти сухое лоно. Теперь фокус страдания локализуется там, пока не выделится, как попытка защититься, хоть какая-то смазка.

Несколько грубых, рвущих толчков, и он отстранился. Послышался шелест разрываемого пакетика. Презерватив? Зачем? Они не предохранялись. Попыталась посмотреть, но даже пошевелиться нельзя было, чтоб не вызвать новую волну гнева.

И вдруг с ужасом она поняла, что сейчас произойдет. Рефлекторно хотела отшатнуться, но сильная рука схватила за волосы, не давая дернуться.

– Сергей, не надо!!! Пожалуйста! Не надо! – отчаянный крик вырвался из-под контроля запретов.

Девушка в страхе сжалась, но это не помогло. Руки мужа, еще раз стиснув ягодицы, растянули их в стороны. Еще миг, и ей показалось, что все внутренности пронзили чем-то раскаленным, обжигающим и раздирающим – он вошел на всю длину. Снова закричала, слезы брызнули из глаз. Два хлестких удара по пылающим ягодицам, и она от страха и боли едва не потеряла сознание.

– А чего ты хотела? Зачем я буду тратить свое семя в тебя, раз ты пустая? – хрипло дыша и продолжая остервенело вколачиваться в подмятое под себя беззащитное тело, словно выплюнул он.

Будто не замечая того, что спина девушки сотрясается от рыданий, он только наращивал темп. Свободной рукой захватил ее грудь и смял, как бесчувственный кусок теста. Наконец, победный рык удовлетворенного животного. Барская щедрость – благодушное похлопывание по спине.

– Ты прощена. Я надеюсь, этого больше повторится, – не заметив, что пропустил частицу «не», сделал он оговорку по Фрейду.

Силы покинули. Она безвольным кулем стекла по креслу на пол и, пождав под себя коленки, тихонько заскулила, боясь, что он проснется. Хотя, насладившись своим торжеством животной страсти, он обычно сразу же засыпал сном младенца.

До этого омерзительного акта она пыталась, как страус, зарывать голову в песок, искать оправдания мужу. Он ее убедил, что она и только она виновата в том, что с ней так поступают. Она бесплодна. Для мужчины – это сродни позору – не иметь наследников, продолжателей рода. И мало кому это понравится. А он не бросает ее. Да, бывает жесток, и тогда она несколько дней не может, не морщась от боли, свободно садиться. Но это справедливое наказание. Он же не бьет ее в буквальном смысле. Просто наказывает за глупость.

Да и, действительно, нерасторопна она бывает. Неужели нельзя изучить все его требования и неукоснительно выполнять их? Он устает на работе. Быть в аппарате губернатора – это большая ответственность. К тому же он имеет какой – то бизнес неофициально, о чем она может только догадываться по обрывкам телефонных разговоров, которые долетали до нее. И потом… наутро извиняется за то, что сделал больно. Дарит подарки. Становится обычным человеком, пока она снова не провинится.

Два года назад

Лента времени, управляемая памятью, отмоталась на два года назад. Она, доверчивая и открытая всему миру, студентка факультета романо-германской филологии дарит цветы спонсору их команды КВН, Угличскому Сергею Ивановичу. Милая улыбка и сквозившие в каждом движении неискушенность и неиспорченность решили ее судьбу.

Влада не была избалована. После развода родителей и раздела квартиры они с мамой ютились в комнатушке в коммуналке размером с голубятню. Жили всегда бедно, денег хватало только на самое необходимое. Естественно, ни о каких брендовых вещах и практике за границей речи не шло – сто рублей считались деньгами. Поэтому когда появился Он – взрослый, респектабельный, немногословный, девушка решила, что это и есть принц. Правда, вместо белого коня у него был черный мерседес.

Конфетно – букетный период он сократил до минимума – через пару недель сделал предложение, от которого не хватило духу отказаться. Мама обрадовалась, что дочь будет жить лучше, чем она. Две подруги, с которыми дружила еще со школы, не умерли от зависти только потому, что надеялись иногда бывать в богатом доме и побаловаться там плюшками – они были такими же вечно ищущими подработку бесприданницами.

Он вызывал восхищение. Его негромкий уверенный голос обволакивал и обещал защиту и поддержку. Он казался эталоном мужчины. И Влада, даже не задумалась, любит она или нет – она хотела быть рядом с ним. И понимая, что можно упустить свой шанс, клетушку в коммуналке сменила на полноценную золотую клетку.

Девушка не могла вспомнить тот момент, когда шелковый платок заботы о ней превратился жесткий ошейник, не дающий даже голову повернуть по своей воле. Сначала он мягко выговаривал ей за промахи. Как школьницу, отчитывал по пустякам, делая проблему вселенского масштаба из того, что не стоило выеденного яйца. Как теперь она, наконец-то, поняла – методично насаждал ей чувство вины.

Затем запретил общаться с подругами – голодранками, мотивируя тем, что такие знакомства могут бросить тень на его репутацию. Да, такое имеет место быть…Как иезуит, он обыгрывал свои требования так, что ослушавшись, она почувствовала бы себя неблагодарной тварью, которую он вытащил с помойки. Он никогда не заставит свою жену батрачить на кого-то – сам прекрасно сможет обеспечить семью. Мужская позиция, достойная уважения. Следовательно, ей нужно бросить институт… Сколько в стране мужиков, которые сидят на шее у своих жен? А он у нее не такой! Согласилась.

Дальше больше, пошла грубость. А уж когда ей подписали приговор бесплодия, объясняя, что все женские органы чуть ли не в узел завязаны, у Сергея словно стоп – кран сорвался. Пошли унизительные наказания. Он нещадно подавлял ее волю, заставляя почувствовать себя беспомощной, униженной и абсолютно зависимой. С каждым разом жестокость мужа набирала обороты. Словно снежный ком, нарастало его желание доставлять все больше и больше боли и страдания. И он словно упивался этим.

Со всем можно смириться, ко всему можно притерпеться – в конце концов, мужчина главный – в этом она была убеждена. И нужно к нему подстроиться. Так она и делала до сегодняшнего дня.

Влада хоть и не была достаточно искушенной в интимных вопросах, но знала, что в постели дозволено все, если это нравится обоим. Даже анальный секс при всей своей неэстетичности может добавлять остроту в интимную жизнь. Настрой, подготовка и добровольность. Но сегодняшнее противоестественное проникновение было самым настоящим изнасилованием.

Травмировал он ее в первую очередь не физически. Он не только поранил ее изнутри, он словно содрал кожу с ее души. И теперь не было той защитной оболочки, которая помогала ей мириться с таким поведением. Все, за что она его оправдывала, теперь предстало в своем истинном, уродливом виде.

Свернувшись калачиком, она пролежала достаточно долго. Душевная боль и физическая словно соревновались между собой – кто сильней. Затем все словно отступило. Она посмотрела на свою жизнь со стороны.

Кому она нужна? Мама, словно обрадовавшись, что теперь есть человек, который позаботится о дочери, умерла вскоре после свадьбы. У нее было больное сердце, и большей частью мягкий характер Влады объяснялся именно этим. Она безумно боялась расстроить мать, и поэтому всегда была образцом прилежания и послушности. И бесплатное поступление в вуз…Чтобы порадовать маму, Влада старалась изо всех сил – едва ли не до обморока, до синевы под глазами и звездочек в самих глазах.

Отец, заведя другую семью, ни разу не вспомнил о ней, ни разу не поздравил с днем рождения. Больше не осталось никого на всем белом свете.

Так и белого света для нее тоже не существовало. Муж незаметно набросил серую пелену униженного существования на ее жизнерадостность, на ее позитивность и оптимизм. Нет радости, нет надежды, нет жизни.

Разве можно назвать это жизнью? Решение пришло неожиданно – как яркая вспышка молнии, разорвавшая угольно-черное небо.

Пошатываясь, она прошла в свою комнату, надела красивое платье и зачем-то туфли на высоком каблуке. Затем вышла на балкон и невидяще уставилась на звезды.

Двадцать первый этаж. Один шаг – и свобода от всего. Внизу сверкал огнями не засыпающий, как и Москва, Екатеринбург. Мчатся куда-то машины. Люди любят друг друга. Иногда ссорятся. Мирятся. Все по-разному. Но не так, как у нее. У нее нет выхода. Мама умерла. Да и если бы была жива, противостоять Угличскому она не смогла бы. Ее комнату они продали. Идти некуда. Обратиться за помощью не к кому. И жить так, как живет она, просто невозможно. Уже невозможно. Даже железо нельзя гнуть до бесконечности.

Свесив одну ногу за балконное ограждение, она собралась перебросить другую и потом отпустить руки.

– Эй, а чо, у нас лифт сломался? – послышался спокойный, с легкой хрипотцой женский голос. – Тебе так приспичило вниз спуститься?

Влада вздрогнула. Погруженная в черные мысли, она действовала, как сомнамбула.

– Не-е-ет, не сломался, – растерянно протянула она. – Я хотела.., – и Влада снова заплакала.

– Так, кончай тут Ниагару разводить. Говори по существу, чем горю помочь можно, – темноволосая, с аккуратным каре, девушка с соседнего балкона, невозмутимо затянулась сигаретой, являя всем своим видом эталон мирового пофигизма.

Влада видела девушку впервые. Да собственно, они в эту квартиру переехали не так давно, может, поэтому и не встречались.

– Меня Василисой зовут. Можно просто Вася. А тебя? – будто разговаривая не с потенциальной суицидницей, а знакомясь на веселой вечеринке, как ни в чем не бывало, продолжила соседка.

– В-в-лада, – слегка заикаясь от перенесенного стресса, ответила она. – Я хочу уйти от мужа.

– А, ну это все меняет, конечно! Прямо охренительный способ, – не отдавая должного драматичности момента, присвистнула Вася. – Ты прям так уйти, чтоб не оглядываться. Налегке. Без розовенького чемодана? Чокнулась, что ли? Что случилось? Изменил?

– Нет.

– Избил?

– Почти.

– Что значит почти? Нельзя быть почти беременной. Нельзя почти успеть на поезд. Нельзя почти избить. Можно ударить. Один раз. Много раз – уже избить. Слушай, давай будем считать, что ты просто дверью ошиблась и поперлась на балкон. Я так понимаю, муж не обрадуется, если ты ко мне сейчас, посреди ночи, придешь. Да?

– Да, – неуверенно ответила Влада. От ее новой знакомой веяло таким спокойствием и уверенностью, что она замерла. Впервые за долгое время она разговаривала не с продавцами, не со службой доставки, не с врачами. А с ЧЕЛОВЕКОМ, который поинтересовался, что у нее случилось.

Затравленным зверьком надежда на то, что ей не привиделась сказочная Василиса, заставила ее переспросить:

– Я могу прийти к тебе?

– Ты придешь ко мне! И утро вечера мудренее, – совсем как ее Премудрая тезка, резюмировала соседка. – Раньше десяти меня не буди, а потом стучи в дверь со всей силы, потому что звонок и вежливый тук-тук не работают. И уходи немедленно с балкона. Спокушки, – бодро попрощалась она и, развернувшись, направилась в комнату, уверенная в том, что девушка не сделает глупости.