Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Юлия Ковалькова, 2019
ISBN 978-5-0050-7216-0 (т. 2)
ISBN 978-5-0050-0370-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Почти 10 лет Интерпол шел по следу международных охотников за бриллиантами, но не смог найти их главаря.
10 лет назад Андрей Исаев стал сотрудником Интерпола, Алекс Ресль – одним из наиболее перспективных актёров театра и кино, а высокопоставленный российский чиновник чуть не потерял дочь, которая сходила с ума из-за актера.
Что связывает эти события?
Казалось бы, ничего. Но Интерпол по-прежнему ищет главаря, Андрей будет вынужден ввязаться за друга в бой, а девушка просто исчезнет.
ЧАСТЬ III. Действие
ГЛАВА 1
@ Москва, Теплый Стан. Тем же днем и ранним утром следующего дня.
Поездка до Теплого Стана закончилась тем, что, кое о чем вспомнив, Исаев достал мобильный, расположился на сидении так, чтобы закрыть дисплей от Домбровского, и принялся быстро печатать сообщение: «Привет. Не волнуйся, я со всем разберусь. Завтра попробую вытащить А. Позвонить тебе пока не могу, но завтра обязательно постараюсь». Смс-ку он отправил Алисе, мысленно пожелал девчонке терпения и повернулся к бывшему шефу:
– Максим Валентинович, – тот вопросительно изогнул бровь, провожая взглядом мобильник, который Андрей, чуть изогнувшись, как раз убирал в карман джинсов, – а вы не могли бы на пару минут избавиться от машин сопровождения и остановиться во-он у того строения?
Домбровский посмотрел туда, куда указывал ему Андрей. Оказалось, Исаев имел в виду многоэтажное, престижного вида здание, над входом в которое красным неоном сияла надпись: «ТЦ «Лейпциг».
– Ты хочешь, чтобы мы остановились у торгового центра? – на всякий случай уточнил Максим Валентинович.
– На парковке у этого центра, – поправил Андрей.
Домбровский помолчал, затем нажал на кнопку на ручке машины, чем слегка сдвинул звуконепроницаемый экран вниз:
– Кость, остановись на стоянке у «Лейпцига». Олег, сопровождающим позвони и скажи, чтобы они ненадолго нас отпустили.
Водитель кивнул:
– Сделаю.
Одинцов вместо ответа мертвой хваткой вцепился в передатчик, закрепленный на ухе.
Пока подчиненные занимались тем, что выполняли его распоряжения, Домбровский тем же нажатием кнопки вернул экран в исходное положение и откинулся на спинку сидения. Слегка прищурившись, он посмотрел на жилые дома, расположенные метрах в пятидесяти от ТЦ, на кафе с полосатыми зонтиками, под которыми сидели, разговаривали и смеялись люди; оценил хорошо просматриваемый периметр парковки и несколько входов и выходов из магазина, расположение которых позволяло легко затеряться в толпе. На ум Домбровскому пришло, что в конце семидесятых неподалеку отсюда, кажется, на улице Варги находился сверхсекретный институт при КГБ СССР – и генерал-полковник язвительно поднял бровь:
– Играем в шпионов?
«Нет, всего лишь простая предосторожность», – про себя отрезал Исаев.
– Да нет, хочу продукты домой купить, – вслух не без иронии отозвался Андрей.
Водитель, который, слава Богу, не слышал их, завел «Мерседес» на стоянку.
– Замечательно, – между тем хмыкнул Домбровский. – Идея с продуктовым мне очень понравилась. Особенно если ты собрался с ЭТИМ туда.
Андрей обернулся. Бывший начальник указывал подбородком на офисный «дипломат», который с момента их встречи у «Марриотта» лежал справа от него на сидении.
Здесь надо бы кое-что пояснить. Чемоданчик, о котором говорил Максим Валентинович, был с виду обычным, компактным, размером примерно 40х20. Вот только его внутренности далеко выходили за рамки «традиционного офисного». В «дипломате», оснащенном устройством для открытия «под принуждением», активация которого приводила к мгновенному уничтожению содержимого, лежал паспорт на имя сотрудника дипломатической службы Дмитрия Никитина (но с вклеенной туда фотографией Исаева), банковская карта на имя Андрея, пара пачек еврокупюр, токен, то есть специальный USB-носитель с криптографическим алгоритмом для защищенного входа в систему Интерпола – ну и до кучи подписанный Домбровским контракт с охранным предприятием «Альфа», где он фигурировал как заказчик услуг по розыску Елизаветы Домбровской.
Все это бывший шеф почти дословно перечислил Андрею, продолжая едко глядеть на него.
– Максим Валентинович, вы бы сюда еще «Самсонит» на колесиках привезли. Так и вижу, как я бегаю с ним по улицам, – «добавил» ему Исаев.
– Да иди ты! – и Домбровский обиженно отвернулся к окну. Помолчав, он покусал губы и начал: – Вот смотрю я на тебя, Исаев, и никак понять не могу. Вроде бы взрослый ты мужик…
«Ага. Но только „мужики“ лес в тайге валят».
– … и оперативник ты хороший, и выглядишь правильно, и работу свою делаешь более, чем прилично…
«Ого! Прямо бонус за бонусом. Хотя… а это вы к чему?»
– … но вот что твое чувство юмора, что твоё окружение… – и Домбровский пожал плечами. – Интересно, как тебя с этим чехом твоим девушки-то терпят?
– А они нас не терпят. Они нас любят.
Домбровский дернулся, как от удара, смерил долгим взглядом Исаева. Но Андрей продолжал безмятежно смотреть на него, хотя в уголках его губ промелькнула улыбка.
– Пошел к черту, – разозлился Домбровский. – Все, забирай свою сумку и топай отсюда! – Он даже махнул рукой, но адресовал свой взмах почему-то в сторону близлежащих домов, очевидно, решив, что Андрею туда. – Да, – спохватился Максим Валентинович, когда Андрей, оставив «дипломат» пока лежать на сидении, взялся за ручку двери, – мы теперь когда с тобой на связь выйдем?
Исаев прикинул свой утренний график передвижения и предложил:
– Давайте я вам завтра в первой половине дня наберу?
Домбровский кивнул. И тут стали происходить весьма любопытные вещи.
Открыв дверь, Исаев буквально вытек из «Мерседеса», и Домбровский с удивлением увидел, как его бывший оперативник развинченной или, лучше сказать, развязанной походкой отправился к багажнику. Как, развернувшись на пятке, Андрей окинул взглядом нарядную витрину «Лейпцига», проверяя, не крутятся ли рядом излишне любопытные люди. Как, убедившись, что «пока на границе все тихо», Исаев подошел к багажнику и быстро, почти неуловимым движением стукнул костяшками пальцев по его крышке. Как собственный водитель Домбровского, который все это время наблюдал за Андреем в боковое зеркало, нажал на кнопку на приборной доске, и крышка багажника поехала вверх. Как Исаев, выдернув из багажника свою сумку, захлопнул его и тем же прогулочным шагом вернулся к задней двери.
А дальше все стало еще интересней. Открыв дверь, его стройный бывший служащий так наклонился над сидением, что ухитрился своим не самым крупным телом заблокировать проем двери, вытащил из «дипломата» банковскую карту, переложил ее в задний карман джинсов и сунул в сумку файл с открыткой Алекса. После чего Андрей застегнул сумку и поднял глаза:
– Ну все, пока. Да, и большое спасибо, Максим Валентинович, что вы меня подвезли.
– Не за что. Ты, главное, все деньги с карты сразу не просади. Мы тебе все-таки не «Газпром», а приличное МВД, – неожиданно для себя усмехнулся Домбровский.
– Хорошо, завтра возьму плацкарт. Для дипломата как раз самое то, – отозвался Исаев.
– Андрюха, а Андрюха… не доводи до греха, – и бывший шеф, который уже начал входить во вкус пикировки с Андреем, покачал головой.
Тем временем самого Андрея так и подмывало ответить Домбровскому, что, чем состязаться с ним в остроумии, тот бы лучше выпустил Алекса из СИЗО. Но поскольку это все равно ни к чему бы не привело, Исаев просто сказал:
– Хорошо, – закрыл дверь, махнул водителю, типа, увози шефа, нырнул в проем, образованный стеклянными раздвижными дверями «Лейпцига», и растворился в ТЦ.
«Молодец. И все сделал правильно. Но главное, чтобы, отвлекшись на карточку, он пропустил основной «багаж…» – Домбровский вздохнул, прикрыл глаза и снова погрузился в невеселые мысли о дочери.
Между тем Андрей уже шагал по переходам торгового центра. Слежку за собой он пока что не видел, но понимал, что за ним будут следить. И этим в ближайшие дни, если не часы, займутся люди Домбровского, или грека, или и те, и другие. Но если у Никаса Мило, как говорилось выше, было почти звериное чутье на опасность, Андрею о ней рассказывали чистая логика и интуиция, которую кто-то бы счел паранойей. Но мнение «кого-то» Исаева не интересовало. Ему нужно было избавиться от навязанного ему «багажа» и связанных с этих проблем.
Дойдя до вестибюля, Андрей первым делом занял очередь к банкомату. Дождавшись, когда женщина, стоявшая перед ним, снимет нужную сумму, суетливо несколько пересчитает ее и отойдет, Андрей отправил карту в приемник и снял с карточки все. Сумма наличных оказалась приличной, но не заоблачной. Ровно столько Исаев получал за месяц работы в «Альфе». Наличные вместе с уже ненужной картой он переправил в сумку и направился к лестнице, расположенной справа от вестибюля. Спустившись вниз, он толкнул тяжелую неприметную дверь с табличкой: «0 этаж». Дверь вела в цокольное помещение торгового центра, где находился неизвестный посетителям «Лейпцига» платный гараж. Поздоровавшись с охранником (двадцатитрехлетний бывший стажер «Альфы», которого Исаев пристроил сюда в тот день, когда Фадеев убрал этого юношу из компании, посчитав, что толка от парня не будет), Андрей поинтересовался, как у того дела.
– Спасибо, все нормально, – охранник искренне улыбнулся ему и тихо добавил: – И ТАМ все как обычно.
– Ира приходила, «японку» или «немца» брала?
– Нет, второй день здесь не появлялась.
«Слава богу», – Исаев мысленно выдохнул. Самойлова гоняла по трассам, как та еще Спиди-гонщица. Не прощаясь с охранником («Еще увидимся»), Андрей кивнул ему, прошел вперед еще пару метров, после чего свернул за угол и очутился у отсека парковки, завешенного темной пленкой. Отогнув угол пластика, Исаев поднырнул под него и оказался в квадрате, где стояли его «японец» – мощный байк «Кавасаки», обтекаемыми формами похожий на серебряную акулу, и «немец» – туристический мотоцикл премиум-класса, произведенный концерном «БМВ». Слева от «немца» скромно приткнулся еще один «Кавасаки», но красного цвета. Этот байк принадлежал Ире. Но при всей любви к этой женщине Андрея сейчас интересовал не ее байк, и не его «Кавасаки», а «БМВ» с его вместительными боковыми багажными отделениями. Убедившись, что камера наблюдения, как обещал охранник, по-прежнему повернута в сторону «японки» Иры, Андрей опустил на пол сумку, присел на корточки и начал работать.
Покопавшись в недрах сумки, он извлек брелок от «БМВ», который привык носить с собой так же, как некоторые люди постоянно носят с собой таблетки от головной боли. Сняв мотоцикл с сигнализации, Андрей вытащил из его багажного отсека черный брезентовый рюкзак. Рюкзак он пристроил на пол рядом с сумкой. Затем, не доставая из сумки «дипломат», Исаев открыл его и переложил в рюкзак паспорт, токен, файл с открыткой Алекса и еврокупюры. После этого Андрей бросил в «дипломат» банковскую карту, закрыл чемоданчик и переправил его прямо в сумке в освободившейся багажный отсек «БМВ».
Исаев предполагал, что в чемодане или банковской карточке мог быть установлен «жучок» прослушки или же чип слежения, изготовленный умельцами Интерпола или МВД. Но если Макс Валентинович, который как-то уж очень ловко завернул разговор о девушках, которые «терпят их с Алексом», наверняка знал об Ире и о том, где она жила, то «маячки» Интерпола могли привести людей грека прямиком в ее квартиру. Но с охраной своих женщин – Иры, младшей сестры и матери – он сам как-нибудь разберется (на что, кстати сказать, и пойдут деньги Домбровского), а пока Андрей избавился от ненужного риска, просто-напросто прикрепив «дипломат» и его содержимое к мотоциклу, чем и обеспечил «глухоту» и неподвижность возможных чипов слежения.
Что касается паспорта на имя сотрудника дипломатической службы РФ Дмитрия Никитина, то ему еще предстояло сыграть свою роль. К тому же, диппаспорт был нужен Исаеву для пересечения воздушной границы и без досмотрового прохода через «зеленый» коридор.
Выполнив то, что задумал, Андрей поставил «немца» на сигнализацию, которую ему доработали специалисты «Альфы», и мысленно пожелал здоровья тем, кто полезет ее вскрывать. После изменений, которые были в нее внесены, его «бумер» вопил так, что мог в два счета поставить на уши не только посетителей «Лейпцига», но и весь штат охранной гвардии торгового центра. Затем Андрей поднял рюкзак, вынырнул из-под пленки и вернулся к «своему» охраннику. Тот, поглядывая по сторонам, довел его до служебной лестницы, открыл ему дверь и выпустил на улицу, параллельную той, откуда Исаев входил в ТЦ.
Отойдя от «Лейпцига» метров на двадцать, Андрей достал мобильный, набрал Фадееву и, извинившись, что не перезвонил ему раньше, кратко обрисовал ему ситуацию. Прослушки Исаев не опасался. Во-первых, кто бы и что бы ни думал, но получить официальное разрешение на прослушивание телефонных переговоров граждан страны не так просто, как кажется. Во-вторых, несанкционированный «жучок» – это все-таки чип, а не незаметная глазу наклейка. И чтобы поставить его, нужно КАСАНИЕ. Но любые прикосновения к своему сотовому и одежде Андрей исключил. А от «жучка», если тот был в его сумке, Исаев избавился, сменив ее на рюкзак, который держал в байке.
– И в общем, ты отправишься в Прагу один, – дослушав Андрея, заключил дядя Саша.
– Да. А еще я сегодня переведу вам деньги. Обеспечите охрану моих?
– И так понятно, что обеспечу. Жаль, конечно, что ты едешь туда один, – Фадеев вздохнул, – но если что, позвонишь мне. И вот что, крестник, давай-ка я все-таки сделаю тебе бронь на Прагу из Внуково?
– Хорошо. Спасибо, дядь Саш.
– Не за что. Себя береги. – Фадеев повесил трубку.
«Вот и всё на сегодня», – подумал Андрей.
Теперь его ничего не держало: ни обязательства перед Конторой и Интерполом, которые с этого дня становились его потенциальными противниками. Ни чувство долга перед Домбровским, который так ловко и беспринципно навязал ему поиски своей дочери. И хотя в глубине души Исаева по-прежнему сидел страх за Алекса, Андрей знал, что тот хотя бы избавлен от компании рецидивистов, повернутых на тюремном насилии. Просто Исаев уже видел в действии нравы этой тюрьмы и хорошо понимал, за что миловидный чех мог вломить кому-то из бывших сокамерников. Но завтра Андрей будет в Праге и постарается сделать то, что обещал Элисон. Плюс он попробует все-таки разобраться с этим странным рисунком креста в дневнике Лизы. А пока Андрей набрал службу «Яндекс-такси» и через пару минут уже ехал туда, где всегда было его сердце.
В Теплом Стане есть много хороших улиц с интересной историей, как есть и уютные скверы с симпатичными белыми двенадцатиэтажками, к одной из которых сейчас как раз подъезжал Андрей. Раздумывая о своем («Снова цветы не купил… А завтра нужно снова уезжать от НЕЕ…»), Андрей машинально следил в боковое зеркало за машинами, которые шли за его такси. Но ни одна из них не держалась постоянно в его кильватере. Автомобили перестраивались, сворачивали на прилегающие к дороге улицы или просто его обгоняли. Тем не менее, Исаев попросил водителя остановиться метров за сто до нужного ему дома. Рассчитавшись, он выбрался из машины, постоял, делая вид, что поправляет на плече рюкзак, подождал, пока желтый «Яндекс-мобиль» тронется и отъедет, и только потом направился к дому, утопленному в зелени тополей и кипенно-белой сирени.
Дом окружал забор из традиционного металлического евроштакетника. Андрей отпер калитку, поздоровался с болтающими о какой-то нужной медицинской справке старушками (те сидели на лавке перед подъездом, как воробьи на жердочке), заслужил их благосклонный кивок и даже шепот одной из бабулек, украдкой брошенный ему в спину:
– Это к Иринке. Это этот ее, который то ли компутерами занимается, то ли в «Евросети» работает.
Это была еще одна из легенд его жизни. И она очень веселила Самойлову.
Дверь подъезда, почтовые ящики и четыре ступени до лифта. Но все это стало неважным, когда лифт довез его до нужного этажа и, громыхнув на прощание дверьми, выпустил его на площадку. Дверь ее квартиры была первой слева. Он позвонил. Шагов Иры он не услышал, но она открыла так быстро, будто, ожидая его, последние двадцать минут дефилировала под дверью.
Андрей вдохнул в легкие запах ее квартиры: старинное дерево, пчелиный воск, кофе и ее мягкий парфюм. Она стояла перед ним в любимом домашнем платье. Заколка из черной резинки, пропущенной в гнезда большой красной пуговицы. Он оперся локтем о косяк двери:
– Привет, Красная Шапочка. Ждала?
– Андрюш, а мне как ответить, чтобы тебя не обидеть? – Самойлова слегка склонила голову набок, и ее пепельный хвост послушно лег на грудь, приоткрытую вырезом платья.
Он чуть наклонился, разглядывая ее фантастические глаза. Тепло… Эмоции и волнение («Опоздал на полчаса… и ведь мог вообще не приехать!») – и искренняя, отчаянная радость, что вот он здесь. Что он стоит перед ней. Что он жив, цел и здоров и сегодня уже не уйдет. Он улыбнулся и понял, что только теперь он счастлив.
Сидя на заднем сидении «Мерседеса» Домбровский окликнул помощника:
– Олег, – тот развернулся к нему, – посмотри, GPS-трекер работает?
– Работает, но… – вид у Одинцова был бледным.
Максим Валентинович вопросительно вскинул бровь («Сюрпризы?») и протянул руку. Помощник торопливо вручил ему устройство, похожее на планшетник, и тихо добавил:
– А еще он все деньги с банковской карты снял.
Домбровский хмыкнул и увеличил изображение на «планшетнике». Пару секунд Максим Валентинович рассматривал замершую на дисплее зеленую точку. Точка «сидела» ровно в центре периметра ТЦ «Лейпциг».
– И так последние пятнадцать минут, – еще тише прокомментировал Одинцов.
Водитель Домбровского, покосившись на шефа, спрятал улыбку.
– Максим Валентинович, а, может, вернуться и ребят из сопровождения в «Лейпциг» отправить? – между тем предложил Одинцов. – Судя по всему, там подземный гараж.
– Не надо. – Домбровский поджал губы. «Я его знаю: если он понял, что к чему, он нам точно сюрприз там оставил!» – Олег, а ты не помнишь, у Исаева какая машина?
– Не помню, но сейчас посмотрю в базе.
– Мотоцикл, – вмешался водитель. – Андрюха месяц назад продал машину и купил себе байк. «Кавасаки». Между прочим, шикарная вещь! Входит в пятерку мощнейших.
– Да? – Одинцов восхищенно округлил глаза и поправил очки.
– Спасибо, Костя, – иронично кивнул Домбровский, – но ты бы лучше следил за дорогой.
Водитель вздохнул и, надев на лицо выражение «А я что? Я ничего», бросил взгляд в боковое зеркало. Шеф порой был просто невыносим.
– И… что теперь делать? – Одинцов, забыв о водителе, во все глаза смотрел на начальство.
– Да ничего. Погоди, не гони. – Генерал-полковник отложил на сидение «планшетник» и задумчиво постучал пальцем по подбородку.
«Исаев, конечно, поганец, но поганец умный и хитрый. Догадался, что за ним будут следить. И даже не постеснялся это продемонстрировать, обнулив карту. Хотя можно было, конечно, нанести метку слежения и на еврокупюры, но… Но и это ни к чему бы не привело. Мари как-то мне говорила, что в подобных случаях Исаев всегда действует так: меняет евро в обменнике на рубли, рубли переводит себе на счет, а с него уже конвертирует их обратно в валюту. И бегай потом по всему городу, ищи помеченные купюры! Но, – тут Домбровский сузил глаза, – главное, чтобы Исаев при всех своих талантах не догадался, что главный „багаж“ был не в банковской карте. И что это не „маячок“, а…»
Максим Валентинович поднял голову:
– Олег, наушники дай!
Одинцов тут же вручил ему «пуговицу». Домбровский вставил ее в ухо, подсоединил наушник к «планшетнику», набрал закрытый код доступа, который не знал даже его помощник, и нажал на записи кнопку проигрывателя. Минут пять он терпеливо слушал звуки шагов Исаева и голоса людей, мимо которых Андрей, видимо, проходил по «Лейпцигу». Затем раздались шелест выдаваемых банкоматом купюр, шорох «молнии» и опять звуки шагов. Хлопнула дверь, и наконец на записи появились два голоса. Один точно принадлежал Исаеву, а вот другой, высокий, мужской… какому-то неизвестному типу.
– Привет, как дела? – Это Исаев.
– Спасибо, все нормально, – это другой. И уже шепотом: – И там все как обычно.
«Вашу мать, казаки-разбойники! Где это „там“?» – потерял терпение Максим Валентинович.
И снова Андрей:
– Ира приходила, «японку» или «немца» брала?
«Ну, кто такая Ира, я знаю», – Домбровский машинально кивнул. Мари успела ввести его в курс того, на ком собирался жениться Исаев. «Это деловая, взрослая женщина. Работает аналитиком в одном известном международном агентстве. Кстати, внешне Самойлова очень привлекательна». Но приплетать к своей игре чью-то женщину, и уж тем более давить на Андрея через нее, Домбровский не собирался.
И снова голос другого мужчины:
– Нет, второй день здесь не появлялась.
И – всё. Всё, абсолютно, если не считать шелеста «молнии», пиканья сигнализации и глухого щелчка.
Всё.
«Ну ты не зараза, Андрюха, а?» – Домбровский не столько разозлился, сколько расстроился. Вообще-то он ожидал, что Андрей вместе с «дипломатом» доберется до любой удобной ему для звонка точки и наберет кому-то – кому, он, возможно, доверял и кому он расскажет то, что не сказал ему. А оказалось: ноль, труба. Ничего. Пшик.
И все опять вернулось к фразе Исаева, которую генерал-полковник уже слышал сегодня:
– Максим Валентинович, я буду работать один.
Один – то есть без Вас…
«Впрочем, есть еще один вариант», – и Домбровский вытащил «пуговицу» из уха:
– Олег?
– Да?
– Отключай трекер с карты. И прослушку с «дипломата» снимай. Но отследи все звонки и визиты к некоему Александру Реслю. Это подследственный, чех. Сейчас он сидит в «Панкраце». Я тебе телефон одного человека в их СИЗО дам. И если кто-то попробует позвонить этому Реслю или попросится к нему на свидание, немедленно мне доложи. Единственное, обойди вниманием визиты в «Панкрац» представителей нашей дипслужбы. Мне конфликты на уровне МИД не нужны.
«Андрей не дурак. И в рамках легенды он явится в „Панкрац“ как Никитин».
– Есть! – с готовностью кивнул Одинцов, но чувствовал он себя ошарашенно. Его с утра мучил вопрос: «Это чем же таким занимается Максим Валентинович?»
***
Андрей и Ира начали целоваться еще на пороге квартиры.
«Кольцо!»
– Ир, подожди, я тебе кое-что привез, – Андрей нехотя отстранился.
– Потом, – и женские теплые руки обвили его шею. – Почему ты опять опоздал? – и Ира на секунду вплотную прижалось к нему. Он почувствовал ее легкий вдох у себя на груди.
– Я тебе обещаю, это было в последний раз, – он услышал свой севший голос. Но в бархатных модуляциях его тона Самойлова уловила ту дразнящую хрипотцу, словно он медленно провел губами по самым чувствительным точкам ее кожи.
Впрочем так реагировали на Исаева многие женщины из его окружения. И при этом никто из них не мог точно сказать, почему они сочли его привлекательным. Этот мужчина никогда не стремился брать крепости силой, не пытался стать самым ярким персонажем на вечеринке. Андрей в принципе не входил в круг тех мужчин, которым вслед обернется любая. Но так оставалось ровно до тех пор, пока он не начинал смеяться и говорить. И только тогда они понимали, насколько притягательны в мужчине уверенность в себе, гибкий ум, юмор и тот удивительный позитивный заряд, когда женщина ощущает себя влюбленной и счастливой.
– Ир, обещаю, – между тем еще тише повторил Андрей.
– Врешь! – в ее поцелуе появились ноты томления. Желание накрыло быстро, внезапно.
И все же… Отстранившись, Андрей быстро выпутался из куртки и слегка подтолкнул женщину в сторону ванной. Ира поняла, отступила. Пока он мыл руки с дороги, она завела локти назад и прижалась спиной к двери. Подняв глаза, Андрей увидел в зеркале, как она запрокинула голову и прикрыла глаза, пытаясь справиться с учащенным дыханием. В это мгновение он подумал о том, что мог бы смотреть на нее часами. Черт, да он любовался бы ей даже если она сейчас просто послала его с этими его вечными опозданиями, с его постоянными командировками (сколько их было за последнее время?) и желанием все и всегда решать самому. Впрочем, сеанс самобичевания, который порой накатывал на Исаева, закончился в тот момент, когда Ира обернулась к нему, и он поймал ее взгляд в зеркальном отражении.
Живой. Ищущий только его. Ярко-синий, каким небо бывает только в июне. Взгляд женщины, понимающей его до конца и любящей его преданно, глубоко и отчаянно.
Сообразив, что Андрей замер, заметив, КАК она глядит на него, Ира смутилась, тут же сделала вид, что поправляет волосы, оторвалась от двери и неимоверно ровным голосом предложила:
– Андрей, пойдем ужинать?
Он оценил это ее «Андрей» вместо ее «Андрюша», как обратил внимание на аромат, который, похоже, давно уже как витал по квартире. Фантастический запах свежеиспеченного хлеба и мяса с итальянскими травами. Он сглотнул комок, вставший в горле. Но думал Андрей сейчас о другом: о том, что Ира, как и большинство известных ему людей, боялась, что кто-то узнает о ней больше, чем она стремилась показывать. И что кто-то заметит то, что всегда видел в ней он: ее хрупкость, душевную мягкость. Ее совершенно не женский ум и чисто женскую беззащитность.
Он позвал ее:
– Ир…
Самойлова повернулась к нему. Заметив, что он так и стоит у раковины, вытирая кисти рук полотенцем, она уже настойчивее кивнула в сторону кухни:
– Пойдем!
Но приглашение осталось повисшим в воздухе.
Бросив на бортик раковины полотенце, Андрей развернулся, в пару шагов убил расстояние между ними и, обхватив ее затылок, заставил ее буквально лечь головой ему на ладонь. Не отнимая глаз от ее расширившихся зрачков, он распутал завязки на полочках ее платья, развел их в стороны и, накрыв рукой ее обнаженную грудь, поймал ее губы своими. Его рот брал жадно и властно, пальцы – мягко и бережно. Этот контраст сводил с ума, и она застонала. И все же, не желая показывать ему больше, чем хотела, Самойлова мгновенно запустила ногти в его напрягшийся бицепс и провела ими по его руке так, что у него перехватило дыхание, а по спине пробежали мурашки. Но он уже ее прочитал. За это она впилась ему в рот, показывая ему свою власть над ним. Женский судорожный вздох, когда его губы дразняще коснулись шеи и плавно поехали вниз. Провоцирующие касания, уже более интимная ласка, когда все открыто, и его обманчиво-тихий шепот.
Шепот нежности. Шепот страсти. Шепот контроля.
– Где ты хочешь?
Она вскинула голову, пытаясь собрать расфокусированный взгляд:
– Я… мне все равно.
– Ну раз так… – Андрей на секунду присел, и она вскрикнула от неожиданности, когда он подхватил ее и, чувствуя бешеный ритм ее сердца, понес ее в комнату.
Темные занавески и белая воздушная тюль. Еще не расстеленная постель. Его хриплый шепот, его подначка, и ее тихий смех и дразнящий укус в плечо:
– Андрей, отпусти меня!
– Обязательно.
Но вместо этого он уложил ее на спину. В два счета, как фокусник, стянув с нее платье, он приподнял ее бедра. Полоска кружевного белья скользнула вниз по ее тонким щиколоткам. Он провел ладонью по внутренней стороне ее бедра, и она, потерявшись в своих ощущениях, поджала пальчики на ногах.
«Такая красивая…»
Выпрямившись, не сводя с нее потемневших глаз, Андрей завел руку назад и потянул через голову свитер. Следом звякнула пряжка ремня. Матрас прогнулся под тяжестью его тела, когда он опустился рядом с ней.
– Знаешь, чего я боюсь? – он прикоснулся губами к ее плечу.
– Нет. Скажи? – Ира пропустила между пальцами пряди его русых волос.
– Того, что однажды ты меня не дождешься.
Вместо ответа она приподнялась на локте и, зажмурившись, потерлась щекой о его скулу, затем слегка толкнула его ладонью в грудь. Он понял, скатился с нее и прислонился лопатками к изголовью кровати. Наклонившись, она поцеловала его трепетно, яростно и напористо, и ее волосы рассыпались у него по груди. И опустилась на него, но сделала это так резко и быстро, что он поймал ее болезненный вздох. Она тут же закусила губу.
Они были вместе пока так мало, что она просто не успела привыкнуть к их близости.
– Ир? – Андрей затаил дыхание. Но Самойлова, покачав головой, уже начала двигаться. Ее тихие вдохи, все так же упрямо закушенная губа и выровнявшееся дыхание. Он поднял руки, дотронулся до ее шеи и плеч, лаская их нежными любящими прикосновениями. И снова зажглось тепло в ее синих глазах. Его ладони, скользящие по изгибам ее коленей. Оттенки страсти и наслаждения. Уже общая влага. Она изогнулась над ним, запрокинула голову. Но слишком долго и бережно он ее изучал, чтобы понять: ей не хватит.
– Ира.
Но она снова покачала головой. Андрей не стал спорить – с ней это было попросту бесполезно. Он попытался перехватить и поймать ее руки, которыми она упиралась ему в плечи и грудь. Наконец, он переплел с ней пальцы. Шепотом говоря ей о том, как ему с ней хорошо и какая она нежная и податливая, он помог ей найти нужный темп и ритм. Теперь, когда она двигалась волнообразно и плавно, он, отпустив ее кисти, поглаживал ее грудь и шелковистые бедра. Тепло обволакивало. Она издала протяжный стон, и ее дыхание сбилось. И он, крепко обхватив ладонями ее талию, дал ей вобрать себя до конца, сжать его и, выгнувшись, вскрикнуть. Не позволяя ей выскользнуть, он перекатился с ней так, чтобы она оказалась под ним, обнял ладонями ее голову, мечущуюся по подушке, и поймал ее взгляд:
– Я люблю тебя, слышишь?
Наклонившись, он прильнул к ее рту, в пару по-настоящему сильных движений догнал ее, украл у нее новый протяжный крик и, простонав, уткнулся лбом в ее влажное плечо, растворяясь в собственных ощущениях.
– О боже, – через пару секунд выдохнула она.
– Спасибо, – Андрей перевел дыхание и усмехнулся. Самойлова на мгновение замерла. Но, сообразив, что он имеет в виду, шутливо стукнула его по плечу. В ответ он цапнул ее за палец. Разглядывая его лицо, она медленно провела подушечкой указательного по линии его губ.
«Мальчишка с мужским характером», – Ира украдкой вздохнула. Даже снизу ее Андрей ухитрялся быть сверху.
Тем временем Исаев поймал ее руку и, поглядывая на нее, прикоснулся губами к ее тонким костяшкам. Ира поерзала, устраиваясь под ним поудобнее:
– Так, ну и что у тебя сегодня произошло?
– Ты насчет того, что я опоздал? – Исаев впервые жутко смутился. Он отпустил ее и даже скатился с нее: – Слушай, ну честно, прости.
– Нет, Андрюшенька, я вообще-то насчет того, – и она, не сдержавшись, фыркнула, – почему это ты уезжал от меня с сумкой, а вернулся уже с рюкзаком?
– Сейчас расскажу. Только можно я сигареты возьму?
В его просьбе была не столько вопросительная интонация, сколько намек на паузу. Ира задумчиво посмотрела на него и, помедлив, кивнула. Андрей потянулся к спортивным штанам, которые когда-то прописались на кресле. Прихватив свои «GAP», он обернулся:
– Давай так: сначала я в душ, потом сигареты, а потом уже разговор. Ты не против?
– Нет.
Он наклонился и легко поцеловал ее в губы. Потом он поднялся и ушел. Стукнула дверь в ванную комнату, следом раздался шум льющейся воды. Самойлова перевела взгляд за окно.
Итак, ей не показалось: Исаев медлил с ответом. Андрей словно тянул время, собирая в голове то, о чем можно сказать, а что стоит оставить за кадром. И дело было не в недоверии к ней. «Нет», – Ира машинально покачала головой. Здесь было другое: просто Андрей никогда не любил говорить лишнего и ненужного. Есть люди, которые в процессе изложения событий настолько увлекаются деталями и собственными ощущениями, что в их рассказе теряются суть и соль. У Исаева был острый аналитический ум. Сбор информации, обдумывание и анализ. Мозговой штурм и решение, как действовать в сложившейся ситуации.
И в спальне, где еще пахло сексом, интимностью и где не растаяла нежность, возникло ощущение опасности. И пришло оно вместе с ее вопросом.
Самойлова вздрогнула. В этот момент в ванной смолк звук воды, снова хлопнула дверь, и Ира машинально прислушалась. Судя по направлению звука шагов, Андрей вернулся в прихожую. Прошуршала лайка его куртки, затем – болоньевая ткань рюкзака, и из коридора раздался звучный голос Исаева:
– Ир, у тебя сигареты есть? А то я свои бывшему шефу оставил.
«Ах, вот в чем дело! Андрей встречался с Домбровским…» – и Ира поймала себя на том, что у нее дрогнули пальцы. Она непроизвольно свела их в кулак. Каждая встреча Андрея с этим человеком сулила им неприятности. Андрею – командировки, из которых он возвращался измотанным и задерганным, ей – часы ожидания. И часы на мучения, когда она, пытаясь изгнать страхи и дурное предчувствие, повторяла, как мантру, по тысяче раз: «С Андреем все обязательно будет хорошо».
– Ир, ау? – догнал ее голос Исаева.
– Да, есть. Возьми в тумбочке, – спохватилась она.
– В какой?
– Там… Погоди, ты все равно не найдешь. – Она поднялась, порылась в низком шкафу, выглянула в коридор и перебросила ему пачку: – Лови.
– Спасибо.
– Иди на кухню, я скоро приду, – с этими словами Ира перебежала в ванную.
Андрей кивнул, провожая ее пристальным взглядом. «Итак, она догадалась». Распечатывая на ходу целлофан, Исаев прошел в кухню, открыл форточку и бросил в рот сигарету, раздумывая о том, как и когда сказать ей о том, что его действительно волновало.
Самойлова вернулась из ванной, завязывая пояс на платье:
– Я тебя слушаю.
– В общем, я завтра утром уеду. – Андрей прислонился бедром к подоконнику, наблюдая за тем, как Ира принялась расставлять тарелки.
– Это я уже поняла, – кивнула она. – А куда и зачем?
– В Прагу. Домбровский сунул Алекса в СИЗО «Панкрац».
– Ч-что? – Самойлова замерла. В ее пальцах звякнули вилки. – За что?!
Он сухо и просто обрисовал ей ситуацию. Он не сказал ей только о своей встрече с Терентьевой в Лондоне – не хотел тащить в их настоящее свое прошлое с другой женщиной. Но даже если Самойлова почувствовала эту ложь умолчанием, она промолчала. В этот момент ее явно интересовало другое:
– Андрюш, а у тебя есть снимок этой девочки, Лизы?
Он удивился. Вообще-то, он ждал, что она спросит его, как он собирается искать Лизу? Что он ей и озвучил.
– А зачем мне об этом спрашивать? – Склонив к плечу голову, Самойлова посмотрела на разложенные у тарелок столовые приборы, поправила их. – Это же очень просто.
– Правда? – поддразнил ее Андрей. – А мне тогда расскажи?
Она пожала плечами, продолжая курсировать по периметру их небольшой светлой кухни:
– Ну, зная тебя, можно предположить, что ты разделишь – или уже разделил – поиск Лизы на составляющие. И первым делом… – привстав на цыпочки, Самойлова достала с полки стаканы, – ты смоделируешь внешность Лизы, чтобы запустить ее фоторобот в вашу систему слежения. Так ты выяснишь, где и когда эту девочку видели в последний раз. Невидимкой ведь никто не становится, потому что прибывая в другой город или страну люди берут такси, или идут на стоянку, где оставили свои машины, или покупают билет на автобус, или их забирают знакомые. А параллельно этому … – Ира покрутила головой. Вспомнив, где то, что она ищет, Самойлова отодвинула Андрея от подоконника, и на стол перекочевал кувшин с вишневым компотом, – а параллельно этому ты попытаешься договориться с Алексом, чтобы сделать из него наживку, на которую должна клюнуть Лиза. Правда, здесь есть одно скользкое место. – Самойлова открыла духовку, и на варочную панель плиты приземлился противень. Отвернув фольгу, Ира придирчиво посмотрела на мясо: – Ага, нормально. Андрюш, а хлеб из хлебопечки достань?.. Спасибо. Так о чем я? Ах да. А скользкое место заключается в том, что если этот твой хитренький грек прав и дочь Домбровского действительно связана с жутковатой преступной сетью, то для Алекса подобный эксперимент может плохо закончиться.
Поэтому здесь ты, скорей всего, поступишь по-другому. Завтра ты встретишься с Алексом, но так, чтобы об этом не пронюхал твой грек, поговоришь с Реслем и вытянешь из него все, что он знает о Лизе. Затем ты договоришься с Элисон, и та заберет Алекса под залог из СИЗО. Правда, я не знаю, существует ли в досудебном производстве Чехии такая вещь, как залог. Но если он существует, то ты это провернешь. Затем ты приставишь охрану к Алексу и Элисон, чтобы ни Лиза или кто-то «от Лизы» не сумел к им даже приблизиться. Ну, или чтобы в случае чего оперативники «Альфы» могли перехватить дочь Домбровского. Но займешься охраной уже не ты, а дядя Саша и один из его международных партнеров так, чтобы связка «Исаев – Ресль – Элисон Грейсон» нигде не всплыла…
А к этому моменту уже появятся данные из системы слежения, и поиск Лизы станет делом техники. Ты мне как-то рассказывал про алгоритм розыска: сначала опрос тех, кто мог видеть пропавшую или пропавшего, потом сопоставление дат и времени, затем определение направления поиска. А дальше включается механизм оперативной отработки объектов, на что у тебя уходит в среднем сорок восемь часов. После этого ты говоришь, где находится разыскиваемый человек, или, если он не в адеквате, то отправляешь к нему полицию… Ну как, похоже на правду?
– Браво, Шерлок, – Андрей в две затяжки убил сигарету, – не в бровь, а в глаз.
– Спасибо, Ватсон. За стол садись.
– Ага. А перчик дашь?
– На, держи. – Ира протянула ему симпатичный керамический петушок с дырочкой на голове и вгляделась в лицо Исаева. – Так, а ну-ка стоп… – Самойлова вспыхнула.
– Что? – Андрей невинно похлопал глазами.
– Подожди, – Ира выпрямилась. – Ты что же, и ко мне охрану приставишь?
«Ну вот мы и добрались до главного». – Андрей аккуратно вернул петушка на стол.
– Да, приставлю, – теперь он не сводил с Иры глаз.
– Только попробуй!
– Ир…
– Что «Ир»?
– Я уже это сделал.
Вот теперь она разозлилась:
– Мне что же, опять под ручку с этим вашим улыбчивым орком всюду ходить?
– Ир, Аркешвили не орк.
– Ну, прости. Но вообще-то это не я его так назвала, когда он пришел к вам в «Альфу».
– Угу, – Андрей кивнул и перевел глаза на потолок.
Мужчина, о котором у них зашла речь, и вправду выглядел так, что при встрече с ним в голову сваливалась только одна мысль: этот чувак сначала любовно разделает вас на органы, а потом их продаст. И надо ли говорить, что позывной «Орк» профессиональному телохранителю «Альфы», Ладо Аркешвили действительно придумал Андрей – большой любитель соединять фамилию человека с впечатлением о его внешности? Но с кем-то это прокатывало, а с кем-то нет. «Орк», например, не обиделся, а искренне расхохотался и даже вполне задушевно показал Исаеву «фак». На что наблюдавший за этой сценой Фадеев красноречиво постучал себя по лбу и пожелал этим двоим «хотя бы умственно вырасти».
Но самое интересное заключалось даже не в этом, а в том, что «эти двое» как-то очень быстро поладили. С Андреем и так все было ясно. А что касается Ладо, то Орк был умен, наблюдателен, имел чутье на людей, опыт работы в службах госбезопасности и умение без страха в экстренных случаях прикрыть клиента собой. И в паре рисковых ситуаций Андрей уже «пристегивал» его к Ире. Но мало кто знал, что «Орк» играл роль отвлечения. А основную функцию несли две женщины-телохранителя, что было гораздо эффективнее с точки зрения реагирования на возможное нападение.
Фактор внезапности и неожиданности. Самое страшное – это не то, что ты видишь, а то, чего ты не ждешь.
– Хорошо, – между тем кивнула Самойлова, – если тебе так хочется, я, так и быть, поезжу с Ладо. Посажу его на байк к себе за спину и буду возить за собой, как чебурашку в коробке, – не удержалась она.
– А еще я хочу, чтобы ты пока не пользовалась своим «Кавасаки».
Вот теперь Ира по-настоящему раздраженным жестом сунула руки в карманы:
– Так, а это еще почему?
– А там, по-моему, с балансировкой что-то не так… Слушай, а компот какой вкусный!
– Подожди, не путай меня. – Покачав головой, Ира медленно отошла к окну и оперлась ладонями о подоконник.
Андрей повертел в руках петушка, затем перевел взгляд на курочку с дырочками на голове. Солонка… Иногда с Самойловой было очень не просто.
– Значит, это опасно… Значит, это намного опаснее, чем ты мне говоришь, – донесся до него потерянный голос Иры. Андрей поднял голову. Самойлова стояла спиной к нему, обнимая себя руками так, точно ей стало холодно. – И это из-за Домбровского ты, вместо того, чтобы уйти из Интерпола, ввязался в игру, которая неизвестно куда приведёт… Андрей, – Ира резко обернулась к нему, – дай мне фотографию Лизы.
Исаев молча отодвинул стул и отправился за рюкзаком. Покопавшись в нем, он вернулся на кухню и также молча протянул снимок Самойловой. Она взяла фотографию, прищурилась, изучая, исследуя. Андрей ей не мешал. Пристроившись рядом с ней на край подоконника, он наблюдал и ждал, когда Ира выстрелит. И долго ждать она себя не заставила.
– Андрей, можешь мне показать, как выглядят Домбровский и его бывшая жена, мать этой девочки?
На первый взгляд, в просьбе Иры ничего странного не было.
Исаев никогда не стремился знакомить ее с бывшим шефом. А о том, что Максим Валентинович был когда-то женат, он сам не знал до сегодняшнего дня. Андрей достал мобильный, открыл сайт МВД, нашел там портрет Домбровского (тот был снят анфас для обычного в таких случаях иконостаса руководства организации); затем выловил в Гугл крупную фотографию Лидии Эстархиди и протянул телефон Ире. Та вместе со снимком Лизы и его смартфоном вернулась к столу. Присев, она перевела глаза с фотографии девочки на снимок ее отца, потом на изображение Лидии… Секунда, другая, и Самойлова подняла голову:
– Почему на фотографии дочь Домбровского выглядит так неестественно?
– Ты о том, почему она здесь снята в три четверти? – не понял Андрей.
– Нет. Именно неестественно.
– А поконкретнее? Что ты имеешь в виду? – Исаев подошел к ней, оперся рукой о спинку ее стула.
– А ты внимательно на нее посмотри. А теперь сравни ее лицо с лицами ее родителей. Да, эта девочка очень похожа на них, но она слишком их копия. Безусловно, все мы внешне так или иначе напоминаем своих, но у каждого из нас все-таки есть индивидуальные черты. Здесь же, на снимке, они просто отсутствуют. У Лизы нос, скулы и разрез глаз отца, а овал лица и линия рта – матери. И что остается, если вырезать их из снимка? Ничего. А это неестественно, понимаешь?
Исаев пригляделся и медленно выпрямился. Да уж, Самойлова умела его поражать своими необычными выкладками. Но дело сейчас было в другом. Андрей был уверен, что Лиза напоминает ему кого-то, кого он видел и знал. Ира же, казалось, нащупывает совершенно иную версию. Тем временем Самойлова заглянула ему в глаза:
– И еще одна вещь. Смотри. – Она прикрыла ладонью сначала правую сторону лица Лизы, затем левую. – Как известно, любое человеческое лицо по природе ассиметрично. И несмотря на то, что девочка здесь, на фото снята в три четверти, а это не самый удачный ракурс для съемки, можно заметить, что половинки ее лица безукоризненно выровнены. Это обычно бывает при фотошопе, но здесь ведь не фотошоп. По твоим словам, этот снимок делал Домбровский. А отец не будет искусственно украшать свою дочь. Тогда – почему это так?
Андрей наблюдал, как Ира прикрыла глаза и потерла виски, едва слышно шепча:
– Лицо… Почему лицо Лизы так идеально выверено?
Она приближалась и приближалась…
– Нет, не могу ухватить, – и желтая искорка в синих глазах потухла. Самойлова раздраженно поморщилась. Она чувствовала, что почти загнала в угол ответ, прижала его и раздела, но споткнулась, и он вывернулся и растворился, как тень. И все же она была уверена, что поймает его. Это – лишь вопрос времени. Она была аналитиком, а значит, загонщиком, а ответ – ее добычей и жертвой. Хитроумной, увертливой, но все-таки жертвой.
Ира подняла голову:
– Андрей, можешь сделать мне копию с фотографии Лизы? Хочу подумать над ней на досуге.
Исаев открыл приложение на мобильном, запустил сканер и отправил ей на почту картинку.
– А теперь… – он наклонился, и она почувствовала его теплое дыхание у себя на виске, – дай мне слово, что в ближайшие дни ты не сядешь на «Кавасаки».
– Ладно.
«Ладно? Это слишком быстрый ответ», – Андрей моментально прикинул, а не вернуться ли ему завтра с утра пораньше в «Лейпциг» и не сделать ли так, чтобы Самойлова просто не смогла завести двигатель байка?
А с другой стороны…
«Я же тебе доверяю».
– Хорошо, – он, вздохнув, погладил ее по плечу. – И… слушай, Ир, давай все-таки поедим? – чуть ли не жалобно поглядев на нее, Андрей стянул самую вкусную часть горячего хлеба: горбушку.
Но ужин все-таки пришлось разогреть. Потом они вместе мирно мыли посуду. После этого Андрей потянул ее к себе за руку и положил ей кольцо на ладонь.
– Красивое, очень, – Ира смутившись, не смогла найти слов. Он поймал ее губы…
Потом он очень быстро заснул, а она смотрела на него, спящего. Разглядывая его, она впитывала в себя любимые черты: красивый рот, маленькая родинка у него на виске, ресницы, трогательные, как у мальчишки. Внезапно Андрей глухо застонал и повернулся на бок. Обнажая его, съехало одеяло. «Опять гематома. Будет синяк, – Ира, вздохнув, осторожно положила ладонь на его бедро. – И так после каждой командировки, в которую его отправляет Домбровский». Словно услышав ее, Исаев во сне перехватил ее руку. Она осторожно высвободила свои пальцы и укрыла его: «Спи». Он так и не проснулся, а она продолжала смотреть на него. Теперь она вспоминала…
Ей было семнадцать. В том году она закончила школу. Медалистка и умница, обласканная вниманием одноклассников и учителей. Признанная enfant terrible района и длинноногая мисс Мечта, обожающая расхаживать летом в объемных тонких свитерах, вельветовых шортах и с достающим почти до середины бедра хвостом того изумительного пепельного оттенка, который бывает только у натуральных блондинок. И рядом с ней – Митя. Они жили во одном дворе, дома стояли напротив. Ира и Митя – почти всегда вместе и почти всюду рядом. Нет, влюбленности к нему у нее не было. Зато были хорошие отношения, общие интересы и понимание, что им просто нельзя расставаться. Сила привычки и чувство локтя, ведь они на одной волне. Да она, если вдуматься, и не верила в это терпкое и смешное «люблюнимагу». Она с подросткового возраста была слишком рациональна, чтобы верить в безумную страсть, острые чувства, неимоверные душевные муки – или ждать, что однажды с ней это случится…
Все началось (нет, это даже забавно!), когда ее бабушка – мать отца, которая подрабатывала репетиторством, предупредила ее:
– Ириска, ко мне сегодня на урок один мальчик придет. И я тебя очень прошу, не… как ты там выражаешься? Ах да… Не прикалывайся над ним в этом вашем с Митей фирменном стиле.
– Ладно, не буду, – и она усмехнулась.
А потом появился ОН. Вернее, он ворвался в ее жизнь стремительно. Вихрь в серой футболке с дурацким принтом и потертых джинсах. Высокий рост, худощавое тело и классически-правильное лицо ранимого, умного и доброго мальчика. Лицо интеллектуала, сорванца и юного Казановы, каким тот был, наверное, в свои неполные четырнадцать лет. Лицо будущего мужчины, который станет обворожительным. Она замерла, разглядывая его. Он с любопытством посмотрел на ее заколку из резинки, пропущенной в гнезда большой красной пуговицы (ее творчество), фыркнул и вдруг тихо сказал:
– Ну привет, Красная Шапочка.
– Ага, привет Серый Волк, – почти сразу нашлась она.
А он ей добавил, засадив в нее чем-то удивительно остроумным о внучках, пирожках и о бабушках. Она тогда сразу почувствовала эту его позицию «я всегда сверху» и сцепилась с ним. Слово за слово. Укол за порез. В какой-то момент она ощутила, что уже не на шутку заводится. Она никак понять не могла, откуда в этом мальчишке такая спокойная уверенность в себе и… и раздражающее притяжение? В конце концов она влепила ему бронебойным из всех бортовых и попрощалась:
– Вали.
Она сделала шаг от него, а он рывком развернул ее к себе за плечо, обнял ладонями ее лицо и поцеловал. И – всё.
И было терпко, болезненно, сладко и остро – так, что ночью она долго лежала без сна и, свернувшись в калачик, трогала губы пальцами. Андрей не знал, что это был ее первый настоящий поцелуй. Хотя, казалось бы, юная девушка и рано выросший мальчик – что может быть проще этого? Но это ОНА была на четыре года старше его. С этого дня, пытаясь прийти в себя, она стала его избегать. А он – совершенно по-взрослому за ней ухаживать. Он приносил ей шоколадки – те самые «Hersheys KISSES», которые сначала были в продаже, потом вдруг исчезли, но очень нравились ей. Он, смеясь, вручал ей цветы и какие-то редкие фотоальбомы, которые она хотела посмотреть, но не могла достать. Не взирая на ее постоянное «нет», он приглашал ее к себе в школу, в кино и звал в свою компанию. Уверенность в себе и постоянный мягкий напор – вот чем он брал ее. Он приучал ее к себе. Он замыкал ее на себе. Он ее приручал.
Много позже она поймет: просто Андрей всегда видел в ней женщину. Ту, которую надо защищать и беречь. Ту, за которую стоит сражаться. Ту, за которую он был готов отдать все, чем дорожил в этой жизни.
Но тогда она этого не поняла и однажды почти жалобно попросила:
– Я тебя очень прошу, отстань от меня. Я тебя старше.
В его глазах зажглись ироничные огоньки. Тем не менее, он преспокойно кивнул:
– Ничего, я тебя подожду.
Для нее это прозвучало как: «Я подожду, когда ТЫ наконец вырастешь».
И тут она всё про него поняла…
– Исаев, – она покусала губу, – скажи, тебя девочки никогда бросали?
– Нет, никогда, – честно ответил он.
– Ну тогда я буду первой.
И она стала ею. Ее пугало то, что она к нему чувствовала. С одной стороны, душевные муки, влечение и выворачивающая наизнанку тоска, когда тебе не хватает его так, что впору на стену лезть и волком выть, лишь бы увидеть его. А с другой стороны, нормы общества, мораль и мнение социума. То, другое, было верным и правильным, и она отрезала его от себя. Глобально, жестоко, резко и жестко она загородилась от Андрея молчанием, институтом и банальнейшим и очень несложным романом с Митей.
Но влюбленность так никуда и не ушла. Поняв, ЧТО она тогда сделала и что, хуже того, продолжает после этого крутить с Митей роман, ушел Андрей.
Иногда до нее докатывались слухи о нем: «Снова с кем-то встречается… Уехал на сборы в Италию… Неплохо играет в шахматы и собирается на юрфак в МГИМО».
А потом у Андрея умер отец. Она узнала это от Мити и полетела – к НЕМУ. Жалость, сочувствие, сострадание и тайное, скрываемое ею от всех желание просто увидеть его. Она поймала его у парка, мимо которого он ходил в институт. Казалось, Андрей ей обрадовался: она поняла это по тому, как вспыхнули его глаза, обведенные черными кругами беды. А он заглянул ей в лицо и вдруг холодно отстранился.
– Андрей?!
– Мне не нужна твоя жалость.
– Ч-что? – растерялась она.
– Хорошо, Ир, – Исаев вздохнул, – объясню тебе проще. Ты мне не сестра, не мать Тереза и не бесполый друг. И от этой позиции я не отступлюсь.
– Но…
Он покачал головой и ушел. На ее новый окрик он даже не обернулся. И снова перерыв – уже на года. В то время в ее голове постоянно всплывал один и тот же вопрос: «Почему он повел себя так?»
Много позже, став старше, она поймет: женская жалость разрушает подобных мужчин. Он любил ее, и ее жалость была для него хуже презрения.
А пока Андрей придет в «Альфу», и она будет следить за его взлетами и успехами со стороны. Затем Исаев в очередной раз попытается до нее донести, что то, за что она держится – их четырехлетняя разница в возрасте – это миф, глупость и блеф и что «дружить» с ней, как хочет она, он никогда не будет. На это она опять скажет ему: «Нет», а заодно, напомнит ему о своих отношениях с Митей. Ведь в двадцать плюс эта разница в возрасте с НИМ кажется тебе чудовищной. На что Андрей ответит:
– Ир, я тебя ОЧЕНЬ люблю, но я никогда не стану сталкером и не буду прошибать лбом твои стены. Ты у нас не безвольная и глупая девочка и все решаешь сама. Вот и реши, кто я для тебя. Только себя не обманывай.
С этими словами он закрыл за собой дверь, а она замкнулась в себе. Затем Митя, устав от этого их вечного треугольника, предложит им пожениться:
– Ир, я люблю тебя. Выходи за меня замуж?
Она тогда не сказала ему: «Да», но и «нет» ему она не сказала. Хотя ей давно было ясно: она не сможет любить его, ей нужен Андрей, а значит, она и Митя обречены. Но для Андрея она и Митя все еще будут вместе.
И вот тогда случится то, что приведет Исаева в Интерпол. То, о чем долгое время знали только Фадеев, Мари-Энн и Домбровский.
У Андрея, которому тогда было немногим за двадцать, возникла связь с замужней женщиной. Однодневный роман, когда люди просто не интересуются прошлым другого – тем самым прошлым, у которого есть грехи и очень длинные тени. Одноразовая, случайная связь без любви и обман взрослой женщины. Связь умерла сама собой – за нее никто не держался, но через девять месяцев родилась девочка. ЕГО первенец. Его дочь. В оправдание Исаева можно только сказать, что женщина почти сразу уехала из страны, ее новый избранник принял девочку и не хотел, чтобы та считала отцом Андрея. Так возник сговор троих – двоих мужчин и одной женщины, решивших хранить покой ребенка. Любил ли Андрей свою дочь? Скучал ли по ней? Держал ли хотя бы раз на руках? Об этом Ира не знала. Но за то, что произойдет после, она будет винить только себя. Если бы она тогда, в свои двадцать плюс доверилась чувствам, осталась с Андреем, а не наглядно демонстрировала ему свой роман с Митей, ничего этого не было бы.
Но это было. И однажды эта женщина вместе с ребенком вернулась в Москву, и из прошлого выступила темная длинная тень. Бывший муж этой женщины, отверженный ею и брошенный, в своё время подвизался в определенных российских службах, работал по наркотрафику – и подсел. Наркозависимость вылилась в увольнение, срок и лечение. Но наркоманы, когда-то державшие в руках власть и оружие, практически никогда не соскальзывают, и наркозависимость перешла в одержимость и психические отклонения. Этот мужчина продолжал искать «свою» женщину и выследил ее. Увидев трехлетнюю девочку, которую его бывшая вела за руку, он понял, чем ее наказать. Он выкрал ребенка, но мишенью должна была стать именно женщина. И эта женщина позвонила Андрею:
– Найди нашу дочь! Ты знаешь, почему я не могу обратиться в полицию.
Андрей искал свою дочь и нашел. О том, что случилось после, Ире расскажет Митя:
– Исаев в больнице. Пулевое ранение. И… Ир, крепись. Есть опасность, что он не выживет.
Она тогда чуть не сошла с ума. В больницу она и Митя поехали сразу. Она хотела сдать кровь – у них с Андреем одна группа и один резус-фактор. Она совала деньги врачам, чтобы остаться в больнице – кем угодно, хоть медсестрой, хоть нянечкой, лишь бы быть ближе к нему. Но ей отказали:
– У нас, простите, не частный сектор, а ведомственная клиника при МВД.
Она сидела перед операционной в приемном покое, а Митя держал ее за руку. Они уехали только на ночь, а утром вернулись в больницу. И так – четыре дня. А на утро пятого ей сказали, что Исаев пришел в сознание и попросил никого к нему не пускать.
– Пойдем. Он не хочет видеть тебя. – Митя устало поднялся со стула, на котором сидел, и покосился на часы на стене: – Ир, ты прости, но скоро суд над отцом. И мне надо туда успеть.
И был суд, где ответчиком выступал отец Мити – тот самый дядь Саша Фадеев, который убил за Исаева, когда нелюдь, растерзавший ребенка, поднял «глок», чтобы контрольным добить Андрея. А потом у Иры и дядь Саши состоялся долгий и мучительный разговор.
Они сидели в его кабинете.
– Детка, я хочу, чтобы ты кое-что поняла, – Фадеев внимательно посмотрел на нее. – Как бы я ни любил своего сына и как бы я ни хотел видеть тебя в нашей семье, я отдаю себе отчет в том, кому принадлежит твое сердце. Но я также хочу, чтобы ты знала о том, с чем однажды столкнешься, если ты все-таки выберешь жизнь с Андреем.
А ее вдруг накрыли образы…
Темный полуподвал. Два искалеченных тела. Вдох умирающей девочки и ее остекленевшие серые глаза. И душераздирающий, пронзительный, нечеловеческий вой молодого мужчины, когда он понял: заслоняя собой ребенка, он никого не убил. Но кто из-за этого умер сейчас на его руках?
– Андрей себе этого никогда не простит, – и Ира горько заплакала.
– Нет, детка, не так. – Фадеев аккуратно взял ее руки в свои. – Андрей никогда себе не простит, что однажды он сделал неправильный выбор. По натуре Андрей не убийца. Но есть вещи, которые будут теперь жить в его подсознании. Это как кровавый след. И Андрей будет идти по этому следу, возвращаться к нему снова и снова. Но как бы он сейчас ни тосковал по тебе, он пройдет по нему один. В этом нет чуда спасения. Чудо спасения заключается в том, что, а, вернее, если человек, видевший смерть своего ребенка и винивший за это себя, не утратит человеческих качеств. Это сложно. Это как темная сторона луны, но отныне она станет частью Андрея. И если вдруг наступит день, когда он должен будет снова выбирать между тем, кому он оставит жизнь, и тем человеком, кто будет вынужден из-за этого умереть, то он убьет. В этот день он станет убийцей, как многие люди в нашей профессии. И я хочу, чтобы ты это осознавала.
А ей стало по-настоящему страшно. Андрей, любящий жизнь – и убийца? Нет, никогда. Это дико, немыслимо. Это просто несовместимо.
Если бы она знала, как Фадеев в ту секунду глядел на нее. С удивлением. Ни скорби, ни боли на нежном женском лице, лишь выражение искреннего неверия, а потом – такое же непреклонное, как у Андрея, когда тот на все его увещевания по поводу Иры однажды ему ответил:
– Вы ничего о нас не знаете. Из семи миллиардов людей на этой земле я бы выбрал только ее, как и она – меня. Но я живу с пониманием этого, а она пока не готова это принять.
«Две стороны одной души», – Фадеев вздохнул, понимая, что в ближайшие дни, если не часы, эта молодая, хрупкая, незаурядная внешне женщина раз и навсегда разорвет роман с его сыном и сделает то, что могут очень немногие люди: она будет или с тем, кого она любит, или вообще ни с кем, чем обречет себя на одиночество.
Но Ира тогда не собиралась копаться в значении взгляда Фадеева. Она всего лишь пыталась остаться вежливой с ним. И она, откинувшись на спинку стула, учтиво осведомилась:
– И что же вы мне предлагаете?
– Как что? – Фадеев пожал плечами. – Жить.
– Жить? – поразилась она. – Как можно жить и, ничего не делая, ждать, когда Андрей станет убийцей? Или… – она вгляделась в его лицо и кивнула. – Я поняла. Вы считаете, у меня с Андреем нет общего будущего.
– Детка, – мягко напомнил Фадеев, – я сказал тебе: «Жить», а не ждать. Я не знаю, как в дальнейшем сложится ваша жизнь. Но если Андрей сумеет смириться со своей темной стороной, то он к тебе вернется.
Фадеев оказался прав. Исаев вернулся к ней, пройдя свой кровавый след до конца. Он пришел за ней, когда они уже стали взрослыми. Но, увидев его, Ира даже не удивилась. Андрей засмеялся, заговорил, и она вдруг почувствовала себя так, словно окунулась в юность. Дом, теплое солнце и глаза смеющегося мальчишки… То самое чувство, когда ты переносишься в те места, где был по-настоящему счастлив. И все-таки кое-чем Исаев ее удивил. Он стал ощутимее старше ее, и иногда в его поведении и словах проскальзывало что-то такое… проницательность, когда ты с ним, как на детекторе лжи. Его мгновенная реакция и постоянный контроль над эмоциями.
И он никогда не рассказывал ей о том, что пережил после смерти дочери. Свои грехи Исаев всегда замаливал сам. Ее же он защищал и берег от мира, в котором жил и видел по-настоящему страшные и грязные вещи. Их роман развивался бурно, стремительно, и она сдалась. И больше не оглядываясь на мнение тех, кто ничего о них не знал, она осталась с Андреем.
Но иногда, когда он ночью вот так же стонал во сне, она спрашивала у себя, что было бы лучше: жить свободной и без него – или жить, зная о том, что однажды произойдет?
Но она никогда без него не могла. А он? Мог бы он жить без нее? Но он мог – и он так жил, делая в МВД и Интерполе то, что нужно, что должен. За последние семь лет – ни одного поражения, ни одного проигранного дела, ни одного провала.
Впрочем, она тоже давно не обманывалась на его счет. За эти годы Андрей стал не только отличным розыскником, но, как служащий определенных структур российских спецслужб, имел негласную лицензию на убийство. И эти длинные пальцы могли не только нежно и долго ласкать женское тело, но и за долю секунды хладнокровно перекрыть дыхательные пути, раздробить позвонки или разорвать сухожилие. Боевое ударное искусство убийства – айкидо ёсинкан. От традиционного айкидо оно отличается тем, что всего один удар может привести к смерти противника. Когда-то давно, когда Андрей еще только-только получал свой первый дан, он вроде бы в шутку обучил ее и Алекса паре относительно безопасных приемов. И, может, поэтому миловидный чех смог противостоять насилию в той страшной тюрьме, куда завтра собирался съездить Исаев?
У Иры не было таких кинетических способностей читать людей, как у Андрея, но в этот момент она с оглушительной ясностью поняла: независимо от того, какие отношения будут у Андрея с Домбровским, Исаев будет искать его дочь и он найдет ее. В память о той, кого он не смог сберечь и спасти, он защитит эту. Кровавый след… Извечное, человеческое искупление ТОЙ вины. Вот почему Андрея когда-то взяла в Интерпол Мари-Энн. Вот почему его выбрал Домбровский.
Ира вздрогнула. Интуиция кричала ей, что очень скоро случится то, чего она боялась больше всего, и Андрей окажется перед выбором.
«Ты пока никого не убил? Но кто тогда останется умирать на твоих руках?»
И – что тогда? Что она выберет?
– Я люблю тебя, – Ира обняла его и прижалась к нему. На ее безымянном пальце заиграл синими бликами темный камень кольца. К черту всех – она его приняла. Она сказала Андрею: «Да», прекрасно отдавая себе отчет, ЧТО за этим стоит. Быть со своим мужчиной – до конца. В здравии и в болезни. В жизни и в смерти. А значит, независимо от того, что дальше произойдет, она никогда его не предаст и останется с ним.
Совпадающие части головоломки. Идеальные грани одной монеты. Две стороны души.
***
Потом Ира заснула. И ни она, ни Андрей не увидели, как мимо их дома хрупкой и длинной тенью прошла девушка, одетая в джинсы и худи. Лицо девушки закрывал капюшон. На минуту девчонка остановилась, задрала голову, посмотрела на окна их квартиры. На ее губах мелькнула улыбка. Сделав рукой легкий жест, словно желая им счастья, девушка отправилась к дому Исаева. На часах было семь утра. И теперь ей оставалось лишь ждать.
Это была прилетевшая из Лозанны в Москву Лиза Домбровская.
