Возвращение

© Анна Александрова, 2020

ISBN 978-5-0050-7218-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Дорогой мой друг, или редактор, или (дай Бог) просто читатель, прежде чем ты начнешь вникать в строки моей повести, хочу честно признаться, что идея сей книги не совсем моя заслуга. Я позаимствовала её из странных записок доставшихся мне вместе с квартирой, которую я снимала в студенческую пору своей жизни. Записки эти представляют собой что-то вроде дневниковых заметок, мыслей и даже зарисовок, занесенных в простенький желтый блокнот. Поддавшись девичьему любопытству, я прочитала то, что однозначно не предназначалось моему глазу. Уже не помню, что я почувствовала тогда, впервые прочитав этот странный дневник – удивление, любопытство? Не помню. Тогда я сочла, что это бред сумасшедшего, сейчас же мне думается, что это мог написать какой-нибудь начинающий автор вроде меня. Хотя, кто знает, может быть, все это происходило на самом деле ….

Кстати, мои недавние попытки найти хозяина блокнота закончились ничем. Женщина, сдававшая мне квартиру, тетрадку не узнала, на мои вопросы отвечала неохотно, сказав, что и меня-то не помнит, а уж кто там снимал у неё квартиру до меня и подавно.

Так или иначе, желтый блокнот достался мне, и я использовала его содержимое в своих творческих потугах, описав эту небольшую, но надеюсь интересную историю. Справедливости ради, надо отметить, что я приложила немало сил, чтобы превратить сумбурные записки в то, что теперь можно смело назвать книгой. Надеюсь, что книга вам понравится, а если вдруг, случится так, что вы узнаете в героях себя, прошу не судить строго за тот финал, который я додумала сама.

Глава 1. Конец котенку!

Дежавю какое-то… показалось, что я уже третий раз подряд вижу один и тот же знак по ограничению скорости. Что за чушь!!? Ведь не было же раньше! Понаставят знаков на ровном месте, а потом штрафуют водителей за здрасти живешь! Откуда он здесь? Я взглянул на спидометр – 120 км/ч. Да ну его! Лишь бы не опоздать. Марина сказала, что это важно, и я обещал быть вовремя. А ведь это действительно важно, очень важно… я улыбнулся и прибавил газу.

Я заметил его слишком поздно. Он быстро несся через дорогу, вытаращив свои жёлтые глазищи. Я дернул руль, машина выскочила на встречную полосу. Впереди мелькнуло что-то большое и грязное. Кажется, это был грузовик. Я резко дал по тормозам, машину понесло, запахло жженой резиной. И рядом, совсем рядом я увидел огромные от ужаса те самые глаза. «Конец котенку!» – пронеслось в моей голове. Мерзкий до дрожи скрежет металла… и темнота.

Глава 2. Внучек

В глаза ударил яркий, обжигающий свет, он проникал в мой мозг, в тело, в душу. Я зажмурился.

– Он приходит в сознание! – прозвучал приятный женский голос.

А вслед за ним весьма неприятный мужской:

– Кровотечение не останавливается. Еще тампон. Давление проверьте!

– Падает.

Я снова провалился в темноту. И снова свет, на этот раз мягкий, успокаивающий. Он струился издалека ровным голубоватым свечением. Я не видел, что было вокруг, я видел только этот свет, который притягивал меня к себе. Он становился все ближе и ближе, окатывая меня волнами невероятно приятной дрожи и, наконец, свет поглотил меня всего. И уже в следующую секунду я увидел, что стою на зеленой траве, у ног моих течет ручей, а над головой ясное синее небо, отливающее тем самым волшебным свечением.

Мне не было страшно, но было тревожно. Я огляделся – вокруг никого, лишь мохнатые пчелы жужжали над голубыми васильками, да чуть поодаль шуршало листьями большое черное дерево.

– Ну, здравствуй внучек, – услышал я такой знакомый, но давно забытый голос. – Как добрался?

Я обернулся, совсем рядом со мной, на другой стороне ручья стояла она – моя бабушка.

Бабуля умерла, когда мне было лет десять, но я хорошо её помнил, потому что любил очень сильно. Однажды она даже спасла мне жизнь, когда я чуть не утонул в нашей деревенской речушке.

– Бабушка …. Господи, я что умер? – прошептал я сдавленным голосом.

– Выходит, что так, – улыбнулась старушка. – Да ты не бойся, внучек, земная смерть это еще не конец. А у тебя так все только еще начинается. Иди сюда, давай руку.

Я стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу и часто мигая. «Галлюцинации», – подумал я, – «с наркозом, наверное, переборщили».

– Никакая я не галлюцинация, – чуть обижено сказала бабуля, – ну же, давай!

Я протянул ей руку и прыгнул через ручей. Но ноги мои коснулись не зеленой травы, а гладкого белого пола. Я вдруг обнаружил, что стою посреди какой-то фантастически-футуристической комнаты, держа за руку свою давно умершую бабушку. Внутри меня что-то закрутилось, заурчало, зашевелилось. Так шевелилась душа, в которой вскипали воспоминания чего-то далекого и в то же время родного. То были не образные воспоминания, не картинки из прошлого, но какие-то смутные ощущения, чувства, не поддающиеся описанию. Показалось вдруг, что я вновь стал ребенком, что бабушка моя на самом деле жива, а вся взрослая жизнь лишь приснилась мне. То был хороший сон, но все же сон. А вот сейчас я, наконец, проснулся и с детским любопытством рассматриваю комнату, в которой так внезапно очутился. Причем сам факт такой необычной телепортации меня, почему-то, нисколько не удивлял.

Комната была практически пустой, лишь в самом центре стояли два белоснежных кресла. Стены, потолок и пол, казалось, светились изнутри. А они и светились, вернее, светили, да так, что в комнате не было ни одной тени.

Бабушка погладила меня своей теплой мягкой ладошкой, поправила растрепавшиеся волосы и снова улыбнулась:

– Деточка ты моя, страшно тебе? Ты здесь в первый раз, потому и растерян. Я сейчас все покажу, расскажу, всё поймешь.

Я все ещё не верил в то, что вижу, но мысли мои и чувства были ясными, а всё происходящее хоть и казалось абсурдным, но и на сон никак не походило. Я стал понемногу приходить в себя:

– Экскурсия по загробному миру? – попытался пошутить я. – А как же тапочки на входе, и табличка «Руками не трогать»?

– Да можешь трогать, я не против, и вопросы можешь задавать. У нас еще много времени, все успеем.

– А могли бы и не успеть? Ведь если я умер, то и торопиться некуда, я теперь здесь навсегда… разве нет?

– Нет, Солнышко, ты вернешься на землю, но уже другим. Ты заново родишься, проживешь новую жизнь, а когда умрешь, снова попадешь сюда, вот в эту самую комнату. Мы называем её «Приемной». Сюда все прибывают для подведения итогов, а потом вновь возвращаются в мир. Чтобы остаться здесь навсегда надо сделать либо очень много добра, либо очень много зла. Вот смотри!

Бабушка жестом пригласила меня сесть в одно из кресел, сама села в другое. Она щелкнула пальцами, и прямо перед нами в воздухе повис мерцающий белый экран прямоугольной формы. Снова щелчок и я увидел свою маму, совсем молодую, на руках у неё кричал младенец. Наверное, это был я.

– Здесь записана вся твоя жизнь, все, что ты сделал – все хорошее и все плохое. Посмотри, какое ты был чудо, – засмеялась бабушка, показывая на экран.

Я увидел себя в трехлетнем возрасте, в песочнице и рядом с какой-то девчушкой. Девочка рыдала взахлёб, держась за ушибленную коленку. Ни родная мать, ни собравшийся вокруг целый совет молодых мамаш не могли её успокоить. И тогда трехлетний Я подошел к ней, обнял крепко, чмокнул в нос и отдал свой любимый пистолетик. На этом трогательном кадре изображение остановилось.

– Это было твое первое сознательное доброе дело, – сказала бабушка, четко выговаривая каждое слово, отчего её речь стала звучать торжественно. – Ты проявил сочувствие и сострадание к ближнему. С этого момента открылся твой счет.

– Счет?

– Да, за каждое доброе дело тебе записывалось определенное количество баллов, за каждый дурной поступок баллы списывались, – бабуля вновь перешла на свой привычный деревенский говор. – Вот, например, за это сострадание ты получил четыре очка. А вот за этот проступок с тебя списали двадцать, – бабушка снова кивнула на экран.

Волшебный прямоугольник уже показывал ватагу мальчишек лет шести-семи, среди них был и я. Мальчишки собрались в кружок и разглядывали что-то лежащее на земле. Это был большой усатый жук, вернее то, что от него осталось. Усы и лапки жука лежали в спичечном коробке, зажатом в моих детских руках. А вот тело жука дергалось и крутилось на раскаленном асфальте, вызывая у нас какой-то щенячий восторг.

Бабушка взмахнула рукой, и изображение исчезло:

– Любая жизнь, даже жизнь бестолкового жука – это бесценный дар Божий, никто не вправе отнимать её, тем более таким варварским способом, – бабушка внимательно посмотрела на меня. – Постарайся запомнить это на будущее.

Потом мы разбирали всю мою жизнь на кадры, события, поступки. Там было всё – и то, как я украл у отца стольник из бумажника, и то, как уступил в трамвае место какой-то старушке, и пьяные драки, и подаяния нищим. Кадры из жизни прокручивались снова и снова – вот злой поступок, вот хороший, вот моя первая любовь, друзья, работа. И жизнь закончилась.

Бабушка щелкнула пальцами и экран исчез:

– Ну что же, хорошую жизнь прожил, добра в ней больше чем зла, ты набрал 563 балла. Молодец! – ласково сказала бабушка. – Когда встретимся в следующий раз, эти баллы сложатся с итогом твоей следующей жизни.

Какое-то время я молча смотрел в пустоту, на то место где висел экран. Отдельные моменты вновь и вновь проплывали перед моими глазами. Как много всего было! Я и не думал, что за свою короткую жизнь я успел натворить столько бед. Но бабушка права, добра было больше. Я улыбнулся этой мысли и уже с азартом спросил:

– А каков итог моей прошлой жизни? Она вообще была?

– Нет, ты новенький, – улыбнулась бабушка. – Мир развивается, становится лучше. Людей становится больше, им нужны новые души, вот Господь их и создает. Так что прошлых жизней у тебя нет, есть только будущие.

– А где он?

– Кто?

– Господь… Ну, Бог. Где он?

– Он везде.

– Да уж… всеобъемлющий ответ, – усмехнулся я, – а поточнее?

– А точнее и не скажешь, внучек. Он действительно везде. Мы не видим Его, но чувствуем, мы всегда знаем, что Он хочет от нас. Просто знаем и всё.

– Что-то я не чувствовал… когда жил, да и вообще в Бога то я не особо верил, – произнес я, растерянно почесав затылок. А, сказав, тут же прикусил язык, испугавшись, что гнев Господен немедленно постигнет меня за столь дерзкие слова. Я воровато огляделся и поспешил добавить. – Кстати, крестик твой я носил… ношу, ну тот, который ты мне подарила тогда… после того случая, помнишь?

– Помню, – снова улыбнулась бабушка. – Но я говорю тебе не о живущих душах, а об ангелах. Это ангелы видят и слышат Бога, а люди, к сожалению, глухи к голосу Всевышнего.

– А-а-а, – протянул я. – Ангелы… ты тоже ангел?

– Ангелы, это люди, прожившие добрые жизни. Вот проведешь ты свою следующую жизнь по законам Божьим, наберешь мильон баллов и тоже станешь ангелом, останешься здесь навсегда. У нас тут хорошо, и скучать не приходится – кто-то работает здесь в Раю, встречает вновь прибывших. Другие становятся ангелами-хранителями и сопровождают души живущих на земле. Ведь в тот самый раз… это тебя твой ангел от гибели уберег. Он, кстати, сейчас на собрании, я тебя позже с ним познакомлю.

– Знаешь, бабуль, странно это все как-то. Ангел на собрании, личный счет – прям как в банке, телевизор этот! А где же облака, где дяди с длинными бородами и крыльями? Где, в конце-концов, твой нимб?!!

Бабушка мягко и по-доброму засмеялась:

– Ну, если хочешь нимб, то вот тебе, – она щелкнула пальцами, и над её головой зажглось голубоватое свечение. – А вообще всего этого нет. Земные религии имеют немного искаженное представление о нашем мире. А здесь всегда все было так как сейчас. И кстати, многие человеческие изобретения – это результат пребывания здесь. С каждым новым рождением человек забывает и свою прошлую жизнь, и эту комнату, и Рай. Но часть души всё же помнит какие-то образы, видения. А потом самые талантливые воспроизводят их на земле… как умеют, – бабушка тяжело вздохнула. – Хотя многие чудеса прогресса не имеют к нам никакого отношения.

– О чем это ты?

– Оружие… наркотики… до этого люди как-то сами додумались.

– И куда же тогда смотрит Бог? – позволил я себе легкую иронию. – Почему он не остановит этот «прогресс».

– Видишь ли, мы не можем вмешиваться в ваши жизни на земле, не можем заставить или запретить. Выбор всегда остается за человеком. Мы можем лишь подсказать, направить в нужном направлении, да и то лишь в том случае, если человек хочет этой помощи от Всевышнего. Ну, что-то мы тут засиделись, я думаю пора пройтись.

Бабушка встала с кресла, и белая комната тут же исчезла. Мы оказались опять на той самой поляне, откуда я и начал свое знакомство с загробным миром. Только, казалось, что уже наступает вечер, так как небо было окрашено в розовые и оранжевые цвета. Даже трава казалась розовой. И это было невероятно красиво.

Я вдохнул полной грудью этот оранжево-розовый воздух. Душе моей было хорошо, но меня не оставляло ощущение, что я что-то забыл. И это что-то было очень-очень важным. Я напрягся, пытаясь восстановить в памяти утерянный фрагмент, но невероятное райское блаженство, охватившее меня, отодвинуло в сторону все тревожные мысли. «Подумаю об этом завтра», – решил я, и тут же улыбнулся. – «Прямо Скарлетт О`Хара какая-то!». Удивительно – я умер, я встретил свою умершую бабушку, я узнал, как устроен загробный мир, но я был спокоен. Не было ни страха, ни паники. Вот уж не думал, что умирать так приятно. Это был действительно Рай.

Мы шли с моей бабулей под закатным небом и молчали. Я вспоминал приятные моменты, увиденные мною на экране, щурил глаза на розовое солнышко и улыбался сам себе. В конце концов, я прервал тишину, задав возникший в моей голове вопрос:

– Так сколько ты говоришь надо набрать, чтобы здесь навсегда остаться?

– Ровно один мильон, внучек, ровно один…

– Да уж, не мало. Это же сколько жизней прожить придется?

– У всех по-разному. Кто-то и за одну справиться может, а кто-то так и живет испокон веков – ни добра, ни зла не делая. Так и живут.

– Бабуль, а как же эти… грешники – маньяки, убийцы? Они тоже потом перерождаются?

– Перерождаются, внучек, так и есть. Им в новой жизни шанс дается исправить всё. Но если опять грешат, и безбожничают, то в Аду томятся. В общем, как только душа человеческая набирает минус один миллион за грехи свои, так сразу в Ад и попадает.

– Ого… а ты Ад видела? Там, что и дьявол есть?

– Нет, солнышко, дьявола нет, есть только Бог. Дьявола человек себе в оправдание придумал. Что, дескать, искуситель, подстрекатель… Человек сам выбирает, что делать, а что нет.

– А как же ад без черта? Или там тоже все по последнему слову техники? – никак не мог отстать я от бабушки, уж очень меня заинтересовало, как же выглядит «геенна огненная».

– Так давай сам и посмотришь. Ад как раз вон за тем деревом, мы к нему и идем.

Шагах в ста от нас стояло огромное дерево, ствол его был черным и пористым, а широкие, темно-зеленые листья таинственно шуршали на ветру. Дерево, как дерево, ничего страшного в нем не было, да и за ним ничего не было – все та же трава, васильки, да небо. Но чем ближе мы к нему подходили, тем темнее становилось небо, по земле пополз холодный белый туман, яркие краски поляны потускнели и расплылись в его сырости. Шум листвы казался теперь зловещим и даже злобным. Мне стало не по себе.

Когда мы, наконец-то приблизились к дереву вплотную, я вообще перестал видеть и небо и землю. Вокруг был один туман, да дерево это давило на психику своей огромной черной массой.

Бабушка сжала мою руку, подтолкнула меня вперед и, указав пальцем за дерево, тихо сказала:

– Вон они, видишь… качаются на ветру.

Сначала я ничего не видел кроме клубов тумана плавающих в воздухе, а потом стал различать какие-то тени, шатающиеся из стороны в сторону. Они были похожи на водоросли, растущие из земли. Их было много, очень много. Они стояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки и молчали. Они не были похожи на людей – просто тени.

– Они нас видят? – спросил я шепотом.

– Нет, они ничего не видят кроме тумана и слышат только шум Адова дерева. Они навечно теперь обречены вот так стоять. Даже друг друга не видят. Все что им остается это думать о своих грехах.

Мне стало холодно. Этот вариант небесной тюрьмы нагнал на меня тоску. Опять захотелось вспомнить что-то важное, о чем я забыл. Я повернулся к бабушке и сказал:

– Пойдем отсюда. Я уже увидел, то что хотел. Думаю, с меня хватит.

– Пойдем, дорогой. Тем более, что хранитель твой, наверное, уже освободился, познакомиться надо бы.

Мы развернулись и пошли в обратном направлении. Туман стал быстро рассеиваться, вновь показалось небо и первые звезды на нем, стало тепло. Я оглянулся. Дерево по-прежнему стояло посреди поляны и тихо шелестело нам вслед.

Какое-то время мы шли молча, я силился вспомнить то, о чем забыл, и никак не мог. Однако вскоре я вновь отвлекся на красоту, окружавшую меня со всех сторон. Запахло морем, и, действительно, поднявшись на пригорок, я увидел впереди воду. Это был маленький уютный залив, с песчаным пляжем и длинным деревянным пирсом. Луны на небе не было, только звезды, но все равно было светло, и я видел, что к пирсу привязана лодка, а на самом его краю сидит человек.

– Вот и он, твой хранитель, – сказала бабушка, – пойдем скорее, уж заждался нас, поди.

Мы прибавили шаг. Удивительно, но бабуля шла со мной наравне, нисколько не запыхавшись и не устав. А ведь на вид ей было все те же 70 лет. Она была точно такой, какой я её помнил – добрые серые глаза, окруженные сеточкой мелких морщин, седые волосы, собранные на затылке в пучок и прихваченные сверху цветной косынкой. Одета она была в старомодненький синий костюмчик – юбка и пиджак, а под ним цветная блузка. Бабушка одевала этот костюм по праздникам. В последние годы бабуля ходила с простенькой деревянной палочкой, но сейчас её не было. Она проворно передвигалась, делая мелкие, но быстрые шаги, время от времени бормоча что-то про себя.

Мы подошли к причалу, человек сидящий на его краю был очень худощав, под широкой явно не по размеру большой курткой угадывалось совсем худенькие плечи. Он оглянулся, когда мы загромыхали по старым деревяшкам пирса, и я увидел, что это была она. Это была девочка-подросток, лет двенадцати, с огромными темными глазами и короткой стрижкой. Волосы её были растрепаны, на носу краснела царапина. Девочка широко улыбнулась и быстро встала нам на встречу.

– Меня хранил ребенок?!! – искреннее удивился я. – Немудрено, что я умер в тридцать лет!

– Сам виноват! – обиделась девчонка. – Я тебе знак по скорости три раза показывала. И вообще, я, между прочим, один раз аж до 101 года дожила, и в гражданскую троих из горящего дома вытащила. Вот!

Бабушка прервала её тираду, нежно приобняв и поцеловав в лоб.

– Это Лиля, – сказала она. – Твоя первая жизнь – её первый опыт хранителя, так что не серчай, – бабушка ласково погладила девчонку по голове. – А образ свой она сама выбрала.

В этот момент я увидел те самые жёлтые глаза, выглядывающие из-под ворота рыбацкой куртки. Причина Лилиной царапины и… моей смерти… мяукала в её тоненьких руках. Это был тот самый котёнок.

– А вот и смерть моя, – сказал я мрачно. – Уж что-то ты не очень страшная.

Лиля прижала котенка к себе и прикрыла курткой:

– Он не виноват. Он и сам испугался, – заступилась она за котенка.

– Да, ладно… верю, – усмехнулся я, отодвигая ворот куртки и разглядывая это пушистое чудовище. – Хочу ему в глаза посмотреть.

Котенок жалобно мяукнул и прижался к Лилиной шее. Она осторожно вытащила его из-за пазухи, поставила на пол и погладила. Желтоглазое чудовище не стало сопротивляться, он промурлыкал что-то про себя, потом свернулся клубочком у её ног и, казалось, заснул.

– Ему уже пора, – тихо сказала Лиля.

В этот момент пушистый комок стал растворяться в воздухе, на его месте осталось лишь голубоватое свечение, которое медленно уменьшалось до одной сверкающей точки-звездочки. Звездочка эта секунды три повисела в воздухе, а потом быстро улетела в сторону моря.

– Куда это он? – поинтересовался я, открыв рот от изумления.

– На землю, в очередную жизнь. – Ответила мне бабушка. – Тебе, кстати, тоже скоро. Лиля, куда его отправляют?

Лиля задумчиво почесала коленку, боязливо посмотрела на меня и сказала:

– Он теперь в Африке будет жить, в Зимбабве. Там доктор Грин и его жена как раз девочку ждут, вот-вот родится. Они на самом деле американцы, просто работают в этом, как его, Зимбабабве…

– Девочку? – удивленно прервал я Лилю, – Я что, теперь женщиной буду?

– Это, между прочим, самый лучший вариант! Я чуть с другим ангелом не поругалась из-за этой девочки! – опять обиделась Лиля, потом немного помолчала и добавила, – Мне сначала Израиль предлагали, но я отказалась. Там же война…

– Молодец! – вмешалась в разговор бабушка, – Семья хорошая, вырастет добрым человеком. И тебе спокойнее будет, – она потрепала короткие Лилины волосы, а потом взглянула на меня. – Ты то чем недоволен?

– Да нет, нормально все. Просто так быстро…. Я еще в себя не пришел, а уже опять куда-то ехать. Страна другая, семья другая… Я женщина… С ума сойти! – я на секунду задумался, покосился на этого несуразного смешного подростка в огромной рыбацкой куртке и спросил у бабули, – Лиля теперь всегда моим хранителем будет?

Девочка подозрительно на меня посмотрела, но промолчала. А бабушка ответила:

– Вообще-то да. Если ты, конечно, хочешь, то можешь сменить ангела. Это твое право, но я бы тебе не советовала.

Тут Лиля не выдержала:

– Ну, это уже слишком! Я, между прочим, все тридцать лет тебя оберегала! На даче тогда помнишь пожар начался… это я тебя разбудила! А на работу ты устроиться не мог, так я тебя специально с Аликом столкнула, чтоб вы познакомились, и он тебя устроил! А Марина?!! Я ведь знала, что она твоя судьба, я ведь полгода вашу встречу организова… организовы… организовывывола! – выпалила Лиля и тут же осеклась.

Я вздрогнул. Марина! Конечно, как же я мог забыть! Ведь вот оно – то самое важное! Марина! Мы ведь ребенка ждем. Я же к ней тогда и торопился, она меня у врача ждала, нам должны были сказать пол нашего малыша!

– Никакого Зимбабве не будет! Верните меня обратно! – твердо сказал я.

Лиля и бабушка переглянулись. Лиля открыла было рот, но бабуля её опередила:

– Боюсь, что это невозможно, внучек. Ты уже умер.

Повисла тишина. Мне захотелось куда-то бежать, кричать, что-то делать, но что именно я не знал. Я сел на пирс, спустил ноги в воду. Внизу тут же собралась стая маленьких серебристых рыбок. Мысли плавали в моей голове, как эти рыбки, но я ничего не мог произнести. Наконец я вымолвил:

– Я не хочу жить без Марины. Сделайте чудо. Я слышал истории, о том, как люди возвращались отсюда. Верните меня.

– Тебя уже похоронили, золотце, – ответила мне бабушка, ласково гладя по голове, – здесь время течет иначе. Вернуться уже никак нельзя.

– Верните меня! – закричал я и резко встал.

Эхо разнесло многочисленное «меня-ня-ня» по берегу, рыбки бросились в разные стороны, а Лиля вжала свою голову в ворот куртки. Виднелись лишь её огромные темные глаза. Одна только бабушка по-прежнему спокойно смотрела на меня своим теплым взглядом.

– Я ведь так и думала, что ты не успокоишься. Потому и не давала тебе о ней вспомнить. Однако, у тебя чересчур болтливый хранитель, – она строго посмотрела на Лилю, но та по-прежнему куталась в свою огромную куртку. – Ну и что теперь будем делать? Мы ведь не можем отправить его в Зимбабве насильно, всё равно душа не приживётся, – обратилась к ней бабушка.

Лиля робко выглянула из-за куртки, однако в глазах её я увидел озорные искорки:

– Можно ведь попробовать в другого человека заселиться. И вариант есть подходящий, – Лиля хитро на меня взглянула и продолжила, – его Игорь зовут, уже год как в коме. И возраст совпадает, и страна та же. Правда, он в Москве… далековато. Но душа его уже устала метаться, сегодня сюда прибудет, так что тело освобождается.

Я посмотрел на бабушку, она тяжело вздохнула:

– Не хорошо это.

– Между прочим, такое уже бывало. И не раз! – ответила Лиля и подмигнула мне.

– Что-то ты слишком уж много знаешь… между прочим, – передразнила её бабушка, – специально ему напомнила про Марину?

– Нет, конечно! – Лиля надула губы и отвернулась.

Бабушка внимательно посмотрела на меня, погладила по щеке и сказала:

– Это очень тяжело жить чужой жизнью, внучек. У него свое прошлое, своя семья. Ты уверен, что хочешь этого?

Я оживился, появилась надежда вновь увидеть Марину, вновь быть с ней и нашим будущим малышом.

– Я на все согласен. Пожалуйста, бабушка… Пусть будет чужое тело, я найду Марину. Она узнает меня. Я уверен.

– Если ты вернешься в жизнь… в жизнь другого человека, ты никому не должен будешь говорить, о том, что был здесь. Никому! Даже Марине.

– Хорошо!

– Если ты хоть словом обмолвишься, то сразу же сюда вернешься.

– Я согласен! Я буду молчать.

– Ой, не хорошо это… неправильно, – в очередной раз вздохнула бабушка, – глупостей не наделай.

Я крепко обнял бабулю, сверху вниз заглянул в её добрые серые глаза, и сказал:

– Бабушка, мне это очень надо! Я буду делать все, как вы скажете, только отправьте меня туда, к Марине.

Бабушка обхватила мою голову теплыми сухими ладошками, притянула к себе и поцеловала в лоб. Снова темнота.