Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Дизайнер обложки Clarisse Meyer
© Мартиника Кинг, 2019
© Clarisse Meyer, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-0050-4242-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Каждый раз, прохаживаясь по нашему университетскому дворику, я невольно впадаю в состояние легкого транса. Мысли, не имеющие, по сути, никакого отношения к окружающей обстановке, захватывают меня настолько сильно, что я практически не разбираю, куда иду. Надо признать: дворик у нас и вправду красивый, недаром же считается одной из достопримечательностей города, и без того не бедного на достопримечательности. Тут есть все – и статуи, и красивые деревья, и аллеи, по которым прогуливались (а иногда и сейчас гуляют) великие умы… а также куча типичных студенческих лазеек, символов, поверий и прочей ерунды, на какую только способна богатая юная фантазия.
Но совсем не это волнует и влечет меня во дворик. Меня завораживает его история, но не та, что изучают на скучных лекциях по истории, а та, что касается обычных людей и обычных человеческих душ.
Каждый раз, проходя по этим тенистым аллеям, я задаю себе один и тот же вопрос: сколько их было? Сколько влюбленных пар проходило по этим таинственным закоулкам, которые позволяют отгородиться ото всего мира, при этом находясь буквально в самой гуще событий? Сколько пар, прячась под этими раскидистыми ветвями, целовались здесь, вздрагивая от любого шума и в то же время не имея сил сдерживаться и продолжая рисковать? Сколько из них боялись быть застуканными? Сколько признаний в любви выслушал этот скверик, эти деревья и кусты, эти железные статуи великих поэтов? И самый главный вопрос: сколько из этих пар состояли исключительно из девушек?
Моя ставка – девяносто девять процентов. Впрочем, возможно, я недооцениваю количество мальчиков на филологических факультетах и не принимаю во внимание, что они тоже вполне могли крутить шуры-муры прямо под этими липами… В конце концов, на моем собственном курсе был парень, который составил прекрасную пару с моей же сокурсницей и сделал это именно в универе, учась на филологическом факультете… Ладно, так и быть, может, и не девяносто девять процентов. Может, всего девяносто. Но не меньше, тут уж, если захотите спорить, вам начнет противоречить сама математика. Если мы полностью исключим преподавательский состав, то в лучшем случае на пять мальчиков здесь приходится около пятидесяти девочек. И даже если каждый каким-то чудом находит свою любовь именно здесь (а это не так) и решает выстраивать отношения прямо вот тут, на романтических дорожках (а это не так), то мы все равно получим те самые десять процентов, о которых я говорила изначально.
Да, я новичок в этом университете, я понятия не имею, что творилось тут сто, пятьдесят, да даже десять лет назад. Но я знаю женщин. И я уверена, что стены этого университета повидали столько сапфических романов, сколько не знал ни один темный клуб города.
Я прямо-таки вижу их: двух каких-нибудь юных первокурсниц, не разобравшихся даже толком в расписании, но уже определившихся в своих влечениях, идущих за руку, держащихся невинно, но крепко – немного слишком крепко для того, чтобы быть всего лишь подругами. Сидящих на лавочках, обсуждающих домашку, а может, Шекспира или Вергилия – да что угодно, лишь бы выглядеть очень занятыми, а на деле лишь для того, чтобы подольше оставаться рядом… Вижу их, засиживающихся здесь до вечера, наблюдающих, как постепенно солнце садится и из-за стен невысокого университетского корпуса пробиваются уже не солнечные лучи, а отсветы фонарей с дороги, придавая дворику сказочный и завораживающий вид. Я вижу, как они прячутся в самый дальний конец аллеи, садятся на самую укромную лавочку, где их не заметил бы даже непонятно откуда возникший прохожий, и нежные, отрывистые, отчаянные поцелуи, смешанные со страхом и восторгом.
Эти мысли полностью поглощают меня, пока я иду из корпуса в корпус, прижимая пачку листов к распахнувшемуся пальто, которое я опрометчиво решила не застегивать, опаздывая на пару.
18
Я не понимаю, что со мной происходит. Я знаю, как это все неправильно, я знаю, что говорят об этом люди. И я не такая. Я не могу быть такой. Просто не могу быть, и этого не может быть со мной.
Она всего лишь моя однокурсница. Да, у нее самые потрясающие голубые глаза на свете, пожалуй, даже красивее, чем у того симпатичного парня из общаги – ему, конечно, недостает той прозрачной чистоты и искристости, что сквозит в ее взгляде, – но все же Тина просто моя одногруппница.
Она невероятно заразительно смеется. Наверное, проблема в том, что я никогда не встречала людей с таким заразительным смехом – именно поэтому у меня так сжалось сердце сегодня днем, когда она хохотала на весь коридор. Я стояла в стороне, уткнувшись в учебник, но когда она залилась этим своим смехом… нет, совсем не переливистым колокольчиком, а громким, раскатистым смешным смехом, я не смогла удержаться от улыбки. А потом я просто не сводила с нее глаз. О боже, ну зачем!! Я смотрела, как она разговаривает, как она двигается – почему меня вдруг заинтересовали движения ее ног? И даже потом всю пару я нет-нет да бросала украдкой взгляд на ее маленькую спину и короткую стрижку, словно взгляд мой притягивало магнитом.
Нет, все-таки явно что-то не так. Видимо, у меня случились какие-то непонятные сдвиги в мозгу. Все потому, что я попала в женский коллектив. Мне просто нужно сосредоточиться на мальчиках, а точнее, на одном – симпатичном соседе, который недоступен, но красив как Бред Питт, и о котором я могу мечтать хоть всю жизнь напролет – меня никто за это не осудит.
Я пришла в общежитие, комната оказалась благодарно пустой. Есть не хотелось, хотелось только унять непонятное смятение в груди, а еще – разработать план действий. С планом всегда легче, нужно просто решить, что делать, и потом – делать. Вот и все. Проще не придумаешь. Итак, я должна сосредоточиться на соседе, вспомнить его лицо, его улыбку, а все остальное автоматически отойдет на второй план. А что касается Тины – то я просто буду игнорировать ее во время занятий в университете. Просто не замечать, просто не смотреть в ее сторону. И тогда непонятные мысли, пришедшие ко мне сегодня в голову, просто исчезнут без следа.
35
Я опаздываю на пару. Прибежав в кабинет, я едва успела скинуть пальто – занятие уже началось. Времени на отдышку нет, поэтому я беру себя в руки, улыбаюсь, сажусь и здороваюсь со своим курсом глазами. Ничего не говоря, начинаю отмечать отсутствующих, которых вижу без всяких подсказок, а заодно даю себе время отдышаться.
Мои второкурсники настоящий клад. Как на подбор умны и начитанны, филологией увлечены до глубины души, и работать с ними – сплошное удовольствие, если забыть о бумажной волоките. Они не подгоняют меня, а спокойно сидят, полистывая тетради – возможно, повторяют домашнее задание. Я киваю в знак того, что готова начать, и мы окунаемся в дебри переводческого мира.
18
Я ведь с самого начала знала, что это не сработает. Знала, и все равно ведь пыталась. Пыталась изображать из себя что-то, пыталась казаться равнодушной, хотя никогда такой не была. Пыталась отогнать нахлынувшие чувства. Сколько я продержалась? Месяц. Мне и смешно, и обидно за себя. Я не простояла и месяца, сопротивляясь тому, чему бесполезно. Я с самого начала угадала симптомы, я понимала, что влюбляюсь с самого первого ёка сердца.
Что ж, солдат, бой проигран. Я влюблена. Я влюблена так отчаянно, что у меня порой перехватывает горло и мне становится трудно дышать. Операция «не смотреть», стратегически разработанная мной после появления тревожных симптомов, провалилась едва ли не на следующий день. Почему? Потому что она заговорила со мной. Что же мне было, не смотреть на человека, с которым я разговариваю? Это невежливо. Но на самом деле я просто очень хотела смотреть. Взглянув в ее глаза, глядящие на меня с чуть насмешливым капризным прищуром, я поняла, что уже в омуте, я увязла, и никому меня оттуда не вытянуть.
И ладно бы только глаза. Вскоре, после того как мы с одногруппницами более-менее сдружились, появилось еще одно неожиданное для меня испытание – прикосновения.
Девочки все время касаются друг друга. Они так устроены, это в их природе, мужчины, например, так не делают, а вот девочкам без тактильности некомфортно. Но я никогда не замечала этого раньше. Да и не заметила бы ни в жизнь, если б не Тина.
Она подсела ко мне на перемене, обсудить нашего красноречивого преподавателя со мной и другими, сидящими рядом, восторженными первокурсницами. Когда ткань ее одежды коснулась моей юбки, я словно превратилась в сжатую пружину. Я не могла пошевелить ни одним мускулом, ее присутствие словно парализовало меня. Я знала, что стоит мне дернуть коленкой, как я тут же задену ее бедро и мы соприкоснемся ногами. Это так глупо, но я едва не упала в обморок от такой перспективы. Каждый нерв в моем теле был натянут до предела, и, кажется, только мой нос, который был неподвижен, а потому безопасен, работал на вершине своих возможностей. Я негромко и глубоко вдыхала аромат ее духов. Она носила «Ричи Ричи», сладковатый, пьянящий, дурманящий голову аромат. Во всяком случае, так я думала. Я боялась даже пошевелить рукой с зажатой в ней ручкой – ведь руки Тины покоились на парте совсем рядом с моими.
Она щебетала без умолку, но я не понимала ни слова из того, что она говорит. Меня с ног до головы окутывал ее аромат и ощущение ее близости. Я не могла дождаться начала пары, чтобы она наконец вернулась за свою парту, но в то же время я мечтала о том, чтобы пара никогда не наступила. Вот бы она просто сидела здесь, рядом со мной, всегда. Просто даже не разговаривая и не двигаясь. Я бы могла ощущать тепло ее тела, которое находилось так близко, вдыхать аромат ее кожи, который доводил меня до головокружения, и больше ничего не делать. Я бы просидела так вечность. Или две вечности. Только бы она не ушла.
А потом однажды она взяла меня за руку. На самом деле она всех брала за руки, всех обнимала, у некоторых даже повисала на шее. Она не придавала этому значения, а потому не знала, какое значение это имело для меня. Кажется, в тот день она потащила всех в столовую, а меня потащила не в переносном, а самом прямом смысле – схватила за руку и потянула за собой по лестнице. Мне интересно, не наблюдал ли за этой увлекательной картиной кто-нибудь со стороны? Потому что если наблюдал – он наверняка решил, что я либо неадекватная, либо умственно отсталая. Я вытаращилась на наши сплетенные с Тиной руки так, словно это был диковинный зверь, неожиданно выбежавший и преградивший мне дорогу. Мое лицо наверняка выражало такое недоумение и шок, что если бы Тина обернулась – наверняка сразу бы выпустила мою руку и никогда не рискнула бы взять ее снова. Ладонь Тины была прохладной и невероятно нежной. Пока мы спускались по лестнице, все мое существо сосредоточилось в этой держащейся за нее руке, я впитывала каждый миллиграмм ощущений, которые дарило мне это прикосновение, словно пила божественный нектар. Она держала меня за руку. Моя рука была в ее руке. Это мгновение было кратковременной путевкой в рай, и я буду лелеять его очень, очень долго.
В голове постоянно крутилась мысль: хорошо, что она не знает. Иначе она больше никогда не возьмет меня за руку. А я готова была едва ли не ухватиться за ее пальцы, когда она выпустила мою руку, придя на место назначения. И меня охватила тоска, настоящая тоска, ведь я не знала, когда случится следующее случайное прикосновение и случится ли вообще.
Вскоре, впрочем, небеса одарили меня еще более щедрым подарком – Тина обняла меня. Обняла так же, как обнимала других наших девчонок, – ненавязчиво, очень естественно, параллельно болтая о чем-то совсем не с тем человеком, которого обнимала, и так же естественно завершала объятие. Во всяком случае, так выглядело со стороны, во всяком случае, так было для всех. Но только не для меня.
Я оказалась в кольце ее рук совершенно неожиданно. Я сама была увлечена какой-то важной дискуссией, мы обсуждали что-то действительно важное – наверное, домашку, которую с минуты на минуту предстояло проверять, стоило подойти преподавателю и открыть кабинет. Тина подошла ко мне сзади и обняла меня за талию.
Нет, не поймите меня неправильно, я не фантазировала о Тине. Я вообще не пускала неприличных мыслей в свою голову. Я думала о ее прикосновениях, мечтала о них – но как-то абстрактно, что ли, как-то бесформенно… И так было, вероятно, потому, что я просто не представляла, каково это. Я не знала, как бы это было – если б она обняла меня. Я не знала, что бы я почувствовала. Но если бы я все же ЗНАЛА – и более того, если б я фантазировала о том, как именно она могла бы обнять меня, куда она могла бы положить руки, с какой стороны подойти и какую позицию занять – даже тогда, наверное, я не выбрала бы ничего лучше.
Она стояла у меня за спиной, ее руки замкнули меня в кольцо, обхватив талию. Ладони уютно устроились на моем животе. А ее голова – о боже, за что мне даровано такое счастье?! – легла подбородком мне на плечо. В такой позе иногда стоят пары, которые уже давно встречаются, и эта поза для них естественна и комфортна, так как они уже хорошо знают друг друга и таким образом словно согревают один другого. Я не помню, говорила ли я что-то в тот момент, но если и говорила, то наверняка тут же замолчала. Мое тело снова превратилось в пружину, и я, кажется, даже перестала дышать, не в силах поверить в происходящее. Она обняла меня, САМА. И не потому, что я ее попросила, а потому, что она, очевидно, сама этого захотела.
Я не знала, что делать. Я забыла, как дышать, а сердце наверняка забыло, как биться, и все мои органы на секунду замерли – хорошо хоть, что я не потеряла от неожиданности равновесие и не рухнула на месте! Я стояла в ее объятьях истуканом, желая только одного – прижаться к ней посильнее. Если бы мне только хватило смелости дотронуться до нее в ответ – коснуться рук, сплетенных на моем животе, или наклонить голову к ее голове, покоящейся на моем плече… Но стоило мне совсем чуть-чуть податься назад, чтобы прижаться спиной чуть плотнее к ее телу, как объятие тут же разомкнулось.
Я готова была заплакать. Наверное, я думала об этом объятии слишком часто, и потому оно так четко отпечаталось в моем сознании. Но я знала одно, и это одно неопровержимо доказывало мою влюбленность: я еще никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Ни когда целовалась с пацанами, ни когда они гладили и целовали мою шею, ни даже тогда, когда они прижимались ко мне всем телом.
Думаю, теперь Тина будет меня избегать.
