Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 3
Не так уж много событий в жизни человеческого существа – по крайней мере, человеческого существа мужского пола – бывают столь роскошными, бесценными, наполненными предвкушением вожделенной свободы и счастливого будущего, как первый день лета для одиннадцатилетнего мальчишки. Грядущее лето можно уподобить роскошному пиру, а времени впереди так много и тянуться оно будет так медленно, что каждый день покажется нескончаемо долгим и позволит смаковать каждое блюдо этого пира.
Проснувшись утром, первым восхитительным утром лета, Дейл Стюарт немножко полежал в полудреме, радуясь необыкновенным переменам, произошедшим в его жизни, хотя полностью осознать, в чем именно состоят эти перемены, он смог лишь несколько минут спустя: будильник не звонит, ни его, ни Лоренса не зовет снизу мама, серый холодный туман не липнет к окнам, а в восемь тридцать утра их не ждет еще более серая и холодная школа и громкий хор сердитых голосов не командует, указывая, какую страницу в учебнике следует открыть и какие именно мысли должны появиться в голове по тому или иному поводу. Нет, это утро было наполнено пением птиц, ароматным теплым воздухом лета, плывущим в затянутые сеткой окна, жужжанием газонокосилки трудолюбивого старика, живущего неподалеку, и уже ощутимым благодатным теплом солнечных лучей, проникших даже сквозь шторы и благословенно протянувшихся поперек кроватей обоих братьев, – как будто мрачная завеса школьного года наконец поднялась и позволила миру вернуть все присущие ему краски.
Дейл перекатился на бок и увидел, что брат уже проснулся и смотрит на него поверх головы своего любимого плюшевого мишки с черными глазами-бусинами. Лоренс широко улыбнулся, оба живо вскочили, посбрасывали прямо на пол пижамы, разом прыгнули в джинсы и футболки, поджидавшие их на стуле, натянули белые носки и не совсем белые кеды, выскочили из комнаты, скатились по лестнице в кухню, торопливо проглотили завтрак, посмеялись с мамой над всякими глупостями – и долой из дому… А там с ходу оседлали велосипеды и помчались вниз по улице – все дальше, дальше и дальше… прямо в объятия лета.
Три часа спустя братья уже сидели вместе с друзьями в курятнике Майка О’Рурка, разместившись на продавленном диване без ножек, расшатанных стульях с драной обивкой, а то и прямо на полу их неофициального клуба. Все были в сборе: Майк, Кевин, Джим Харлен… Даже Дуэйн Макбрайд приехал со своей отдаленной фермы и прямым ходом отправился сюда, чтобы поболтать с друзьями, пока его отец отоваривался в одном из магазинов.
Ребята пребывали в некоторой растерянности, потому что казалось положительно невозможным сделать наконец выбор среди целого сонма предоставлявшихся им возможностей.
– Можно двинуть на Каменный ручей или на пруд Хартли, – предложил Кевин. – Поплаваем.
– Да ну-у, – протянул Майк.
Он развалился поперек дивана, закинув ноги на спинку, а голова его при этом покоилась на бейсбольной рукавице, валявшейся на полу. В данную минуту Майк был чрезвычайно занят: вооружившись длинной резинкой, он стрелял по ползающей по потолку долгоножке, однако изо всех сил старался в нее не попасть. Насекомое в легкой панике металось туда-сюда, но, как только ему удавалось приблизиться к спасительной щели или узкой трещине, Майк открывал огонь и отгонял несчастное создание прочь от вожделенного убежища.
– Я не хочу плавать, – заявил он. – После вчерашнего ливня везде наверняка полно водяных змей.
Дейл и Лоренс обменялись понимающими взглядами. Страх Майка перед водяными змеями был им хорошо известен, но, кроме этих тварей, он не боялся никого и ничего.
– Может, покидаем мяч? – предложил Кевин.
– Не-а, – протянул Джим Харлен. Развалившись в допотопном кресле, он увлеченно читал комикс. – Я не захватил с собой перчатку и не собираюсь тащиться за ней домой.
В то время как остальные мальчики, за исключением, понятно, Дуэйна, жили поблизости друг от друга, семья Джима Харлена обосновалась в конце Депо-стрит, около железнодорожных путей, что вели на свалку и к тем хибарам, в одной из которых обитали Куки. Дом у Харленов был что надо. Старинная постройка, выкрашенная в белый цвет, когда-то считалась домом фермера, но уже много десятилетий тому назад территория, на которой она располагалась, вошла в городскую черту. Только вот многие из соседей Джима были довольно странными людьми. Например, всего за два дома от Харленов жил Джей-Пи Конгден, чокнутый мировой судья. А его сыночек Си-Джей был самым отъявленным хулиганом в городе. Мальчики не любили играть у Джима и вообще предпочитали по возможности обходить этот район стороной, а потому прекрасно понимали нежелание своего товарища возвращаться домой за перчаткой.
– Поехали тогда в лес, – предложил Дейл. – Может, прогуляемся по Цыганской дороге?
Мальчики неохотно зашевелились. Никаких очевидных причин отвергать последнюю идею не было, но ленивое оцепенение держало их мертвой хваткой. Майк щелкнул резинкой – и несчастная долгоножка стремительно метнулась в сторону.
– Это слишком далеко, – сказал Кевин. – Мне нужно быть дома к обеду.
Остальные, улыбаясь, переглянулись, но дружно промолчали. Всем был прекрасно знаком голосок миссис Грумбахер – им часто приходилось слышать, как та, распахнув дверь, громко кричала на всю улицу: «Ке-е-ви-и-и-и-ин!» И так же часто приходилось видеть, как приятель в панике бросал любое занятие, мгновенно срывался с места и стремглав мчался к своему белоснежному ранчо, стоявшему на пологом склоне невысокого холма по соседству с много более старым домом Дейла и Лоренса.
– А чем хотел бы заняться ты, Дуэйн? – поинтересовался Майк.
О’Рурк был прирожденным лидером и никогда не принимал решения, не узнав предварительно мнения каждого члена команды.
Рослого фермерского сынка с вечно всклокоченной шевелюрой и безмятежным взглядом, круглый год одетого в мешковатые вельветовые штаны и к тому же постоянно что-то жующего, причем даже не резинку, можно было принять за слабоумного. Но Дейлу было прекрасно известно, насколько обманчив этот вид. И не только ему. Все мальчики знали, что на самом деле Дуэйн Макбрайд необыкновенно умен – настолько, что ход его мыслей оставался для остальных неразрешимой загадкой. В школе Дуэйну не было нужды в полной мере демонстрировать свои умственные способности – он и без того заставлял учителей терзаться муками ущемленного самолюбия, когда они выслушивали его крайне скупые, но абсолютно правильные ответы, а то и просто растерянно чесать в затылке, не зная, как реагировать на реплики и замечания дерзкого ученика, произнесенные столь ироничным тоном, что их следовало бы расценить как грубую насмешку. Дуэйна школа не интересовала. Его заботили вещи, о которых его друзья и не помышляли.
Дуэйн прекратил жевать и мотнул головой в сторону старого напольного радиоприемника фирмы «RCA Victor», стоявшего в углу.
– Пожалуй, я бы лучше послушал радио, – буркнул он, и, сделав три косолапых шага, неловко уселся на корточки перед древним аппаратом, и принялся крутить ручку настройки.
Дейл заинтересованно глянул в ту сторону. Огромный, почти четыре фута высотой, приемник был совершенно допотопным. Особенное впечатление производила старомодная шкала настройки, вверху которой сохранилось слово «Национальное», а далее шел список городов: Мехико – на частоте 49 мГц, Гонконг, Лондон, Мадрид, Рио и несколько других – на частоте 40 мГц, против обозначения 31 мГц упоминались Берлин, Токио и Питсбург, далекий и загадочный Париж стоял отдельно – на частоте 19 мГц.
Но внутри корпуса ничего не было. Ни одной детали. Приемник давно не работал.
Дуэйн наклонился поближе и принялся крутить ручку. Он пригнул голову и внимательно прислушивался, будто стараясь уловить хоть какой-нибудь, пусть даже самый слабый, звук.
Первым ухватил идею Джим Харлен. Он проскользнул в угол, подтянул к себе корпус приемника и спрятался за ним.
– Попробую-ка я местные станции, – задумчиво сказал Дуэйн, медленно передвигая указатель станций между надписями «Интернациональные» и «Специальные службы». – Ага, вот Чикаго, – пробормотал он будто про себя.
Изнутри послышалось легкое пощелкивание, как будто нагревались лампы, затем раздался шум помех в эфире. Дуэйн продолжал крутить ручку настройки. Донесшееся из приемника приглушенное бормотание баритона внезапно оборвалось, будто диктора прервали на середине фразы, его сменил рев рок-н-ролла, через несколько мгновений вновь наступила тишина, а после недолгого безмолвия сквозь треск и шипение помех в эфире прорвались чьи-то далекие голоса и на их фоне отчетливо зазвучал голос комментатора, ведущего репортаж с бейсбольного матча с участием «Чикаго уайт сокс»:
– Вот игрок отходит назад! Еще назад! Он направляется к правой стене «Комиски-парк»! Прыгает за мячом! Он уже на стене! Он…
– А-а, тут ничего интересного, – снова пробормотал Дуэйн. – Та-та-ти-та-та… Вот. Попробуем лучше Берлин.
– Ach du lieber der fershtugginer ball ist op und outta hier! – донесся голос Харлена, мгновенно сменившего необыкновенно протяжный чикагский говорок на тевтонскую манеру произношения, отрывистую, резкую. – Der Fürher ist nicht gehappy. Nein! Nein! Er ist gerflugt und vertunken und der veilige pisstoffen!
– И здесь тоже ничего путного, – пробормотал Дуэйн. – Попробуем Париж.
Но вибрации и грассирование французской речи из угла курятника потерялись в хихиканье и хохоте мальчишек.
Очередной выстрел Майка О’Рурка оказался неточным, и долгоножка наконец скрылась в щели.
Дейл решил принять участие в представлении и пополз на четвереньках к радиоприемнику. Лоренс в восторге катался по полу.
Майк носком тапочки осторожно тыкал под ребра Кевина, а тот стоял с невозмутимым видом, скрестив на груди руки и скорбно поджав губы.
Чары были разрушены. Теперь мальчики могли делать все, что угодно.
Несколькими часами позже, после ужина, с наступлением долгих, упоительно приятных летних сумерек, Дейл, Лоренс, Кевин и Харлен подъехали на велосипедах к стоянке на углу возле дома Майка.
– Ку-ка-ре-ку! – подал условный сигнал Лоренс.
– Ре-ку-ку-ка! – послышался ответный возглас из тени под вязами, и Майк выехал им навстречу, утопая шиной заднего колеса в рыхлом гравии и почти сразу разворачиваясь в ту сторону, куда смотрели все остальные.
Это и был Велосипедный патруль, который ребята придумали два года назад, когда самый старший из них был в четвертом классе, а самый младший еще верил в Санта-Клауса. Теперь они уже не называли себя патрулем, потому что поняли значение этого слова и были уже слишком большими, чтобы притворяться, будто действительно охраняют Элм-Хейвен, помогая людям справиться с трудностями и защищая невинных от злодеев. Однако они по-прежнему считали Велосипедный патруль сто́ящим делом. Сто́ящим, несмотря ни на что. Хотя давно уже молчаливо смирились с суровой реальностью настоящего момента и уже не проводили ночь сочельника без сна, с пересохшим от волнения ртом и учащенно бьющимся сердцем.
На тихой улице они чуть помедлили. Первая авеню сразу за домом Майка плавно переходила в сельскую дорогу, которая вела на север, к водонапорной башне, находившейся примерно в четверти мили от города, затем сворачивала на восток и постепенно исчезала, растворяясь в вечерней мгле, окутавшей поля до самого горизонта, где уже утонули в сумерках леса Цыганская дорога и бар «Под черным деревом».
Словно отполированное невидимой рукой, небо приобрело жемчужный оттенок и постепенно меркло, как это бывает в час между заходом солнца и наступлением полной темноты. Зерновые в полях еще не доросли даже до колен одиннадцатилетнего мальчишки. Дейл оглядывал поля, которые протянулись на восток до невидимого отсюда леса, встающего на горизонте, и пытался представить себе Пеорию, находившуюся где-то там, вдали, за тридцатью восемью милями чащоб, холмов и равнин, – сияющий тысячами огоньков городок в небольшой речной долине. Но ни единый отблеск не озарял быстро темнеющего горизонта, и было совершенно невозможно вообразить, что там действительно стоит целый город. Не ощущалось ни малейшего ветерка, однако Дейл явственно слышал тихое перешептывание колосьев и шуршание стеблей, тянущихся вверх. Кто знает… Возможно, еще немного – и они поднимутся сплошной стеной, окружат Элм-Хейвен и полностью отгородят его от остального мира.
– Поехали, – тихо сказал Майк.
Он привстал на педалях, пригнулся к рулю и рванул вперед, взметнув за собой тучу пыли.
Дейл, Лоренс, Кевин и Харлен помчались за ним.
В тихом сером сумраке они двинулись вдоль Первой авеню на юг, то минуя густую тень вязов, то внезапно оказываясь на более светлых участках. Слева расстилались поля, темные силуэты домов возвышались справа. Вскоре они оказались на Скул-стрит, и очертания дома Донны Лу Перри смутно замаячили на западной стороне улицы. Проехав вдоль длинной череды вязов и дубов на Черч-стрит, они по привычке чуть притормозили, прежде чем вывернуть на Хард-роуд, шоссе номер 151А, – главную улицу с двумя полосами движения. В этот час она была пустынна, от нагревшейся за день мостовой по-прежнему исходило тепло.
Бешено крутя педали, они быстро миновали первый квартал, в самом конце которого пришлось свернуть на боковую дорожку, чтобы уступить дорогу старому «бьюику», с ревом промчавшемуся мимо. Теперь они ехали на запад, прямо к едва заметному, угасающему свечению неба, слабо озарявшему фасады домов на Мейн-стрит. Со стоянки перед пивной «У Карла» вырулил пикап и запетлял по Хард-роуд навстречу им. Дейл сразу узнал водителя, сидевшего за рулем старого грузовичка производства «Дженерал моторс»: это был отец Дуэйна Макбрайда, по обыкновению пьяный.
– Фары! – разом выкрикнули все мальчики, поравнявшись с машиной.
Но водитель не услышал их, и пикап с погашенными фарами и задними огнями свернул на Первую авеню.
Велосипедисты соскочили с чуть возвышавшейся над мостовой боковой дорожки и по вновь опустевшей Хард-роуд припустили вперед. Миновали Вторую авеню, потом Третью, промчались мимо банка и магазина «A & P» по правую руку и мимо укрывшихся под сенью вязов паркового кафе и летней эстрады, безлюдных и темных в этот час, – по левую. Был вечер четверга, но все выглядело так, будто уже наступила суббота, разве что в парке не мелькали призывно разноцветные лампочки кинотеатра, в котором по субботам устраивали бесплатные сеансы. Пока не мелькали. Но субботний вечер не за горами.
Майк призывно крикнул и свернул на Броуд-авеню, тянувшуюся вдоль северной оконечности парка. Мальчики промчались мимо представительства фирмы, торговавшей тракторами, и нескольких скученно стоявших домишек. Уже стемнело по-настоящему. Вдоль Мейн-стрит вспыхнули дорожные фонари, освещая два центральных квартала города, а окаймленная высоченными вязами Броуд-авеню стала походить на погруженный во мрак туннель.
– Айда на лестницу! – прокричал Майк.
– Нет! – завопил в ответ Кевин.
Так было всегда: Майк каждый раз предлагал это, а Кевин каждый раз отказывался.
Мальчики продолжали двигаться в южном направлении. Позади остался еще один квартал. В этой части города они бывали только во время своих вечерних патрульных поездок. Здесь формально заканчивалась Броуд-авеню. Дальнейший путь лежал по длинной, завершавшейся тупиком улице, застроенной новенькими домами, где жили Диггер Тейлор и Чак Сперлинг, и по частной подъездной дорожке, ведущей к особняку Эшли.
Изрезанная колеями дорожка уже заросла сорняками. Давно не стриженные ветви деревьев низко нависали над ней, разросшиеся по обе стороны кусты так и норовили сцапать зазевавшегося велосипедиста. Вокруг царила непроглядная тьма.
Дейл пригнул голову и налег на педали, чтобы не отставать от Майка. Лоренс, велосипед которого был меньше, чем у других, тоже старался держаться рядом. Он пыхтел от напряжения, но, как всегда, не унывал. Харлен и Кевин давно уже остались позади и превратились в две тучки пыли, едва различимые во мраке.
Наконец ребята вырвались на открытое пространство перед развалинами старого дома. В последних отблесках света над зарослями ежевики возвышалась одинокая колонна, то тут, то там виднелись почерневшие от копоти камни фундамента.
Майк промчался полукругом дорожки, будто собирался взлететь по заросшей сорняками каменной лестнице и нырнуть в глубину разрушенного строения, однако вместо этого проехал дальше и соскочил на плоскую каменную плиту террасы.
Дейл не отставал от него и проделал то же самое. Лоренс вильнул в сторону, не сумев повторить трюк, но не повернул обратно. Кевин и Харлен проехали мимо в облаках пыли.
Колеса велосипедов проскальзывали по траве, заполонившей колеи дороги, иногда слышался треск ломавшихся сухих веток или скрип гравия. Мчась по широкой дуге, Дейл отметил про себя, что теперь, когда с наступлением лета заросли вокруг сделались густыми и почти не пропускали света, здесь стало совсем темно. Позади них высилась мрачная бесформенная громада особняка Эшли – окутанная тайной груда обгоревших балок, остатков деревянных стен и покореженных половых досок. Именно таким, как сейчас – загадочным и даже слегка зловещим, – особняк и нравился Дейлу. При дневном свете развалины выглядели совсем не так привлекательно: от них веяло печалью и заброшенностью.
Ребята вырвались из ночной черноты, и, подравнявшись, все пятеро покатили по Броуд-стрит – вниз по склону холма, мимо квартала новых застроек и эстрады парка. Они уже успели отдышаться и вновь быстро крутили педали. На пересечении с Хард-роуд им встретился двигавшийся в западном направлении грузовик. Яркий свет его фар на мгновение выхватил из темноты Харлена и Кевина, и Дейл, оглянувшись, увидел, как Джим злорадно показывает шоферу средний палец.
Далекий звук гудка нарушил тишину позади, когда ребята уже ехали по темному асфальту Броуд-авеню; под арками вязов велосипеды скользили почти неслышно, от широких лужаек, раскинувшихся между дорогой и домами, доносился запах свежескошенной травы. Они проскочили мимо почты, мимо маленького белого домика библиотеки и чуть большего, но такого же белого здания пресвитерианской церкви, которую посещали Дейл и Лоренс. Дальше к северу тянулся еще один длинный квартал высоких домов, где свет уличных фонарей и сверху и снизу заслоняла густая листва и где в старом доме миссис Даббет светилось одно окошко на втором этаже, а не менее старый дом миссис Дагган стоял погруженный во тьму.
Они выехали на Депо-стрит и неторопливо направились к остановке на перекрестке. Опустилась настоящая ночь. Над головами скользили в воздухе летучие мыши. Темный рисунок листвы отчетливо виднелся на фоне светлого неба. Прищурившись, Дейл сумел разглядеть на востоке первую звезду.
– До завтра, ребята, – попрощался Харлен и повернул на Депо-стрит, к дому.
Остальные притормозили, провожая приятеля взглядами. Вскоре он исчез из виду под кронами невысоких дубов и тополей, делавших улицу совершенно темной, а еще через несколько мгновений стихло и поскрипывание педалей его велосипеда.
– Поехали скорей, – прошептал Кевин, – а то мама разозлится.
Майк многозначительно подмигнул Дейлу.
Дейл каждой клеткой тела ощущал какую-то сказочную легкость и энергию, почти электрический заряд бодрости. Лето! Он довольно чувствительно ткнул брата в плечо.
– Полегче, – проворчал тот.
Майк привстал на педалях и порулил по Депо-стрит – в сторону, противоположную той, куда уехал Харлен. На этой улице не горело ни одного фонаря, и последние отблески вечернего неба начертили на мостовой едва заметный узор, то и дело пропадавший в пляске теней листвы.
Они молча миновали Старую школу и все как по команде одновременно повернули головы направо, чтобы взглянуть на темнеющий на фоне чуть более светлого неба силуэт здания, окруженного умирающими вязами.
Кевин попрощался первым, свернул влево и направился к дому. Его матери не было видно, но распахнутая входная дверь безошибочно свидетельствовала о том, что она уже выходила звать сына.
Когда темный пришкольный участок, занимавший целый квартал, остался позади, Майк притормозил у перекрестка Депо-стрит и Второй авеню.
– До завтра? – спросил он.
– Ага, – сказал Дейл.
– Ага, – в тон ему повторил Лоренс.
Майк кивнул и умчался.
Дейл и Лоренс направили велосипеды к небольшой открытой веранде. Окно кухни светилось. Мать с раскрасневшимся от жара лицом что-то пекла.
Лоренс вдруг схватил брата за плечо:
– Слышишь?
С другой стороны улицы, из темноты, окружавшей Старую школу, донеслись свистящие звуки, похожие на шум голосов, что-то торопливо говоривших.
– Просто где-то там телевизор… – начал было Дейл, но его прервал грохот бьющегося стекла, а следом раздался короткий вскрик.
Мальчики постояли еще минуту, однако налетевший ветер и громкий шорох листьев огромного дуба заглушили все другие звуки.
– Пойдем, – сказал Дейл, все еще сжимая руку брата.
Они вошли в полосу света.
