Карманная вселенная

Часть I – Тайны прошлого

1. Королевство неназванной звезды

96 год после Земли. Орбита безымянной звезды. Пояс астероидов

Что-то тяжелое все давило и давило на мою грудь, каждый новый вдох давался сложнее предыдущего. Казалось, будто я очутился в плотно запакованном ящике, не способный пошевелить ни руками, ни ногами. Внутри было темно, и лишь голубоватые цифры отсчитывали время в обратном порядке – пятьдесят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь…

Между тем стенки моей ловушки продолжали сжиматься все сильнее и сильнее, порождая отчетливое ощущение – когда обратный отсчет обнулится, произойдет что-то непоправимое. Охваченный нарастающим страхом, я напрягся изо всех сил, изогнулся и, что было духу, надавил на запечатанную крышку ящика руками и ногами. На удивление она поддалась, и в тот же момент я проснулся.

***

Барс подлетел вверх на полметра, развернулся в воздухе, вытянул свои когтистые лапы и беззвучно приземлился в стороне от дивана. Оказавшись на твердой поверхности пола, он гордо выпрямился, грациозно потянул пушистую спину так, как могут растягиваться только кошачьи, зевнул и принялся вылизывать шерсть из своего длиннющего хвоста. Закончив свой утренний туалет, он как ни в чем не бывало прошелся по комнате и скрылся за дверью коридора, за все это время ни разу не удосужив меня своим вниманием.

«Обиделся!» – подумал я, разминая затекшие конечности.

Поначалу мне было неудобно перед Барсом за столь неожиданную побудку, но, видя его невозмутимое равнодушие, я подумал, что тот и сам по-своему виноват.

«Тоже мне гордая кошка! Нечего спать у меня на груди!» – пробурчал я себе под нос. – «Уже большая киса, а привычки как у котенка.»

Я сел на диван и уставился в полумрак гостиной. Сонное состояние не позволяло что-либо предпринять дальше. Сил подниматься не было, а тяжелая больная голова от непомерно выпитого накануне постоянно стремилась перевесить и завалиться то на правый, то на левый бок.

«Везет же кошачьим!» – блуждали в моей голове завистливые мысли. – «Эти создания могут моментально переходить от состояния сна к бодрствованию».

Пока я с трудом пытался проснуться, остальная часть гостиной продолжала пребывать в полумраке, лишь тускло светились ступеньки на кухню и подмигивали аварийные и пожарные датчики. Кухонный робот – безмозглая железяка – почуяв, что хозяин не спит, загремел посудой и принялся разбирать мой вчерашний сабантуй.

– Доброе утро, хозяин! – сообщила тут же возникшая передо мной голограмма.

Ее звали Ари. Искусственный интеллект в образе симпатичной девушки, управляющей нашей станцией, представал передо мной каждое утро, чтобы объявить свое традиционное приветствие.

На ней была черная обтягивающая юбка ниже колен, аккуратная белая блузка и лакированные туфли на высоких каблуках. Волосы собирались в тугом пучке на затылке, а на переносице держались изящные узенькие очки. Во всем ее внешнем виде присутствовало какое-то нарочитое стремление к преувеличению, присущее персонажам анимационных фильмов. Сквозь узкие стеклышки декоративных очков, придающих ей сходство со строгой молодой учительницей, она внимательно рассматривала меня своими большими голубыми глазами.

Сегодня, как обычно, электронная барышня была подтянута и строга. Она стояла, грациозно изогнув покатые бедра и сложив руки крест-накрест под высокой грудью, покоящейся в глубоком разрезе блузки на тонкой, даже излишне тонкой талии. Равнодушное выражение лица, насмешливый взгляд, плотно сжатые губы – в этом была вся Ари!

Я давно привык к ее саркастическим утренним визитам и старался не придавать им особого значения. Тем более, что, как мне казалось, ко мне она относилась равнодушно – снисходительно. Думаю, что наши отношения с налетом легкой неприязни были обоюдными.

– Доброе и тебе, – небрежно бросил я, разминая затёкшие конечности.

– Как спалось? – спросила она без видимого интереса, но с явной скрытой издевкой, параллельно рассматривая свои крашеные ногти.

– Не очень, – ответил я, делая легкие гимнастические движения руками, зачем-то пытаясь показать собеседнице, что прихожу в норму.

– Ну-ну! – сказала она равнодушно и также внезапно исчезла.

– Вот и поздоровались, – буркнул я себе под нос, когда ее образ растаял в воздухе.

Хотя синтетический голос Ари был всегда монотонен и сух, я научился улавливать в нем тонкие проявления электронных эмоций. Сейчас можно было с уверенностью сказать, что она была крайне недовольна. Я заметил, что эпитет «хозяин» употреблялся ей для обозначения возникшей между нами дистанции. Какой же я был здесь хозяин, если полноправной повелительницей этих мест являлась она сама.

Каким-то непонятным образом за долгие годы у электронного разума, обитавшего на станции, сформировались высокие стандарты в отношении своего идеального господина.

Если бы она была в состоянии напрямую выразить свое отношение к моей персоне, то, я уверен, что ее речь изобиловала бы следующими нелестными эпитетами: безмозглый, тупой, нелепый, неопрятный, алкоголик…

К счастью для меня, она была не способна на подобное обращение. Являясь одним из потомков ее великих создателей, я к своему собственному облегчению оказался за рамками ее критики. Электронные принципы искусственного интеллекта требовали беспрекословного служения своему человеческому «господину», а строгий этикет не позволял отпускать какие-либо неуважительные замечания в его адрес.

И лишь ее невербальные проявления не могли удержать тех или иных скрытых эмоций. В ее тонких намеках, усмешках и ухмылках, в деланном безразличии и флегматичном пожимании плечами, взгляде и наклоне головы – везде сквозила колкая ирония.

***

Меня стало снова клонить в сон, когда на пороге гостиной вновь появился Барс. В полудреме я наблюдал, как он прошелся мимо, все также не обращая на меня никакого внимания, сделал себе кофе и, включив изображение, улегся на кресло смотреть какой-то сентиментальный фильм.

«Дорогая, ты выйдешь за меня?» – стали доносились до моего слуха обрывки чужого диалога. – «Непременно, любимый!». Дальше шли характерные причмокивания поцелуев в антураже весьма слезливой музыки.

Барс – так звали представителя семейства кошачьих – был местным старожилом. Мы познакомились с ним три месяца назад, когда я только прибыл на станцию. Этот разумный зверь являлся потомком снежного леопарда, так же называемого ирбисом – подвидом семейства кошачьих, вымершего на Земле пару сотен лет назад. Здесь, на станции, ему подарила жизнь всемогущая Ари, клонировав его с целью весьма примитивной и даже, на мой взгляд, смешной, а именно – охоты на грызунов.

Ари и ее полчища роботов, к моему удивлению, оказались бессильны против появившихся в ее владениях мыши обыкновенной, которая, в свою очередь, кроме уничтожения запасов продовольствия, грызла провода, различные электронные устройства и являлась для нее источником бесчисленного количества неприятностей. Дабы предотвратить их нашествие, электронная барышня решила воссоздать одного из кошачьих, чтобы тот немедленно приступил к охоте.

Видимо, изначально у Ари что-то пошло не так, и вместо обычной домашней кошки на свет появился красавец Барс – снежный леопард с очень длинным и пушистым хвостом. Покрытый пепельно-дымчатой шерстью с черными кольцевыми пятнами, как у леопарда обыкновенного, он, в отличие от последнего, имел вполне себе кошачью привычку мяукать.

Он был изыскан, статен и красив и, кроме всего прочего, совершенно не приспособлен для охоты за мелкими вредителями. Барс физически не годился для поставленной ему задачи. Он очень быстро вымахал до размеров взрослого ирбиса, а это практически метр тела и метр хвоста, и уже не мог пролезть ни в один вентиляционный канал, где тем временем продолжали безнаказанно резвиться мыши.

Но Ари была не из тех, кто привык сдаваться! Она оказалась особой изобретательной, и первый свой промах компенсировала достаточно амбициозным апгрейдом. Электронная барышня модифицировала ирбису лапы, удлинив и сделав подвижными пальцы передних конечностей, вживила в мозг зверя чип стимуляции сознания, который позволял ему соображать не хуже человека и, ко всему прочему, изменила строение гортани, дабы воссоздать там совершенно человеческие голосовые связки. Не знаю в точности, как ей удалось пробудить искру сознания в недалёком кошачьем мозгу, но факт оставался фактом – Барс стал чертовски разумен!

После всех этих многочисленных улучшений Барс, не способный уже более действовать по-кошачьи, начал действовать вполне себе по-человечьи. Он начитался каких-то умных книг и принялся строить всевозможные мышеловки и ловушки против распоясавшихся на станции грызунов, попутно тренируя свои новые связки вокальными партиями из похабных песенок.

Вооруженный человеческой смекалкой, Барс достаточно быстро расправился с мышиным выводком и, лишившись понятной цели существования, заскучал. Не имея иного занятия, он стал день за днем поглощать всю ту гигантскую коллекцию человеческих фильмов, передач и книг, которую собрала Ари у себя в электронных хранилищах, накачивая свой, волею случая обретенный, человеческий разум так называемой «интеллектуальной пищей». Сам же он, в оправдание своего тунеядства, заявлял, что занимается этим в попытке наверстать миллионы лет разумной эволюции, которые их вид прозевал в лесах Гималаев.

***

Со временем я подметил одну интересную деталь. Несмотря на совместное проживание, Барс и Ари как бы не замечали друг друга. На счет их странного молчания у меня возникало сразу же несколько догадок.

Поначалу я считал, что эти два создания обмениваются информацией как-то телепатически. Мне казалось, что прозрачная барышня, обладающая практически неограниченными возможностями, вполне была способна и на такое общение.

С другой стороны, причиной загадочного молчания мог стать природный снобизм моей хозяйки. Изначально классифицировав Барса как низкоранговое создание, наподобие ее бесчисленных роботов и дронов, она впоследствии более не считала нужным снисходить до общения с ним.

Еще одна, наверно, самая правдоподобная догадка заключалась в древнем чувстве обиды, недопонимания или даже вражды, затаившемся между моими сожителями. Ари, как всегда, была слишком требовательна к своим подчиненным, а своенравная и независимая кошка ни в какую не соглашалась признавать полновластное превосходство местной хозяйки.

Несмотря на то, что Барс все же являлся продуктом ее генетического творчества, он никогда не выказывал строгой барышне должного уважения. Я обратил внимание на то, что даже сталкиваясь с ней в узких коридорах станции, он нисколько не сторонился ее. Животное равнодушно проходило сквозь полупрозрачную субстанцию, попутно возмущая ее мерцающее изображение. Девушка делала вид, что не замечает его присутствия, но я подмечал, как возмущенно ползли к верху ее тонкие дуги бровей, и как гордо подергивался ее веснушчатый нос.

Оставалось загадкой, что же на самом деле произошло между этими странными созданиями до моего появления на станции. Но я старался глубоко не вдаваться в подробности их межличностного конфликта, поскольку для меня, в первую очередь, было в равной степени важно поддерживать дружеские отношения и с тем, и с другим, и ни в коим случае не потерять столь странных, но все же единственных собеседников на этой Богом забытой станции. Ясным для меня в этой ситуации оставалось только одно: оба они – два сапога пара, до неприличия гордые и заносчивые типы и, обитая вместе с ними на станции, мне придется мириться с их прихотями и заморочками.

***

В данный момент, свернувшись клубком на кресле, Барс жадно созерцал очередную серию древнего ситкома, эволюционируя, как ему казалось, все быстрее и быстрее. Я все представлял, что в какой-то момент он разовьётся до такой степени, что совершенно по-человечески начнет сморкаться в платок и вытирать увлажнившиеся глаза, близко принимая переживания героев сериала к своему кошачьему сердцу.

– Барс, сделай по тише, – попросил я своего кошачьего сожителя убавить звук, но тот, по уже сложившейся древней традиции, проигнорировал мою просьбу.

Тогда я запустил в него подушкой и отправился в ванную, про себя повторяя: «Как же тяжело с ними! Люди, скорее уже заберите меня отсюда!»

***

Внутри ванной, светящиеся голубым струи холодного душа приглашали принять их бодрящую свежесть.

Мимоходом я заглянул в зеркало, а оттуда на меня уставился совершенно небритый лохматый мужик. Казалось, что ему давно за 30, так сильно он зарос за эти несколько месяцев, да и с похмелья он выглядел, мягко говоря, не очень.

Собравшись с силами, я начал приводить своего двойника в форму, и после несколько не слишком продолжительных манипуляций с расчёской и бритвой из зеркала на меня вновь посмотрел молодой человек лет двадцати пяти приятной наружности. После того как мне наконец удалось окончательно пригладить упрямо торчавшие на макушке темные волосы, я потянулся волосатой ногой под струю холодного душа.

– Прошу сделать воду теплее, – обратился я к Ари, отдернув ногу обратно.

– Холодная вода быстрее приведёт вас в порядок, – отозвалась та синтетическим голосом. – Также не забудьте принять лекарство от похмелья.

Хотя ее речь была все так же монотонна, для себя я научился визуализировать эмоции невидимого собеседника. Сейчас мне казалось, что где-то там, по другую сторону электронных микросхем, она ухмыльнулась. Спорить с ней не хотелось, поэтому, проглотив таблетку, я, поежившись, принял вызов.

***

Холодные иглы пронзили мое тело, возвращая сознанию бодрость и ясность мыслям. Через какое-то время, когда зубы только-только начали мелко стучать друг об друга, вода, наконец, стала теплее (спасибо ей и за это).

Сквозь шум домашнего водопада было слышно, как роботы всерьез взялись за уборку гостиной. Я совершенно не помнил, как уснул там вчера вечером, не добравшись до спальни. Причиной тому была моя развившаяся алкогольная зависимость.

Отсутствие нормального человеческого общения побудило искать здесь лекарство от одиночества, поэтому я не без удовольствия пристрастился к старому земному виски, которое в достаточном количестве содержалось на складах станции. Бурбон прогонял дурные мысли, растворяя сознание в алкоголе, но на утро похмелье с новой силой начинало подталкивать меня к пропасти духа. И несмотря на то, что последствия абстинентного синдрома легко снимали таблетки Ари, на душе оставалось чувство пустоты и неопределенности завтрашнего дня. Тогда мне начинало казаться, что я отправился на край земли лишь для того, чтобы проводить время в компании чопорного электронного интеллекта и кошки, смотрящей сериалы, что все это ненужная трата времени, и жизнь моя пуста и напрасна.

Мне нравится стоять так долго-долго, пропуская через себя подобные мысли и слушать шум падающей воды, который постепенно заглушает мой внутренний монолог. Каждое утро я как будто заново оживал под ионизированным водопадом искрящихся брызг, ожидая того момента, когда душевная тревога и головная боль растворятся в шумящих струях, как вчерашний сон.

***

В сентябре прошлого года, уйдя из академии, я нанялся в Межзвездную торговую корпорацию, сокращенно называемую здесь МТК, и после курсов переподготовки впервые был направлен к «неназванной звезде».

Работа предвиделась не самой приятной, так как не предполагала какого-либо контакта с людьми на протяжении многих месяцев. Хорошо, что на станции оказались Барс и Ари, именно они не давали мне окончательно сойти здесь с ума. Хотя хорошо ли – иногда, учитывая скверный характер обоих, я начинал сомневаться и в этом.

Станция, созданная еще в прежние времена, когда наука робототехники была искусством, уже сотню лет безупречно работала в автономном от человека режиме. Направлен я был сюда не из-за того, что машинам требовался мой контроль и координация. Нет! Дни, когда человек делал это, были сочтены. Ари отлично справлялась со своей работой и без чьей-либо помощи.

Причина, по которой я здесь находился, выходила за рамки компетенции электронного разума. С недавних пор на станции стали пропадать дроны разведки. Ари оказалась не способна отыскать беглецов, и в соответствии с протоколами внештатных ситуаций послала своим хозяевам запрос о помощи.

Сигнал преодолел сорок триллионов километров и через четыре с половиной года достиг штаб-квартиры торговой корпорации, но он не произвел какого-либо ажиотажа среди служащих компании. Никто из персонала не жаждал отправиться на край вселенной к Богом забытой звезде, чтобы разбираться в пропаже каких-то там дронов. Поэтому послали меня, по их мнению, специалиста молодого и подающего надежды.

Мне же в тот момент было абсолютно все равно, куда и с какой целью лететь, лишь бы не оставаться в центре событий, развивавшихся в системе материнской звезды. У меня были веские причины сбежать оттуда как можно дальше, а большая удаленность этих мест от людских поселений воспринималась как очевидный плюс – здесь меня трудно будет найти моим преследователям. Поэтому я охотно воспользовался предложением компании и отправился в дальнее странствие.

***

Система неназванной звезды располагалась на окраине галактики. Она была слишком далека от основных торговых и транспортных путей, чтобы о ней хоть что-то было известно за ее пределами. В отличие от других звезд, эта оказалась совершенно безымянной, и на всех картах звездного неба непримечательный желтый карлик значился, как untitled star.

Почему так случилось, мне было неизвестно. Нигде до этого я не встречал упоминаний о ней и, пожалуй, этому было свое объяснение. Причину безымянности, на мой взгляд, следовало связать с ее тривиальностью. Система звезды не имела ни единой планеты, а значит, была совершенно не пригодна для жизни. Лишь несколько безжизненных астероидных колец крутилось вокруг ее центра на разном удалении. Кроме двух моих странных сожителей, на миллиарды километров вокруг невозможно было сыскать ни одного разумного существа.

Однако! На мой субъективный взгляд, в названии без названия таилась какая-то тайна. Если бы меня попросили придумать наименование для столь непримечательной и скучной звезды, я бы наверняка обратился к случайной комбинации из букв или цифр наподобие той, что обычно предлагают в качестве паролей компьютерные системы. Здесь же явно прослеживалась торопливая рука картографа, впопыхах заметающего следы преступления. Мне отчетливо казалось, что эта звезда неслучайно стала безликой и наверняка скрывает в себе какую-то тайну.

В этом неуютном и, наверное, худшем во вселенной месте для жизни, в которое меня занесла судьба, единственным пристанищем для путника была космическая станция с библейским названием «Путь прорицателя». Она-то и сделалась моим новым домом на эти долгие месяцы одиночества.

***

Кроме меня, Барса и Ари на станции больше не было разумных существ, хотя ее окрестности просто кишели бесчисленным количеством роботизированных механизмов разных видов и форм. Весь многочисленный электронный персонал космической колонии занимался разработкой рудоносных месторождений в астероидном кольце. Несколько тысяч машин, контролируемых искусственным разумом моей мадам всезнайки, ежедневно отправлялись на работу по добыче полезных ископаемых. Дроны трутней и разведчиков сновали в попытке отыскать, расщепить и добыть хоть что-либо полезное. Фабрики занимались их воспроизводством и регуляцией, а по квантовому тоннелю каждый месяц прибывала грузовая баржа, чтобы забрать и доставить к материнской звезде, добытые колонией минералы.

Что такого ценного было в них, чтобы стоило тащить этот груз через полгалактики, я был не в курсе. Впрочем, расследование экономически убыточных мероприятий корпорации не входило ни в мои планы, ни в мою компетенцию.

Стоит отметить, что всем этим муравейником как раз и заправляла моя виртуальная барышня. В моем воображении она всегда возникала в образе здешней королевы – королевы целой звезды без названия! Неприступной, саркастической и бездушной.

***

К сожалению, несмотря на все мои попытки привить ей хоть каплю женственности и кокетства, она оставалась предельно холодна и подчёркнуто формальна. Иногда Ари снисходила до подколов над моей нелепой, по ее мнению, персоной, но во всех остальных своих проявлениях придерживалась жесткой субординации.

Я же как мог, старался вывести ее из эмоционального равновесия. Издевался и провоцировал. Откалывал нелепые шутки, забывал инструкции, напивался до полусмерти и не выполнял половину жизненно важных требований, так что ей не раз приходилось выручать меня из передряг.

В состоянии алкогольного опьянения я мог беспечно уснуть рядом с термоядерным реактором, обеспечивающим питание станции, или вывалиться в открытый космос без кислорода и страховки. Умудрялся сажать вверх дном космический шаттл, натренировал две команды дронов для игры в астробол, по результатам которого были разрушены несколько павильонов станции.

«Ари, какого черта вы решили меня пропылесосить!» – орал я, когда ее роботы вытаскивали меня, сильно пьяного, застрявшего в воздушном фильтре. В другой раз я уверял ее, что ей нужно проветрить станцию. «Срочно откройте все форточки!» – кричал я на опешивших роботов, еле держась на ногах. Но, что бы я ни делал, в итоге она все равно оставалась невозмутимой к моим проказам.

***

Барс по большей части не встревал в наши отношения и лишь внимательно наблюдал за ними со стороны. С этим четвероногим созданием у меня были свои развлечения, как мне казалось, недоступные и непонятные электронному мозгу.

Большую часть времени мы проводили в искусственном дендрарии, который заполнял ветвистой зеленью один из куполов станции. Древние инженеры создали здесь сбалансированный микроклимат, с устойчивыми замкнутыми пищевыми цепочками, который позволял существовать, расти и размножаться бесконечное количество жизненных циклов нескольким видам растений и животных.

Здесь можно было найти ветвистые тропические деревья, по которым прыгали неизвестные мне виды зверей, выведенные специально для существования в подобных условиях. В ветвях щебетали птицы, а по стволам ползали насекомые.

Были здесь кусочек тундры и кусочек степной растительности. Невероятной смотрелась в столь неблагоприятном окружении космоса сложная биологическая система, воссозданная по древним воспоминаниям земной биосферы.

А еще в дендрарии, так же, как и на имитируемой им планете, происходила искусственная смена дня и ночи. И именно здесь добывали к завтраку услужливые роботы Ари огурцы, помидоры и другие приятные фрукты и овощи.

***

Моим самым любимым местом времяпрепровождения была поляна средней полосы умеренного земного климата. По ее краям росли высоченные сосны. Их корни были покрыты мхом и трухлявыми шишками. На вершине скакали белки, а в поимке короедов тренировался неугомонный дятел.

Мы с Барсом лежали под ними на мягкой траве и смотрели на звезды. По какой-то неведомой мне причине я мог назвать большинство из видимых созвездий. Вот это Кассиопея в виде буковки W, а это Орион, который в полный рост появляется на небосклоне лишь весной, и многие другие звездные комбинации мне также были знакомы как будто из моих снов.

– Видишь эту еле заметную звезду в созвездии скорпиона? – обращался я к Барсу и указывал пальцам, что, конечно же, было совершенно бесполезно в данном масштабе. – Смотри-смотри, левее и ниже Антареса есть еще одна звезда, а затем еще ниже Вей. А от Вея три звезды влево, а четвертая наша. К сожалению, неяркая, сложно найти, – печалился я.

– Да, – говорил задумчиво Барс, – вижу!

– А я – нет, – улыбался я в ответ и прикладывал к глазам портативный телескоп, – хорошее у тебя зрение, кот!

Немного помолчав в раздумьях, я добавлял с грустью: «А вот где находится древняя звезда Солнце, я не знаю. Да и мало кто может найти ее на звездном небосклоне без специального оборудования – слишком неприметная».

***

Несколько раз мы с Барсом подвергались строжайшим выговорам от Ари за то, что пытались воссоздать атмосферу, описываемую в древних книжках: «Сумерки. Высоко в небе на фоне бесчисленных звезд темные силуэты сосен. В их вершинах гуляет ветер, заставляя ветки карабкаться по небосклону. Из чащи смотрят глаза неизвестных ночных зверей. Но нам не страшно. Внизу среди корней и мха горит веселый костер. Он освещает лишь небольшой клочок земли вокруг нас, весь остальной мир по-прежнему таится во мраке, но и этого достаточно, чтобы прогнать страхи и вселить в нас чувство разумного превосходства над неведанными зверьми».

Сосны были, звезды были, были даже сумерки. Дело было за малым – требовалось развести настоящий костер. Но тут мы столкнулись с серьезной проблемой. Как только весёлое пламя поднималось над поляной, приезжали юркие роботы и быстро гасили игривую плазму. Мы пытались отгонять их с Барсом, но тогда в диалог вступала невидимая Ари, требуя во имя вселенской гармонии и пожарной безопасности потушить проворный огонь. Приходилось хоть с неохотой, но подчиняться. В конце концов Барс раздобыл где-то газовую лампу, и на этом мы успокоились.

Иногда, чтобы добавить в атмосферу первобытных красок мистического таинства, я притаскивал сюда свое заветное зелье, предварительно подмешав в виски валериану.

Вы когда-нибудь хотели напиться со своим котом? Так вот я делал это, и скажу, что весело здесь только поначалу.

Как известно, коты не слишком разборчивы во вкусах. Например, сахар они совсем не в состоянии прочувствовать из-за отсутствия нужного гена. Также неярко обстоят дела с остальными оттенками. Но вот валерьянка отчетливо выделяется на небосклоне вкусовых предпочтений кошачьих. По большому счету для них есть только вкус номер один – это вкус валерьянки и вкус номер два – все остальное. По началу я добавлял ее в виски и делился содержимым с Барсом, но очень скоро пришлось прекратить свои эксперименты, поскольку нализавшийся кот выглядел слишком жалко.

***

– Расскажи мне о своем мире, откуда ты прибыл, о великом переселении и о таинственном прорицателе, – просил он меня зачарованно каждый раз, когда искусственное солнце опускалось к искусственному горизонту.

Я принимался пересказывать легенду происхождения нашей цивилизации. Сказать по правде, я делал это не первый раз, стараясь при каждом новом случае разукрасить ее дополнительными деталями. Кот, рождённый в неволе, зачарованно слушал ее снова и снова, поскольку история эта была о космосе, о иных мирах, о далеких планетах и отважных космических пилигримах.

***

– Из-за большой катастрофы, произошедшей много лет назад планета, Земля оказалась более непригодна для жизни! – начинал я свой рассказ. Для того чтобы отыскать человечеству новый дом, тысячи маленьких разведчиков были отправлены землянами к ближайшим звездам. По прошествии нескольких лет, пока Земля увядала, а ее прежние обитатели ютились в тесных орбитальных поселениях, от космических исследователей начали приходить известия.

Большинство найденных ими планет оказались непригодны для жизни, другие имели свои недостатки наподобие слишком холодного климата или сильно разряженной атмосферы, и только одна кандидатура смотрелась идеальной во всех отношениях. Ее параметры массы, строения, химического состава практически совпадали с Земными. Убедившись, что она обладает необходимыми компонентами для создания нового дома, ковчег с колонистами отправился в путь.

К сожалению, все то, что ранее было так дорого землянам: зелень лесов, чистота рек, ветер в вышине неба и дымчатые силуэты гор – то, что сейчас можно встретить лишь в подобных имитациях, – я обвел руками пространство вокруг, – пришлось оставить ради спасения.

Много лет межзвездный корабль с отважными пилигримами на борту бороздил бескрайние просторы космоса, много лет колонисты жили мечтой об удивительном мире, что ждал их там, впереди, у далекой звезды. Но разочарование постигло их гораздо раньше. Неизвестная ошибка закралась в расчёты, и они не нашли в месте назначения искомую планету. Это был крах всей экспедиции и надежд, связанных с нею. Переселенцам оставалось только одно – возвратиться обратно, туда, где их покорно ждала умирающая Земля.

Упаднические настроения воцарились на ковчеге. Люди, лишившиеся ясной цели, разуверились в успешном исходе путешествия. Именно в этот момент на волне новой надежды появился человек, который впоследствии спас экспедицию. Говорят, что он обладал каким-то сверхъестественными даром, практически мог предвидеть будущее.

Вроде бы он и раньше пытался указывать лидерам экспедиции на их заблуждения, но к нему, как водится, поначалу никто не прислушивался, посчитав его странноватым безумцем и паникером, с утра до ночи твердящем какие-то деструктивные мантры. Сейчас же, когда ошибка расчётов была обнародована, его прежние предостережения оказались пророческими. Он удачно подгадал момент для собственного возвышения и постепенно из безвестного пассажира ковчега превратился в его спасителя.

Когда лидеры экспедиции обратились к нему за советом, он сообщил, что знает, где надо искать иную, пригодную для жизни планету, а также, что достичь ее будет проще, чем вернуться назад. Связывая свои видения с Божественными откровениями, он все же настаивал на научной проверке своих выводов. Поначалу лидеры колонистов, привыкшие строить прогнозы на фактах, с недоверием отнеслись к его предложению, но вскоре вынуждены были уступить напору и энергии молодого прорицателя. Расчеты подтвердили присутствие новой планеты в предсказываемом им месте, и ковчег взял курс на новую землю.

Планета, к которой они прибыли через сорок с лишним лет, выглядела не слишком приветливо, но прорицатель и не обещал чуда. Он говорил, что колонистам пришлось выбрать лучшее из зол, выпавших на их непростую долю.

Правда, к тому времени планету уже успели окрестить «Новым Эдемом» – слишком велики были чаяния и надежды изможденных скитальцев. На самом же деле она напоминала больше Марс, каким он мог быть много миллионов лет назад, и на Эдем походила с большой натяжкой. От Эдема здесь было совсем чуть-чуть: редкие признаки исчезающей жизни, но очень примитивной и малочисленной; разряженная атмосфера, полностью не спасающая от радиации; знойный засушливый климат и песчаные бури.

Время текло, росло новое поселение, люди стали постепенно забывать о своем прошлом. Появилось поколение переселенцев, родившихся в новом мире и никогда не видевших прежнего дома. Прорицатель занял важную роль в жизни людей, рожденных у далекой звезды. После серии успешных прорицаний его влияние только росло. Выведя колонистов из затруднительной ситуации и предсказав все основные этапы их путешествия, этот человек поднял свой авторитет до небес.

Вера в чудо вдохнула в переселенцев новые силы. Уставшие от длительного путешествия, они устремили свои чаяния и надежды в лоно древнего пристанища павших духом, в лоно веры. Сладостными речами и красивыми обещаниями новый духовный лидер зажег в сердцах скитальцев пламя надежды на возрождение новой цивилизации. И люди потянулись к нему, как к источнику света во тьме.

Но, как это часто случается, жажда власти ослепила новоиспеченного мессию. Прикрываясь гуманными лозунгами, новый лидер решил добиться беспрекословного господства над людскими умами. Вокруг его харизматичной фигуры собралось значительное количество преданных сторонников и в развернувшейся нешуточной борьбе они сместили с ключевых постов прежнее колониальное руководство.

И только обретя окончательную власть над новым миром, духовный лидер наконец раскрыл свою истинную сущность.

***

Я замолчал. Смеркалось. Сумерки в дендрарии наступали быстро, всего лишь за несколько минут погружая шумный лес в непроглядную тьму. Лишь прогулочные дорожки светились тусклым приглушенным светом в этом царстве мрака. Голоса зверей постепенно смолкали, и их место заполняли таинственные шорохи.

Увлекшись своим рассказом, я в какой-то момент перестал видеть силуэт кота, сидевшего рядом, но продолжал ощущать его по исходящему от него легкому запаху шерсти. Наверняка он все еще видел меня в темноте, поскольку зрение у кошек было чувствительнее к ночному времени суток.

«Мой сладкоголосый друг, прошу тебя, продолжай, – отвечая на мои сомнения, послышалось из темноты его заискивающее мурлыкание. – Что же сделал этот странный человек, которого ты называешь духовным лидером или прорицателем?»

Нащупав в темноте газовую лампу, я зажег ее. Ровный немигающий свет осветил поляну. Конечно, этому источнику искусственных фотонов было трудно сравниться с живым пламенем костра, но и он оказался способен придать нашим посиделкам иллюзию ночного таинства.

– Первым делом новый лидер колонистов стал преследовать своих противников, – я продолжил, повинуясь желанию моего друга. – А также всех тех, кто не разделял его взглядов. Расправившись с ними, он взялся за наше прошлое. Как говорится, хочешь увековечить значимость своих деяний в умах людей, перепиши историю! – процитировал я какого-то классика. – Пришедшие к власти приспешники прорицателя отменили старое летоисчисление и ввели свое, новое, начинавшееся с того момента, когда ковчег покинул Землю. Окрестив эпоху до исхода эпохой греха, а последующие события – эпохой искупления, они решили полностью переосмыслить достижения старого мира. Догматики посчитали всю историю старого мира одной сплошной ошибкой, приведшей человечество к гибели, и всеми силами старались вымарать из памяти людей упоминания событий, имен и дат, связанных с тем временем. Все то, что было создано до великого исхода, отныне становилось неугодным и непопулярным.

Они пошли еще дальше в своих бесчинствах, упразднив некоторые науки и искусства. Все то, что не служило возвеличиванию нового духовного лидера, больше не находило поддержки.

Покорители космоса и отважные первооткрыватели также оказались не в почете. Приспешники прорицателя считали, что никакие амбициозные экспедиции по исследованию новых планет более не должны тешить человеческую гордыню. «Именно гордыня людей прошлого привела к крушению старой цивилизации, – говорили они, – поэтому необходимо как можно скорее отказаться от всего того, что еще связывает нас с прежним миром.»

Клерикалам удалось убедить большинство колонистов в собственной правоте. Люди поверили в их доводы и начали слепо следовать заветам нового духовного лидера.

Распалившись, я поднялся на ноги. Свет лампы отбрасывал от моей фигуры причудливую тень, которая терялась среди стволов. Когда я перемещался по поляне, то казалось, что она играет со мной в прятки, то и дело выглядывая из-за деревьев. Наконец я мечтательно замер посреди поляны и устремил взгляд к черноте небосклона.

– Иногда я закрываю глаза и вижу величественных в своих стремлениях людей прошлого, – мечтательно произнес я. – Я наблюдаю, как дерзновенно они бросают вызов самой вселенной и ее загадкам, и чувствую, как их великие мысли дают пищу для новых идей, а их деяния открывают доселе неизведанные горизонты духа.

Я не знаю точно, что же произошло тогда, много лет назад на Земле, и что заставило ее обитателей навсегда покинуть планету. К сожалению, наши лидеры хранят эту информацию в строжайшей тайне. Но я чувствую, как меня манит своим загадочным светом мифическая планета счастья – Земля, древняя колыбель человечества, навеки покинутая и навсегда утерянная. Мне кажется, что именно там мы оставили свою душу и гордость, спася лишь все мелкое, убогое и душное.

***

– А у тебя были родители? – спросил меня кот однажды, когда мы лежали под соснами.

Поначалу я не нашелся, что ему ответить. Признаться честно, я совершенно не помнил ни своего детства, ни своих родителей. Как бы я ни старался вспомнить, ни один из забытых образов прошлого не приходит ко мне на помощь.

Несколько лет назад сильное повреждение головного мозга лишило меня воспоминаний моей молодости. В больнице мне рассказали, что я выжил после космической аварии, был чудом спасен и долгое время пролежал в коме. Меня уже давно хотели отключить от системы жизнеобеспечения, но однажды произошло чудо. Сестры милосердия говорили потом об этом событии так – вокруг капсулы гибернации, где смиренно покоилась моя недвижимая плоть, возник столп света, и по нему к моей постели сошел с небес сам святой дух, то ли Петра, то ли Павла, то ли и того, и другого. У каждой сестры тут появлялись свои подробности. В итоге после его снисхождения я проснулся.

Выйдя из госпиталя, я принял решение поступать в академию. Я успешно прошел вступительные тесты, но закончить образование, по всей видимости, мне было не суждено. Проходящие тогда массовые студенческие протесты поглотили меня с головой.

Правительство выступало за упразднение некоторых слишком вольнодумных предметов. И это накладывало ограничения на вопрос свободного изучения таких прекрасных наук, как физика, астрономия, история, космогенетика. Конечно, мы были против!

Препарат «сивер», созданный много лет назад во время великого космического скитания, помог людям выжить. Тогда почти все приняли его, но сейчас же в реалиях спокойного времени стало очевидно, что он действует отупляюще, стимулируя слепую веру, замещающую критическое и творческое мышление.

Если раньше «сивер» вызывал у людей жажду жизни и вселял надежду в сердца, потерявших родину, то сегодня все больше моих друзей и соратников отказывались принимать его. В нашей студенческой среде те, кто добровольно употреблял этот наркотик, вызывали не иначе как презрение.

Невозможно было поверить, что человек готов отказаться от чистоты и свободы разума, подаренного природой, ради слепой веры и состояния религиозного катарсиса.

Барс внимательно слушал меня не перебивая, но я явственно ощущал, что внутри его чуткой души рождается поддержка и сочувствие.

– Слепое потакание воле прорицателя в нашей среде доходило до совершенного абсурда, – продолжил я свой рассказ. – Наш математик, уважаемый всеми преподобный профессор Пуассон был назначен на пост декана кафедры. Высокий пост обязывал всех руководителей на государственных должностях принимать сивер – это было что-то вроде неписаных правил, этикета, принятого в нашем обществе. Невозможно было занимать высокий пост и отвергать сей великий дар, поскольку препарат являлся своеобразным маркером высшей касты.

Новоиспеченный декан оказался перед непростым выбором между честью и долгом. В итоге выбрав карьерный рост, он встал на путь ускоренного постижения величия нашего духовного лидера.

Мы воочию наблюдали трансформацию умного и талантливого ученого в смешного и нелепого клерикала. По прошествии семестра его лекции вместе с остатками примитивных алгебраических знаний наполнились бессмыслицей древних заблуждений.

Например, он на полном серьезе мог утверждать, что до грехопадения число Пи было наполнено гармонией простого целого и равнялось трем, и только впоследствии приобрело свой ужасно неудобный современный вид. В качестве доказательства он ссылался на Третью Книгу Царств 7:23. Если вычислить библейское пи, как деление окружности на диаметр, то получалось ровно три. «Библия не может ошибаться!», – говорил он, уподобляясь примитивному сиверу.

Вообще вся наука была очень неудобна и непонятна для нашей элиты, и те шаг за шагом истребляли научные знания старого мира. Теперь космические корабли двигались по воле прорицателя, а блага цивилизации рождало неведомое механическое чудо.

Конечно, мы не могли смотреть сложа руки на мракобесие и бесчинство одурманенных наркоманов. Мы провозгласили свой порядок и выгнали с кафедр унылых догматиков.

Но клика тогда не пошла на уступки. Сотни моих коллег и сокурсников были несправедливо жестоко репрессированы и безжалостно сосланы в дальние колонии. Я был одним из зачинщиков бунтов и числился в черном списке. Только наличие хороших связей помогло мне бежать, не дожидаясь расправы.

***

Уже на пороге гостиной, когда я собирался в душевую, ирбис вдруг протяжно мяукнул. Да-да, мяукнул! Да так, как умеет мяукать только пушистая полутораметровая кошка с человеческими связками. Хоть этот звук и разрушал мое представление о прекрасном, все-таки он являлся хорошим знаком. Сейчас мне стало понятно, что кот больше не дуется на меня. Воспользовавшись нашим тайным сигналом, он сообщал тем самым, что желает встретиться со мной в укромном месте.

Укромным местом мы называли «стерильную комнату». Спящие в Ирбисе гены хищника иногда призывали его совершить обход своей охотничьей территории. В промежутке между своими бессмысленными блужданиями он и обнаружил эту комнату на станции. Создана она была для тестирования помех в электронном оборудовании, поэтому исключала любое электромагнитное воздействие извне, здесь не было ни датчиков, ни микрофонов. Другими словами, ее достоинство заключалось в том, что Ари не могла нас подслушать. Любой разговор оставался исключительно тет-а-тет, и каждый мог, не таясь, говорить все, что думает.

После ванной я прямиком направился туда и обнаружил, что Ирбис уже поджидает меня внутри.

– Что стряслось, мой мохнатый друг? – вопросил я его с порога.

– Закрой же скорее дверь, мой собаколицый сосед. Иначе эта прозрачная самка опять будет совать свой неосязаемый электронный нос куда не следует. – сообщил он, нетерпеливо косясь на дверь в опасении, что сюда может случайно заехать какой-нибудь робот Ари, а убедившись, что я надежно закрыл ее, добавил брезгливо: – Не понимаю, как ты можешь доверять существу, не имеющему запахов!

Ирбис был добродушным созданием, хоть и походил своими повадками на реднека. Некоторые его эпитеты в мой адрес были весьма грубы, что он сам, по-видимому, не осознавал. Впрочем, я не придавал его высказываниям большого значения, но, в свою очередь, старался за словом в карман не лезть.

А еще Ирбис был чертовски прямолинеен. Он сразу рассказывал то, что в данный момент было у него на уме, и этим он скорее отличался от обычных людей, чем походил на них.

– Ну, это уже наши с ней дела, мой блохастый товарищ, – парировал я его упрек. – Вернемся к цели моего визита. Какого лешего ты вызвал меня в эту исповедальню в столь ранний час? У меня там остывает завтрак, приготовленный твоей электронной подругой.

Ирбис проигнорировал мои колкости и с ходу ошарашил меня своим заявлением:

– Мой добрый друг, я хочу бежать!

Мне всегда казалось, домашняя киса настолько привязана к своему месту обитания, что просто не в состоянии мечтать о побеге. Признание было столь неожиданным, что я не нашел ничего умнее, как спросить: «Куда?».

– Да куда угодно, мой недалекий товарищ! – завелся он. – Например, на планету вашей материнской звезды. Впрочем, это не столь важно, мой скептический сожитель, главное, поскорей выбраться отсюда, – когда он произносил это, глаза его были полны тоски. – С момента обретения мною разума меня одолевают тысячи вопросов, на которые я не могу найти ответа самостоятельно. Такие, как – зачем я существую? Кто я такой? Каков смысл моей жизни? Мне кажется, что ответы на них находятся за пределами этой станции. Однажды я спросил себя: «Какого черта я здесь делаю? Зачем я гублю свою жизнь в этой дыре?» И понял, что пришло время испытать удачу, проявить себя где-то еще. Мне тесно здесь и скучно, а эти бесконечные вопросы делают мне больно. Понимаешь, я, как и любое другое разумное существо, создан для счастья!

Я подумал, что Барс пересмотрел сериалов и попытался успокоить его продольными поглаживаниями и чесанием за шеей, как делал это обычно.

– Тебя можно понять, – сказал я осторожно, подбирая нужные слова, чтобы войти в доверие к взволнованному животному, но тот вдруг сам оживился, почувствовав поддержку.

– Я тут все продумал, – неожиданно начал он. – Сначала мне казалось, что, когда за тобой прилетят, мой разумный брат, я напрошусь к тебе на корабль, – он поморщился. – Потом я забросил эту идею, потому что ты, мой ленивый дружище, занимаясь здесь всякой ерундой, явно нескоро отправишься обратно.

Меня неприятно кольнуло его замечание. Я и правда не особо старался поскорее выполнить поставленную мне руководством задачу. «Для решительных действий пока что не представилось хорошего повода!» – оправдывал я свое безделье. Сейчас, как мне казалось, я просто выжидал удобный момент. Но нелестная оценка моих действий, вернее бездействий, даже таким ленивым существом, как Барс, намекала на то, что стоит серьезно пересмотреть свои планы.

– Устав ждать этого момента, я решил действовать самостоятельно, – продолжил он свои рассуждения. – Ты уже заметил, мой наблюдательный подельник, что каждый месяц сюда прилетает баржа? – Барс выразительно посмотрел на меня, ожидая ответа.

– Да, но она не приспособлена для транспортировки живых существ! – улавливая ход его мыслей, я попытался умерить нездоровый пыл животного.

– Это да, – продолжил он не смущаясь, – но если запастись в достаточной мере кислородом и пищей… Я детально изучил строение баржи и пришел к выводу, что можно переоборудовать…

– Я думаю, что это самоубийство! – решительно перебил я его. – Да нет же! Я просто уверен, что это чистое самоубийство! Без специального транспортного отсека ты не протянешь там и минуты. Для тебя даже скафандра не существует.

– Но… – он начал заводиться, смешно размахивая передними ламами, как герой юмористического сериала. – Я так больше не могу, мой незадачливый спутник, моя жизнь идет под откос! – Наконец окончательно расстроившись, он уселся на задние лапы и воскликнул. – Дорогой мой человек, посмотри на меня! Ты видишь, я в отчаянии!

Думаю, у каждого в жизни наступает момент переосмысления ценностей. Когда живешь себе, живешь, а потом вдруг озираешься назад и видишь, что жизнь твоя не вызывает особого удовлетворения, а деяния твои столь незначительны, что не придают ей никакого смыла. Вот и у нашего Барса подобный момент случился после достижения им трехлетнего возраста, что, кстати, по человеческим меркам сопоставимо с возрастом полового созревания и гормональных сдвигов.

– Терпение, мой друг, терпение! – призвал я его к спокойствию, стараясь выглядеть компетентным. Надо было как-то срочно успокоить ирбиса. Время моего контракта подходило к концу, но я не мог уехать отсюда проигравшим, надо было во что бы то ни стало разгадать загадку исчезающих дронов. И тогда я сообщил:

– Я чувствую, что скоро что-то произойдет, уже совсем скоро, что-то такое важное, что изменит и твою, и мою жизнь. Сейчас нам с тобой надо просто набраться терпения и не паниковать.

Выпалив это, я явственно осознал, что все мои предположения – очевидный блеф. Ну что могло случится в безжизненном космосе, где на расстоянии миллиона километров не было ни одной живой души. Просто сейчас надо было как-то вразумить неразумного. Сделать хоть что-нибудь, чтобы кот не совершил опрометчивых глупостей. И так я стоял посреди комнаты и усердно старался придумать повод поубедительнее, когда само собой произошло нечто необычное.

Вдруг Барс как-то странно дернулся и взгляд его мгновенно затуманился, затем из осмысленного превратился в совершенно дикий. После этого Ирбис замолчал, и начал ходить вокруг меня кругами, подозрительно обнюхивая.

«Надеюсь, он не собирается на меня охотиться?» – подумалось мне. Сказать по правде, такое с ним уже случалось пару раз, из-за проблемы с чипом разумности. Где—то там Ари схалтурила, и порой из разумного существа Барс превращался в совершенное животное. Но раньше Ари всегда была рядом, и у нее получалось нейтрализовать свое создание без последствий для окружающих. Сейчас же в «стерильной комнате» мы остались друг с другом наедине.

Я с тоской посмотрел в сторону двери. Между мной и спасеньем оставалось не больше четырех метров, но ровно посередине стояло мое главное препятствие – озверевший Барс. Поняв, что выскользнуть незаметно у меня не получится, я напрягся всем телом, готовясь отражать его возможную атаку, втянул шею в торс и выставил вперед руки в боксерской стойке.

Впрочем, шансы противостоять этой дикой кошке были ничтожно малы. Если навыки предков, которые без труда убивали горных кабанов и оленей в горах Гималаях, в полной мере передались по наследству Барсу, то мне было несдобровать.

Не знаю, на что я надеялся, развивая вместе с дикой кошкой этот драматический момент, но Барс, по счастливому стечению обстоятельств, в очередной раз повел себя странно.

Совершая очередной круг, он вдруг уселся на пол и стал отчаянно чесаться и вылизывать шерсть. Совершенно так по-кошачьи ирбис с увлечением начал приглаживать свою шикарную серо-пепельную шубу. Заметно было, что животное потеряло ко мне всякий интерес, и я, воспользовавшись внезапной удачей, медленно-медленно попятился к двери. Когда я был уже на пороге, Барс поднял голову, встал на ноги и зарычал. Я вздрогнул, молниеносным движением распахнул дверь, выпрыгнув наружу, с силой закрыл ее обратно. С противоположной стороны что-то громко стукнуло.