Нужные вещи

Глава шестая

1

Вильма Ержик знала своего мужа Пита вовсе не так хорошо, как ей всегда казалось.

В тот четверг, ложась спать, Вильма решила, что завтра утром она первым делом отправится к Нетти Кобб и разберется. Она постоянно собачилась с соседями, и чаще всего эти конфликты просто выдыхались и забывались, но когда доходило до дела, то выбор оружия и поля боя Вильма всегда оставляла за собой. Первое правило склочно-боевого образа жизни: Последнее слово всегда остается за тобой. Второе: Всегда делай первый ход. В данном конкретном случае ее первым ходом и будет то, что она называла «разборкой». И она собиралась устроить разборку с Нетти, не откладывая дела в долгий ящик. Перед сном она заявила Питу, что будет считать, сколько раз она повернет голову «этой полоумной сучки», прежде чем открутит ее совсем.

Вильма думала, что не сможет заснуть этой ночью – она вся клокотала от злости и напряжения. Такое с ней случалось и раньше. Но вот что странно: она провалилась в глубокий сон чуть ли не сразу же, как легла, и, проснувшись наутро, почувствовала себя отдохнувшей и непривычно спокойной. Сидя на кухне за завтраком, Вильма задумалась, а не слишком ли рано окончательно разбираться с Нетти. Вчера вечером, по телефону, она напугала Нетти до полусмерти; как бы Вильма ни бесилась, уж это она заметила. Только глухой не заметил бы.

Так что пусть Мисс Психушка-91 еще поживет. Пусть она не спит по ночам, гадая, с какой стороны обрушится на нее гнев Вильмин. А Вильма пока будет действовать ей на нервы: проедет несколько раз мимо ее дома, сделает еще пару звонков. Потягивая кофе (Пит сидел напротив, трусливо поглядывая на жену из-под прикрытия газеты), она решила, что, если Нетти и вправду такая двинутая, как говорят, может быть, ей и вообще не придется разбираться с этой полоумной паршивкой. Этот случай вполне мог оказаться одним из тех, когда все решается само собой. Эта идея так ей понравилась, что она даже позволила Питу поцеловать ее, когда он собрался уходить на работу.

Мысль о том, что эта забитая мышь – ее дорогой муженек – может подсыпать ей в кофе успокоительное, была настолько нелепой, что даже не приходила ей в голову. Но именно это Пит Ержик и сделал, и, кстати, уже не в первый раз.

Вильма знала, что муж ее жутко боялся, но даже не представляла, насколько сильно. Он не просто ее боялся; он жил в постоянном благоговейном ужасе, сходном с суеверным благоговением диких племен, которые почитают Великого Бога Гремящей Горы, каковой Бог может годами или даже десятилетиями молчать и никак себя не проявлять, а потом вдруг разразиться смертельной тирадой горящей лавы.

У этих диких племен – не важно, настоящих или гипотетических – всегда есть особые ритуалы почитания их божества. Они не особенно помогают, когда вулкан уже проснулся, мечет громы и молнии и испускает потоки огня, что выжигают дома и посевы, но в тихие периоды, когда Бог спит, эти обряды очень даже помогают сохранять спокойствие и присутствие духа. Пит Ержик не придумал никаких величественных ритуалов для служения Вильме; в данном случае более прозаические меры оказались гораздо действеннее. Например, успокоительные лекарства вместо облаток святого причастия.

Он записался на прием к Рэю Ван Аллену, единственному частнопрактикующему врачу в Касл-Роке, и сказал ему, что ему нужно средство от беспричинного чувства тревоги и беспокойства. Он пожаловался на большую загруженность на работе и посетовал на то, что с ростом процента обязательных комиссионных отчислений становится все труднее и труднее не думать о проблемах работы по окончании рабочего дня. А все это – нервы… В общем, ему нужно попить что-нибудь успокоительное.

Рэй Ван Аллен совершенно не разбирался в торговле недвижимостью, и тяготы, связанные с этим видом деятельности, были ему неведомы, но зато он отлично понимал, какие тяготы испытывает человек, женатый на Вильме Ержик. По его скромному мнению, Пит Ержик запросто бы избавился от беспричинной тревоги и беспокойства, если бы вообще не вылезал из офиса. Но разумеется, он не мог высказать этого вслух. В общем, он выписал Питу рецепт на занакс и пожелал ему удачи и Божьей помощи. Ван Аллен ни капельки не сомневался, что Питу на его жизненном пути в одной упряжке с этой кобылой понадобится и то и другое.

Пит пользовался занаксом, но не злоупотребляя. И не говорил об этом Вильме; она бы взбесилась, узнав, что он ПРИНИМАЕТ УСПОКОИТЕЛЬНОЕ, что в ее понимании было равносильно наркотикам. Пит был осторожен и хранил рецепт на занакс у себя в дипломате, вместе с бумагами, которыми Вильма совершенно не интересовалась. В месяц он принимал пять или шесть таблеток, причем бо́льшую часть – перед Вильмиными «критическими» днями.

Однажды – а именно прошлым летом – Вильма сцепилась с Генриеттой Лонгман, владелицей салона красоты в Касл-Хилл. Причиной скандала была испорченная «химия». На следующий день после первичной перебранки у них случился обмен «любезностями» в магазине у Хемфилла, а где-то через неделю – большая ругань на Главной улице. В тот раз дело едва не дошло до драки.

Вернувшись домой, Вильма металась по дому, как львица в клетке, и вопила, что, мол, она эту суку достанет, что она ее в больницу уложит.

– Мне бы только до нее добраться, ей потом никакой салон красоты не поможет, – шипела Вильма сквозь сжатые зубы. – Я это так не оставлю. Завтра же пойду к ней. Пойду и со всем разберусь.

Пит не на шутку встревожился. Он понял, что это не просто пустые угрозы. Вильма всерьез собиралась их осуществить. И бог знает, на что его дорогая супруга способна в бешенстве. Он уже представлял, как Вильма макает Генриетту головой в чан с каким-нибудь едким дерьмом и та на всю жизнь остается лысой, как Шиннед О’Коннор.

Он очень надеялся, что за ночь страсти поутихнут, но Вильма проснулась наутро еще даже злее, чем была с вечера. Он бы не поверил, что такое возможно, если бы не видел это своими глазами. Темные круги у нее под глазами говорили о том, что она не спала всю ночь. Не спала и, должно быть, копила злость.

– Вильма, – неуверенно начал он, – по-моему, тебе не стоит сегодня ходить в салон красоты. Я уверен, что если ты все обдумаешь…

– Я все обдумала еще вчера вечером. – Взгляд у Вильмы был пугающе пустым. – Я все обдумала и решила, что, когда я с ней закончу, она больше уже никому не сожжет корни волос. Когда я с ней закончу, этой гадине нужно будет приобрести собаку-поводыря, чтобы ходить дома в сортир. И если ты собираешься со мной спорить, Пит, то можешь сразу купить себе поводыря из одного с ней помета овчарок.

В отчаянии – даже не надеясь, что это сработает, но не видя другого способа предотвратить надвигающуюся катастрофу, – Пит Ержик достал из внутреннего карманчика дипломата пузырек с таблетками и бросил одну из них Вильме в кофе. И ушел на работу.

В каком-то смысле этот незамысловатый поступок стал для Пита Ержика первым причастием.

Весь день он провел в мучительном ожидании и, возвращаясь домой, уже настроился на самое худшее (чаще всего его разыгравшаяся фантазия выдавала картинки типа: «Генриетта Лонгман в луже крови, а Вильма – в камере»). Поэтому он несказанно обрадовался, застав Вильму за пением в кухне.

Пит глубоко вздохнул, опустил забрало своих эмоций и спросил как бы между прочим, как там дела с миссис Лонгман.

– Она открыла салон только после обеда, а у меня к тому времени вся злость прошла, – сказала Вильма. – Ну, я все равно зашла, чтобы выяснить отношения… вроде как я сама себе обещала. И знаешь что? Она предложила мне бокал шерри и сказала, что вернет деньги!

– Ух ты! Отлично! – воскликнул Пит, успокоившийся и довольный… и на этом история с Генриеттой благополучно закончилась. Пару дней он выжидал, не вспыхнет ли Вильмина ярость по новой, но этого не случилось – по крайней мере не в направлении Генриетты Лонгман.

Он даже подумал, что, может быть, стоит попробовать предложить Вильме самой сходить к доктору Ван Аллену, чтобы тот выписал ей успокоительное, но после долгих и тяжких раздумий отверг эту идею. Вильма его в Африку зашвырнет (а может, и на орбиту), если он ей предложит ПРИНИМАТЬ УСПОКОИТЕЛЬНОЕ. Для нее это типа наркотиков, а наркотики – это удел отбросов. А легкие транквилизаторы – это для слабаков. Большое спасибо, но она будет сражаться с жизнью по правилам самой жизни. И кроме того, неохотно заключил для себя Пит, все было значительно проще: Вильма любила буйствовать. Вильма в ярости была Вильмой цельной. Вильмой, служащей высокой цели.

А он ее любит – как наше гипотетическое дикое племя любит своего Великого Бога Гремящей Горы. Его трепет и ужас даже усиливали любовь; это была ВИЛЬМА, вещь в себе, сила, с которой нельзя было не считаться, и он решался сбивать ее с курса только в тех случаях, когда она могла навредить себе… что, через некие таинственные трансформации любви, ударит и по нему тоже.

С тех пор он подсыпал ей занакс всего три раза. Третьим – и, кстати, самым кошмарным – случаем и стала «Ночь грязных простыней». Он упорно старался заставить ее выпить чаю, и когда она наконец соизволила согласиться (после короткого, но весьма содержательного телефонного разговора со сбрендившей Нетти Кобб), он заварил крепкий чай и бросил туда не одну, а целых две таблетки. И когда на следующее утро он увидел, что она более или менее успокоилась, он испытал несказанное облегчение.

Вильма Ержик – уверенная, что знает своего мужа как облупленного, – не знала о его тихих манипуляциях; но именно эти тихие манипуляции и удержали ее от того, чтобы в пятницу утром не въехать в дом Нетти на «юго», вышибив дверь, и не выдрать (во всяком случае, не попытаться выдрать) у нее все волосы.