Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Иллюстрации Маши Судовых
© Ищенко Д. В., текст, 2018
© Судовых М. А., иллюстрации, 2018
© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2018
Моим мальчишкам Славе, Ване, Феде, Пете и всем, кто вдохновил на создание этой истории, посвящается
Океан
Океан отступил, и волны едва набегали на берег. Я шёл по влажному песку. Пройдя метров сто от одних каменных уступов до других, обернулся: следы моих кроссовок были целы и невредимы, ни одна волна не смогла добраться до них. Я улыбнулся, словно в этом была какая-то моя заслуга.
Чуть уловимые на ветру терпкие запахи северной тундры смешивались с дыханием Баренцева моря. Мне говорили, что, уехав, я затоскую по этому воздуху, которого больше нигде нет, раньше, чем по всему остальному. Вот я и вбираю весь букет ветров полной грудью, словно пью холодную воду в жаркий день. А воздух кружит голову, наполняя каким-то неведомым чувством. И, наполненный им, я прислушиваюсь, как размеренный бег волн да шелест ветра сплетают прозрачную мелодию. Ничто и никто не удерживает её. Она здесь по собственной воле. Потому что ей тут хорошо, спокойно и свободно.
Разлитые в воздухе вечерние краски скользят по первой изморози на болотах и озёрах, огибают сопки и камни и растворяются между ними, шёпотом поделившись с ветром тайной своего свечения. Кто захочет, тот обязательно разглядит их.
Я подставляю лицо солнечным лучам. Между вечным светилом и мной – бегущая по волнам оранжевая дорожка, связавшая нас в этот миг через миллионы километров и миль. Вообще-то сейчас уже конец августа. Почти осень. Всё вокруг говорит о скорой зиме, полярной ночи, арктических морозах и ураганах. Но это потом. А пока густое алое солнце качается на волнах у кромки горизонта, готовясь на время укрыться за ним, чтобы через несколько часов вынырнуть из воды как ни в чём не бывало. Это главное – обязательно вынырнуть. А иначе и быть не может. Так всегда было – тысячи, миллионы лет, – и так будет. В этих краях с иными мерками и появляться не стоит. Так что придёшь сюда через пару тысяч лет, а солнце всё равно вынырнет в этом месте, и кто-нибудь обязательно будет смотреть на него, и никуда ничего не денется.
Вообще-то, когда я приехал сюда, таких закатов вроде бы не было? Или я просто не замечал их?
Трудно сказать. Не помню. В любом случае теперь я знаю точно, что они есть. А это уже немало.
Прыжок судьбы
Помню, как в начале лета, ещё в городе, мы с отцом стояли друг напротив друга.
Я тогда произнёс:
– Ну, вообще-то у меня переходный возраст.
Мне это объяснение казалось вполне исчерпывающим. Но не думаю, чтобы отец был со мною согласен. И точно: он внимательно посмотрел мне в глаза и протянул:
– А-а-а, переходный…
Мне оставалось только согласиться:
– Ага.
– Ну что ж, это дело серьёзное, – он отставил свой портфель. – Переходный – от слова «переходить». Дорога неблизкая. Сам понимаешь.
К чему это он клонит? Но я всё-таки кивнул.
И отец тоже кивнул. И замолчал.
И как-то выходило, что мы с ним вроде и не спорим. С ним всегда так: только хочется заявить о своих правах, тут же выясняется: чего их заявлять, если они особо никуда и не девались?
Вот и сейчас мы смотрим друг на друга, чуть подняв брови и улыбаясь так, словно говорим что-то вроде:
– Ну-ну, конечно…
Отец первым прерывает эту дуэль взглядов:
– Тогда, друг мой, в путь! Такое путешествие пускать на самотёк нельзя. Так что готовься! – и отец подмигнул, словно качнул лодку, и от неё по спокойной водной глади побежала лёгкая зыбь.
– А к чему мне, собственно, готовиться? – я насторожённо посмотрел на отца. Но тут у него зазвонил телефон, и он только похлопал меня по плечу и опять полез в свой портфель. Интересно, что же это он такое придумал?
Так вот, я, конечно, многого мог ожидать от отца, но чтобы вот так перевернуть всё с ног на голову – такое мне и во сне не могло привидеться. И не только, между прочим, мне. Вы бы видели маму, когда она узнала, что он затеял! И благодаря ему мои мечты о морских курортах и беспечной летней жизни растворились в прозрачном полярном тумане. Он сказал, что вместо южных морей мы едем на Север.
– Да-да, на самый Север! – и отец показал на карте Кольский полуостров.
– А валенки с собой брать? – попытался съязвить я.
Отца это не смутило.
– Нет, – успокоил он меня. Потом подмигнул и добавил: – Там выдадут.
И опять похлопал меня по плечу. Что и говорить, у папы всегда было хорошо с чувством юмора. По крайней мере, он так считал.
Сказать по правде, я толком и не понял, чего он там забыл на этом Севере. Да в тот момент не очень-то и хотел разбираться. Кажется, ему предложили провести инспекцию каких-то гидрографических объектов, и он согласился. Мог ведь не соглашаться – я это понял из обрывков его разговора с мамой, – но нет, согласился. И вот это возмутило меня больше всего! Явно сделал так специально!
– Точно, – подтвердил отец, – специально. Мы же с тобой собрались в поход, вот я и воспользовался случаем. Север – это вам не бока греть на пляже, молодой человек…
Я решил, что всё это звучит слишком жестоко, и ушёл к себе – изучать карту.
Нам предстояла дорога на самый север Кольского полуострова. Туда, где к нему друг за другом прилепились ещё два – Средний и Рыбачий. Я их даже разглядел на карте. В тоске и унынии полез в интернет. Выяснил, что последние лет пятьдесят эти места были вотчиной военных. Потом они ушли. Оставив свои городки, бросив то, что казалось лишним. Вскоре после их ухода туда потянулись люди без роду и племени. Эти не церемонились – тащили всё. И вот теперь отцу предстояло выяснить, что уцелело. На работу отводилось целое лето, и ему разрешили взять меня с собой.
Я затолкал в рюкзак вещи. Даже тёплые носки, которые всегда забывал. Мама мне их торжественно вручила, когда я уже застёгивал молнию. Попытался возразить, что вообще-то лето. Она с улыбкой пожала плечами:
– В Арктике лета не бывает. Это констатация факта.
В общем, и свитер я тоже взял, раз уж мне так свезло в этой жизни. Ещё думал, брать ли скейт: может, там есть рампа? Но отец сказал, что в том месте, куда мы едем, нет даже асфальта. Я чуть не поперхнулся. Сейчас приятели летают на своих досках на стадионе, крутят всякие трюки, прыгают с рампы на рампу… А у меня тут такой прыжок судьбы. Стало как-то совсем уныло. Катаются, и дела им нет до асфальта на краю земли. Я даже говорить не стал, куда еду. Сказал просто, что на море, и всё.
– Повезло, – они пожали мне руку и помчались делать свои флипы и олли.
Я с тоской посмотрел им вслед и зашагал в новую для себя реальность.
Старший менеджер
Сначала мы больше суток пилили в поезде до Мурманска. Затем часа три тряслись на машине. Всё, что я видел за окном, оптимизма не вызывало. На сопках ещё лежал снег, хотя было уже начало лета. И никакой зелени кругом – только серые скалы да низенькие деревья с голыми ветками. И мы тут такие приехали. Ну, папа! Всю дорогу я дулся на него.
А он ещё издевался:
– Ну, как тебе такой трансфер? – это он про обычный уазик с брезентовым верхом.
Но дальше – хуже! Доехав до какой-то Титовки, мы свернули с асфальтированного шоссе на грунтовую дорогу и пересели на гэтээску, по сравнению с которой уазик был верхом комфорта.
Гэтээска – это допотопный гусеничный автомобиль. Нечто среднее между трактором и боевой машиной пехоты, которую я видел на парадах. Но парад – это красиво. А тут – каша из песка, снега и камней. Я думал, такое бывает только в фантастических фильмах про заброшенные миры, но нет. Оказалось, я заблуждался.
Мы забрались в гэтээску и тронулись. Поначалу я попытался ехать как взрослые – сверху, «на броне». Вокруг уныло тянулась бескрайняя и безжизненная тундра. Грязные камни вылетали из-под железных колёс. Двигатель тарахтел на полную катушку, но сопровождавший нас человек в замасленном бушлате всё равно пытался перекричать грохот и не переставая что-то рассказывал отцу сквозь шум. Я ничего не слышал, вскоре замёрз и попросился внутрь машины. Здесь было так же шумно, но по крайней мере тепло, хотя и воняло машинным маслом, дизельным топливом и металлом.
Примостившись на коротенькой скамейке, я решил, что моя жизнь загублена окончательно. И в нынешних обстоятельствах спасти её не может ничто. Ну, абсолютно ничто и никто.
– Сегодня спать будем здесь, – сказал отец, показывая на круглые обшарпанные вагончики, до которых мы добрались под вечер.
– Это тот самый отель пять звёзд? – простонал я, пытаясь расправить руки-ноги-плечи после гусеничной тряски.
– Считай, что да, – ответил отец. – Как минимум три.
– И здесь нам предстоит провести незабываемый отпуск? – продолжал я.
– Нет, – успокоил отец. – Это лагерь геологов. Завтра поедем дальше. А пока не теряй времени на разговоры.
Я подошёл к двери вагончика, потянул за ручку. Дверь упала на меня, соскочив с петель прямо на ноги, а потом шлёпнула по голове. Сначала захотелось заплакать, но тут же стало смешно. Этакий смех сквозь слёзы. Раньше о нём только читал, а теперь испытал и проникся. Так сказать, на собственном опыте.
– Прикольно… – выдавил я.
Тут же из выломанного мною дверного проёма показалось лицо толстенного дядьки в тельняшке:
– Поосторожней, брат! Ноги беречь надо! Как и остальное. А то жалко всё-таки.
Потом он аккуратно снял дверь с моей ноги и повесил обратно.
– Шалят петли. У них такое бывает… – пояснил толстяк.
Шишка, добро пожаловать, сказал я себе и потрогал место удара. А вслух спросил:
– А вы тут, случайно, не старший менеджер отеля?
– Старший менеджер! Ну, парень, ты даёшь! – засмеялся здоровяк и тоже хлопнул меня по плечу. Это было немногим слабее упавшей двери. – Давай, заходи, старший менеджер! Добро пожаловать!
По обшарпанному виду вагончиков было понятно, что их привезли на полуостров лет пятьдесят назад, если не больше. Внутри – темно, ничего не видно, и я сразу же ударился головой обо что-то твёрдое.
– Вторая шишка, добро пожаловать, – сказал я себе.
– Ты нам тут всю мебель порушишь, – добродушно проговорил толстяк и пропал где-то в глубинах строения. – Ха, старший менеджер!
– Как же тут можно спать? – спросил я отца.
– Можно, – коротко ответил он, расчищая панцирные кровати от сваленных там коробок. – Можно, потому что безопасно.
Я сел на кровать. Она пружинила подо мной, но веселее от этого не становилось. За мутными окнами был серый-пресерый Север.
Да, заехали мы. В глубине живота зародилось желание побыстрее сбежать, вернуться в привычный мир. Хоть пешком. Пока недалеко забрались. Это чувство росло, поднималось к лёгким и глазам. Ещё чуть-чуть, и я бы точно заплакал. Но отец не обращал на мои переживания никакого внимания и не отвечал на мой обиженный взгляд.
Уже потом он признался, что всё видел: и моё отчаяние, и немой вопрос, смешанный с укором, – но молчал, не реагировал.
– Мы ведь не могли раскиснуть на пару от того, что всё вокруг выглядит так неважно, – улыбался отец. – Пожалеть себя проще простого. Надо учиться преодолевать трудности. Вот мы с тобой и учились.
Когда отец говорил об этом несколько месяцев спустя, мы лежали посреди ярко-красного с оранжевыми и зелёными вкраплениями ковра заполярной тундры под лучами северного солнца. Мы раскинули уставшие руки-ноги на упругом ягеле и мечтательно смотрели на причудливые очертания облаков в высоком прозрачном небе.
– К тому же я знал, что на самом деле здесь всё по-другому, – произнёс он сонным голосом, собираясь вздремнуть несколько минут прямо посреди кустиков брусники и морошки.
Но всё это было спустя почти три месяца.
