Аничча

И бежит ручеек рассказов

Вы держите в руках книгу профессиональной журналистки, художницы, лауреата Всеукраинского поэтического вернисажа «Троянди й виноград» Людмилы Ясной. Ошибается тот, кто думает, что название этой книги – женское имя. «Аничча» в буддистской терминологии означает нестабильность, изменчивость всего сущего – жизни, мыслей, действий.

Понимание того, что нет ничего вечного в этом мире, что все меняется и одно приходит на смену другому, проходит красной нитью через все произведения автора. Людмила Ясна уверенна в том, что «…в жизни все расставлено по алфавиту,…ничего случайного не бывает…»

Автор пишет о жизни и смерти, о первой любви, приносящей или огромное счастье, или душевные муки и страдания. Молодые девушки, а именно они выступают главными героинями большинства произведений, мечтают о счастье с любимым, ищут себя, и даже в столь юном возрасте задумываются о смысле и быстротечности жизни: «Ведь сердце щемит только потому, что все мимолетно, а сама жизнь – как дыхание: вдохнул, а уже и выдохнуть пора».

Сюжеты почти всех произведений писательницы взяты из жизни, и прообразами героев послужили ее друзья юности, люди, с которыми она встречалась, работала или просто пересекалась в пространстве и времени.

Никого не оставит равнодушным рассказ «День, расколотый пополам». Идеальная семья – отец, мать и двое детишек. Живи да радуйся. Они и живут, и радуются каждому новому дню, приносящему что-то теплое и светлое, ценят мгновения счастья, строят планы на будущее. Но… в один миг жизнь разрушена: мать нечаянно вылила ведро кипятка на собственных детей, которые, играя, спрятались в бочке для огурцов. До этого момента жизнь была – полная чаша, теперь – ничего…

Поражает трагедия матери-одиночки Стеллы и ее дочурки Аси в рассказе «Ясновидение». Девочка всем сердцем чувствует скорую разлуку с матерью, но не может в силу своего возраста высказать это словами. Поэтому она сильно плачет, теряя даже на минуту маму из виду. Как оказалось, Стелла смертельно больна, и пытается объяснить дочке, что скоро будет жить на небе возле солнышка…

Читать каждое произведения Людмилы Ясной – как смотреть на ручеек, что уверенно бежит, не встречая на своем пути ни единого камешка, ни единой преграды. Сюжет рассказов захватывающий, язык – образный, поэтому и герои – личности целостные, обладающие внутренним единством.

Леся Дудченко, филолог, литературный редактор.

Аничча

Глаза

Тогда как в провинциальном, но довольно большом городе менеджер частного офтальмологического центра «Ремис» Федька Панчоха заказывал физраствор в недорогой лаборатории, когда директор местного центрального рынка Стас Метельков, наслаждаясь предвкушением важного события в личной жизни, передавал дела своему заместителю, а московский хирург Иван Борисович Кузьмин паковал чемодан для поездки в командировку, – уже пожилая, но бойкая женщина Марина Тарасовна садилась в трамвай, чтобы поехать на заключительное обследование в вышеназванную глазную клинику.

Ничто не предвещало катастрофы, хотя стечение обстоятельств было именно таким, словно кое-кому из этих людей на роду было написано пережить роковой случай, который резко изменит не только их биографии, но и затронет рикошетом судьбы многих других.

Спустя полчаса Марина Тарасовна уже сидела возле кабинета кандидата медицинских наук Тамары Васильевны Швец. Став пациенткой этого медучреждения, женщина перелопатила весь Интернет в поисках отзывов о его медперсонале и, перечитав их, долго не могла выбрать между двумя хирургами – этой Швец и еще одной по фамилии Кривошея. Марина Тарасовна всматривалась в фотографии на мониторе и не знала, к кому лучше пойти: к блондинке или к брюнетке. Выбрала первую – она ей показалась более миловидной. Профессиональные же характеристики обеих были похожи… Раздумья пациентки прервала молоденькая медсестра:

– Пожалуйста, проходите в кабинет.

Марина Тарасовна вошла. За столом сидела доктор Швец и что-то быстро писала. Даже не взглянув на посетительницу, сухо обронила:

– Я слушаю вас.

Женщина растерялась. Она ожидала более доброжелательного приема, заключительного обследования, и в глубине души надеялась, что операцию ей отменят. Консультация была бесплатной, так как относилась к услугам, уже оплаченным пациенткой. Впрочем, решения об операции почти всегда принимались в кабинетах рядовых врачей. А ее вот занесло сюда, к хирургу, поскольку она была недоверчивой, но смышленой, и во всем хотела дойти до сути. Не имея медицинского образования, но начитавшись статей о глазных болезнях, Марина Тарасовна выучила практически всю терминологию и жаждала гарантий.

Доктор Швец наконец подняла лицо от документов и, смерив холодным взглядом посетительницу, вдруг выдала мини-лекцию о замене потускневшего хрусталика искусственным. Ее голос звенел металлом, она так чеканила отдельные слова, словно забивала топором гвозди. И Марина Тарасовна поняла, что тут ловить нечего и что операцию не отменят. Тамара Васильевна даже не осмотрела ее глаза, а лишь мимоходом заглянула в историю болезни.

– Вас же записали на операцию к лучшему хирургу! – этими словами она пристыдила пациентку, а попутно и завершила аудиенцию.

На ресепшине опечаленной Марине Тарасовне улыбнулась вышколенная сотрудница. Полистав журнал, она радостным голосом подтвердила, что операция, как и договаривались, начнется завтра в восемь утра, но прийти нужно на полчаса раньше, чтобы подписать договор и внести деньги в кассу.

Директор рынка Метельков приехал в клинику со своим водителем, хотя предпочитал сам рулить джипом. Сегодня была особая ситуация: после замены хрусталика он некоторое время не сможет водить машину. Метельков прибыл в офтальмологический центр около восьми утра, хотя операция ему была назначена на десять. Он надеялся попасть к хирургу одним из первых, поскольку всегда стремился «отстреляться» сразу: и в институте на экзаменах, и во время визитов к начальству – везде… Войдя в приемную, где ему несколько дней назад назначали операцию, он почувствовал досаду: пожилая женщина уже заполняла договор, а мужчина средних лет ожидал своей очереди.

Постепенно приходили и другие посетители: кто – на осмотр, кто – на операцию. Все тихонько сидели на мягких синих кожаных диванах. Мелодичный женский голос называл пациентов по имени-отчеству, и они входили во врачебные кабинеты.

– Марина Тарасовна! – позвал голос.

Женщина встрепенулась и поднялась с дивана. Она очень боялась операции (вспомнила страшный сон, который сегодня видела: будто ее глаза оказались залеплены чем-то черным и жгучим), но послушно последовала за медсестрой. Однако ее ожидал сюрприз.

– Вы болели гепатитом В? – недовольно спросил хирург, листая историю ее болезни.

– Так меня же заразили, когда удаляли желчный пузырь, – начала подробно объяснять Марина Тарасовна.

Но Иван Борисович ее уже не слушал. Он отчитывал медперсонал:

– Куда вы смотрели? Почему назначили на утро?

Пациентка не понимала в чем дело, но постепенно все прояснилось.

– После вас придется дезинфицировать операционную, – раздраженно проворчала санитарка.

– Давайте следующего, а ей пока что измерьте давление, – московское светило бросило взгляд на раскрасневшуюся пациентку.

Марину Тарасовну завели за ширму.

– Ложитесь на кушетку, – приказала пожилая медсестра, держа в руках тонометр. Но спустя минуту она испуганно вскрикнула, округлив блеклые глаза: – Да вам же вообще нельзя делать операцию, у вас сто девяносто на сто!

– Наверное, я просто разволновалась, – оправдывалась пациентка, а на самом деле ей хотелось поскорее выскочить из-за ширмы и убежать домой – у нее никак не шел из головы тот страшный сон.

– Сбивайте давление, введите дибазол с папаверином, – распорядился врач. – Пускай полежит.

В то время он уже начал делать операцию следующему пациенту и через двадцать минут завершил ее.

Позвали Стаса Метелькова. Он вошел уверенно, не боялся, лишь хотел, чтобы все поскорее закончилось. Но когда уже лежал на операционном столе и в его левый глаз капали физраствор, что-то заныло у него под ложечкой. Доктор же, листая историю болезни Метелькова, вдруг предложил ему заменить хрусталик и в правом глазу, поскольку там тоже была катаракта, хотя еще и недозревшая. Зачем же оттягивать, лучше все сделать одним махом! Такое предложение показалась Стасу дельным, и он согласился.

Этот разговор слышала из-за ширмы и Марина Тарасовна. У нее тоже была катаракта на обоих глазах, и она испугалась, что ей также предложат прооперировать оба. Женщине все сильнее хотелось удрать домой, и это желание было таким настырным, что не давало ей покоя. Прошло уже почти два часа, как она оказалась здесь, и мочегонный эффект лекарства, снижающего давление, давал о себе знать. Женщина обратилась к медсестре:

– Можно, я в туалет схожу?

– Я вас отведу, – отозвалась санитарка.

Она помогла пациентке подняться с кушетки и вывела ее в коридор.

Глядя в зеркало над умывальником, Марина Тарасовна улыбнулась себе – испуганной, в прозрачной голубой шапочке, которую с нее забыли снять. «Словно астронавт», – подумала она, сдернув убор с головы. Затем наклонилась и стянула с ног бахилы – такого же, но более насыщенного цвета. Швырнула все это облачение в ведро для мусора и вышла.

Никто не обратил на нее внимания. Точно так же сидели в очереди пациенты, о чем-то говорила по телефону девушка на ресепшине. Санитарки не было – она, наверное, вернулась в операционную. Марина Тарасовна, будто в трансе, не чувствуя под собой ног и затаив дыхание, тихонько направилась к выходу из клиники. И только на улице вдохнула полной грудью и почему-то радостно рассмеялась. Когда садилась в трамвай, вдруг вспомнила, что ее сумочка осталась на подоконнике в операционной, но возвращаться не стала. О заплаченных деньгах она, как ни странно, вообще не думала.

Стас Метельков после операции чувствовал себя хорошо и радовался, что все уже позади. Он попросил медсестру позвать его водителя, чтобы тот помог ему дойти до машины, поскольку почти ничего не видел, хотя врачи уверяли: уже через полчаса зрение начнет восстанавливаться и вскоре станет стопроцентным. Метельков в предвкушении этого чуда улыбнулся и даже выбросил очки, словно выполняя особо значимый ритуал.

Рабочий день в офтальмологической клинике продолжался. Все шло, как обычно, разве что должно было закончиться на несколько часов раньше (все-таки суббота!) Иван Борисович, прооперировав десяток больных, немного устал, но испытывал удовлетворение. Он не допускал у них никаких осложнений. Потом вспомнил о сбежавшей женщине и улыбнулся: такого в его практике еще не было.

Воскресенье почти для всех действующих лиц началось со страха, удивления и паники. Дежурный врач клиники не успевал отвечать на звонки. Все пациенты, прооперированные накануне, жаловались на рези в глазах и выделения из них, требуя неотложной помощи. Врач не знал, что делать. Знаменитый хирург Кузьмин еще вчера уехал в Москву и не отвечал на звонки, начмед и директор центра не спешили в клинику. Доктор взял у каждого больного выделения из глаз на анализ (правда, лаборатория по воскресеньям не работала – придется подождать до завтра). Затем промыл гноящиеся глаза физраствором. Это все, что он мог сделать. Стационара в клинике не было, поэтому он отправил пострадавших домой.

На следующий день прооперированным стало еще хуже, на их глаза страшно было смотреть. Результаты анализов оказались неутешительными: синегнойная палочка!

Сначала все пеняли на московского хирурга, но тот отвечал, что его вины тут нет – он пользовался инструментами и материалами клиники, которая и должна ответить за антисанитарию. Провели внутреннее расследование и обнаружили синегнойную палочку в физрастворе, приобретенном на днях по дешевке у частного производителя.

Все пациенты, которым заменили хрусталики в ту злополучную субботу, потеряли зрение на один глаз, а Стас Метельков – на оба. Он первым подал в суд на клинику и на хирурга, уговорившего его прооперировать и второй глаз. Но как бы ни закончилось все в суде – видеть мужчина уже никогда не сможет, поэтому его жизнь круто и навсегда изменилась.

Марина Тарасовна прочитала о трагедии в газете и перекрестилась. Бог ее помиловал. Она пошла в церковь и поставила свечку. Заметку из газеты вырезала и спрятала как напоминание о том, что всегда нужно доверять интуиции. Затем отправилась в клинику, поскольку хотела вернуть деньги, уплаченные за несостоявшуюся операцию. Ей отдали сумочку и паспорт, а о деньгах сказали, что их перечислят на ее пенсионный счет, поскольку в кассе такой суммы нет. В офтальмологическом центре было на удивление безлюдно: сарафанное радио сработало безупречно.

Постепенно шумиха вокруг происшествия в клинике «Ремис» утихла. Сначала заведение закрыли, а примерно через полгода на фасаде здания появилась новая вывеска, хотя медперсонал остался практически прежний. Правда, московского хирурга уже не приглашали, и директора назначили другого. А Федька Панчоха вообще ушел из медицины, поскольку ему стало мерещиться, что из каждой бутылочки физраствора пытаются выползти палочкообразные черви, укоризненно качая головами и мигая синими стеклянными глазами.