Замок

Глава 3. Фрида

В буфетной – просторной комнате, посередке свободной – вдоль стен вокруг пивных бочек, а то и прямо на них расселся народ, но совсем другого вида, чем мужики в трактире К. Эти были почище и одеты все в одинакового пошива, грубой серо-желтой материи платье: куртки пышные, штаны почти в обтяжку. Роста все были небольшого и на первый взгляд как будто на одно лицо, вроде бы худое и плоское, но при этом пухлощекое. Вели они себя очень спокойно, почти не двигались, только взглядами, да и то лениво и безразлично следя за вновь пришедшими. И тем не менее – может, оттого, что их так много и сидят они так тихо, – К. стало не по себе. Он снова взял Ольгу под руку, чтобы все увидели, почему он здесь и с кем. Тут из угла поднялся мужчина, явно знакомый Ольги, намереваясь подойти к ней, но К. едва заметным движением повернул Ольгу в другую сторону, причем никто, кроме самой Ольги, его уловки не заметил, Ольга же приняла ее безропотно, только с улыбкой покосилась в его сторону.

Пиво разливала молодая буфетчица по имени Фрида. На вид это была невзрачная, небольшого росточка, белокурая девушка с печальным лицом и впалыми щеками, однако с неожиданно острым взглядом, полным какого-то особого превосходства. Едва она посмотрела на К., тому показалось, что одним этим взглядом многие важные для него вещи улажены, в том числе и такие, о которых он еще понятия не имеет, но в существовании которых почему-то мгновенно уверился. К. продолжал наблюдать за Фридой со стороны, даже когда та, отвернувшись, заговорила с Ольгой. Не похоже, что они подруги, слишком уж натянуто и немногословно они беседуют. И К., желая оживить разговор, вдруг спросил:

– А господина Дупля вы знаете?

Ольга рассмеялась.

– Чему ты смеешься? – рассердился К.

– Да не смеюсь я, – ответила та, продолжая смеяться.

– Ольга еще почти ребенок, – сказал К., склоняясь над стойкой в надежде снова перехватить взгляд Фриды. Но та, не поднимая глаз, тихо спросила:

– Вы хотите видеть господина Дупля?

Да, К. просил бы об этом.

Она указала на дверь слева от себя:

– Там глазок, можете посмотреть.

– А как же все эти люди?

Вместо ответа она лишь брезгливо выпятила нижнюю губку и решительной, но неожиданно мягкой рукой потянула К. к двери.

Сквозь маленький глазок, высверленный, судя по всему, специально в целях наблюдения, соседняя комната просматривалась почти целиком. Посреди комнаты, за письменным столом, в удобном, с округлой спинкой кресле, выхваченный из полутьмы низко висящей прямо над ним яркой электрической лампочкой, сидел господин Дупль. Это был грузный, неуклюжий мужчина среднего роста. Лицо гладкое, без морщин, но щеки под тяжестью лет уже слегка обрюзгли. Длинная полоска черных усиков рассекала лицо поперек почти надвое. Стеклышки криво насаженного пенсне поблескивали, не давая увидеть глаза. Сиди Дупль за столом прямо, К. смог бы разглядеть его только в профиль, но он как раз повернулся и, казалось, смотрел прямо на К. Левый локоть покоится на столе, правая рука с зажатой в ней виргинской сигарой лежит на колене. Рядом на столе бокал с пивом; по краям столешницы высокий бортик, мешавший К. разглядеть, есть ли на столе какие-нибудь бумаги, но, похоже, там было пусто. Для пущей уверенности он попросил взглянуть в глазок Фриду. Но оказалось, она совсем недавно была в комнате и без всякого глазка может подтвердить: никаких бумаг на столе нет. К. спросил у Фриды, не пора ли ему уходить, но та ответила, что нет, может смотреть сколько душе угодно. К. был теперь с Фридой наедине, Ольга, как он мельком успел заметить, все-таки улизнула к своему знакомцу и теперь восседала там на бочке, болтая ногами.

– Фрида, – спросил К. полушепотом, – вы что, очень хорошо знаете господина Дупля?

– Еще бы, – отвечала та, – очень даже хорошо. – Она прислонилась возле К. к стенке, кокетливо одергивая свою легкую, кремового цвета и, как только сейчас заметил К., с вырезом блузку, которая, однако, все равно смотрелась на ее тщедушной фигурке словно с чужого плеча. Потом добавила: – Разве вы не помните, как смеялась Ольга?

– Да уж, бескультурье, – отозвался К.

– Нет, – вполне мирно заметила Фрида. – Тут было чему посмеяться, вы спросили, знаю ли я Дупля, а ведь я… – тут она невольно слегка распрямилась, и снова на К. упал ее победный, неведомо что сулящий взгляд, со смыслом ее слов никак не вяжущийся, – а ведь я его возлюбленная.

– Возлюбленная Дупля? – переспросил К.

Она кивнула.

– Но тогда вы, – проговорил К. с улыбкой, чтобы не впустить слишком много серьезности в их разговор, – тогда вы очень уважаемое для меня лицо.

– И не только для вас, – отозвалась Фрида вполне приветливо, но на улыбку не отвечая.

Однако К. знал, как ее осадить, чтобы не важничала, и немедля пустил это средство в ход, задав вопрос:

– А в Замке вы уже бывали?

Однако средство не подействовало, ибо она ответила:

– Нет, но разве не достаточно того, что я здесь, в буфетной?

А тщеславие у нее, похоже, и впрямь необузданное, и именно на К., судя по всему, она вознамерилась вдоволь его потешить.

– Ну конечно, – поспешил заверить К., – здесь, в буфетной, вы ведь все равно что хозяйка.

– Именно, – подтвердила она, – а начинала батрачкой, скотницей в трактире «У моста».

– С такими нежными ручками, – то ли спросил, то ли отметил К., сам не зная, просто так он ей льстит или и в самом деле прельщен. Руки у нее и вправду изящные и нежные, но, с другой стороны, их ведь можно назвать и невыразительными, слабыми.

– На это тогда никто не смотрел, – проговорила она, – да и сейчас…

К. бросил на нее вопросительный взгляд, но она покачала головой и ничего больше говорить не стала.

– Разумеется, – сказал К., – у каждого свои секреты, и вы о своих не станете говорить со случайным человеком, которого знаете всего полчаса и у которого даже не было возможности хоть что-то вам о себе сообщить.

Однако это замечание, как оказалось, вышло неудачным, оно словно пробудило Фриду от некой благоприятной для К. полудремы: она тотчас же деловито извлекла из кожаной сумочки у себя на поясе деревянную затычку, закрыла ею глазок и сказала К., явно с трудом стараясь скрыть от него перемену в своем настроении:

– Да нет, относительно вас я все знаю, вы тот самый землемер. – И, добавив: – А теперь мне работать пора, – отправилась за стойку, поглядывая на посетителей, из которых многие уже поднимались с мест, указывая на свои пустые кружки.

Желая незаметно для других продолжить разговор, К. снял с полки пустую кружку и подошел к буфетчице.

– Еще только одно, мадемуазель Фрида, – проговорил он. – Это, конечно, невероятное достижение – из скотниц выбиться в буфетчицы, для этого и силы нужны, и достоинства редкостные, однако захочет ли такой человек, как вы, на этом успокаиваться? Дурацкий вопрос. В ваших глазах, только не смейтесь, мадемуазель Фрида, написана не столько прошлая, сколько будущая ваша борьба. Но мир полон преград, и они тем выше, чем выше поставленные цели, поэтому вовсе не зазорно заручиться на всякий случай поддержкой пусть маленького, пусть не влиятельного человека, который, однако, тоже ведет свою борьбу. Может, мы могли бы как-нибудь переговорить спокойно, не на глазах у всех этих ротозеев?

– Не знаю, к чему вы клоните, – отвечала Фрида, и в голосе ее на сей раз невольно отозвалось не торжество всех ее побед, а горечь бесконечной вереницы разочарований. – Или, может, вы вздумали отбить меня у Дупля? Бог ты мой! – И она даже руками всплеснула.

– Да вы меня просто насквозь видите, – пошутил К., стараясь, однако, всем видом показать, насколько он устал от вечного недоверия. – Ну конечно, это мой самый сокровенный замысел. Чтобы вы бросили Дупля и стали моей возлюбленной. А теперь мне пора. Ольга! – громко позвал он. – Мы идем домой.

Ольга послушно спрыгнула с бочки, но сразу освободиться от окруживших ее друзей-приятелей не смогла. В эту секунду Фрида, глянув на К. тяжело и почти грозно, тихо спросила:

– Когда же я смогу с вами переговорить?

– А мне можно здесь заночевать? – спросил К.

– Да, – ответила Фрида.

– И можно прямо сейчас остаться?

– Выйдите с Ольгой, я тем временем всех этих выпровожу. А через какое-то время возвращайтесь.

– Хорошо, – сказал К. и в нетерпении стал дожидаться Ольгу. Но мужики не отпускали ее, они затеяли пляску, в самом средоточии которой оказалась Ольга, они же двигались вокруг нее хороводом, и время от времени то один, то другой под общий гогот и вопль к ней подскакивал, крепко обхватывал за талию и кружил на месте, хоровод раскручивался все быстрей, крики, хриплые, голодные, жадные, слились в сплошной вой; Ольга, которая вначале еще пыталась вырваться из круга с улыбкой, теперь, с растрепанными волосами, пошатываясь, только перелетала из рук в руки.

– Присылают всяких, – проговорила Фрида, в гневе кусая тонкие губы.

– А кто они такие? – спросил К.

– Да слуги Дупля, – отвечала она. – Вечно он таскает за собой целый табор, а мне с ними мучайся. Даже не помню толком, о чем я с вами, господин землемер, говорила, если что сказала со зла, вы не обессудьте, все из-за мрази этой, гнуснее и омерзительнее их я никого не знаю, и таким вот холопам я пиво в бокалы должна разливать. Сколько раз просила Дупля оставлять их дома, мало мне, что ли, от слуг других господ достается, уж мог бы обо мне немного подумать, но нет, проси не проси, а за час до его приезда они прутся сюда, как скотина в стойло. Но сейчас им и вправду в стойло пора, им там самое место. Не будь здесь вас, я бы просто вон ту дверь распахнула и Дуплю самому пришлось бы их выпроваживать.

– Разве он их не слышит? – спросил К.

– Нет, – отмахнулась Фрида. – Он спит.

– То есть как? – воскликнул К. – Спит? Но когда я в комнату заглядывал, он же за столом сидел!

– Он всегда так сидит, – отвечала Фрида. – И когда вы на него смотрели, он тоже спал – иначе разве бы я вам позволила? Это его обычная поза во время сна, господа вообще много спят, просто удивительно. Да если бы он столько не спал, как бы он выносил всю эту ораву? Но сейчас мне самой придется их выставлять.

С этими словами она взяла из угла хлыст и одним-единственным, высоким, хотя и не слишком уверенным прыжком – словно барашек, – влетела в круг танцующих. Те сперва решили, что еще одна плясунья прибавилась, и действительно в первый миг почудилось, будто Фрида сейчас свой хлыст отбросит и пустится в пляс, но тут она его вскинула.

– Именем Дупля! – пронзительно крикнула она. – В стойло! Все в стойло!

В тот же миг все они в приступе непостижимого для К. страха заметались, теснясь в глубь залы, где под напором первого беглеца уже распахивалась дверь, дохнув волной ночной прохлады с улицы, и все разом сгинули, включая и Фриду, которая, очевидно, гнала их теперь по двору к воротам конюшни. В наступившей тишине К., однако, явственно услышал чьи-то шаги в прихожей. На всякий случай он кинулся к стойке, единственному месту, где можно укрыться: хотя находиться в буфетной ему вроде бы не запрещено, но, коли он собрался здесь ночевать, на глаза попадаться не след. Вот почему, едва дверь и вправду начала отворяться, он юркнул под прилавок. Конечно, быть обнаруженным в таком месте тоже небезопасно, однако на этот случай он придумал достаточно правдоподобную отговорку: дескать, спрятался от разбуянившегося мужичья.

Оказалось, это пришел хозяин трактира.

– Фрида! – позвал он и несколько раз прошелся взад-вперед по буфетной.

Фрида, по счастью, скоро вернулась, о К. не обмолвилась ни словом, только пожаловалась на слуг и, явно пытаясь отыскать К., прошла за стойку, где К. тотчас же дотронулся до ее ноги и с этой секунды почувствовал себя в совершенной безопасности. Поскольку Фрида о К. не упомянула, хозяин заговорил о нем сам.

– А землемер где? – спросил он. Он, похоже, вообще был человек вежливый и не без тонкости, обретенной, вероятно, в длительном и довольно непринужденном общении с лицами гораздо более высокого звания, чем он сам, однако с Фридой он обходился как-то особенно уважительно, это потому бросалось в глаза, что говорил он с ней все-таки как хозяин с наемной работницей, впрочем, работницей довольно кокетливой и дерзкой.

– Про землемера я напрочь забыла, – отвечала Фрида, ставя свою маленькую ножку К. прямо на грудь. – Давно ушел, наверно.

– Но я его не видел, – не успокаивался хозяин, – а я все время в прихожей был.

– Во всяком случае, здесь его нет, – холодно возразила Фрида.

– Может, спрятался где, – предположил хозяин. – Судя по виду, от него всякого можно ожидать.

– Да нет, на такое у него смелости не хватит, – заявила Фрида, еще сильнее наступая на К. ножкой. Вон, оказывается, сколько лихости и отчаянного озорства таится в этом тихом омуте, К. поначалу ничего такого даже и не заподозрил, но сейчас именно эта удаль возобладала и била уже через край, когда Фрида, внезапно рассмеявшись, со словами: – Может, он под стойкой спрятался? – склонилась к К., наскоро его чмокнула и, мгновенно вскочив, с притворным огорчением протянула: – Нет, здесь его нет.

Но и хозяин своими следующими словами изрядно К. удивил.

– Это, однако, весьма досадно, что я не знаю с определенностью, ушел он или нет. Тут не только в господине Дупле дело, дело в предписании. А предписание, милейшая Фрида, в равной мере распространяется и на меня, и на вас. За буфетную отвечаете вы, остальной дом я обыщу сам. Доброй ночи! И приятного отдыха!

Не успел он выйти из буфетной, как Фрида, выключив электричество, уже очутилась под стойкой, подле К.

– Миленький! Сладенький мой! – шептала она, но при этом к К. даже не притрагивалась: лежа на спине, раскинув руки, она, словно обессилев, млела от любви, и перед счастьем этой любви время казалось бесконечным, она не то вздыхала, не то тихо мурлыкала какую-то песенку. Потом испуганно встрепенулась, заметив, что К. по-прежнему безмолвно погружен в свои мысли, и стала как-то по-детски его теребить: – Скорей же, тут внизу и задохнуться недолго!

Они обнялись, ее маленькое тело горело у К. в руках, в жарком беспамятстве, от которого К. все время, но тщетно силился очнуться, они перекатились по полу, с глухим стуком уткнулись в дверь Дупля и там замерли, среди лужиц пива и трактирного сора. Так проходили часы, часы слитного дыхания, слитного биения сердец, часы, когда К. ни на миг не оставляло чувство, будто он заблудился или так далеко забрел на чужбину, как до него ни один человек не забредал, на чужбину, где даже в воздухе ни частицы родины не сыскать и от чуждости неминуемо суждено задохнуться, где тебе, прельщенному вздорными и пустыми соблазнами чужбины, остается только одно – идти и идти вперед, заблуждаясь все больше, теряясь вдали все безнадежней. Вот почему, по крайней мере в первый миг, его не испугало, а скорее показалось спасительным проблеском избавления, когда из комнаты Дупля низкий, властный и равнодушный голос позвал Фриду.

– Фрида, – шепнул К. Фриде на ухо, как бы передавая ей этот зов. В порыве едва ли не врожденного послушания Фрида чуть было не вскочила, но потом опомнилась, увидев, где она и с кем, потянулась, тихо засмеялась и сказала:

– Да неужто я к нему пойду? Да в жизни я к нему не пойду!

К. попытался возразить, хотел поторопить ее пойти к Дуплю, порывался собрать обрывки ее разодранной блузки, но не мог сказать ни слова, слишком он был счастлив держать Фриду в объятиях, так счастлив, что даже страшно, ибо ему казалось: уйди сейчас от него Фрида – и вместе с ней уйдет все, чем он богат. И словно ощутив эту поддержку К., Фрида, сжав кулачок, забарабанила в дверь и крикнула:

– Я с землемером! С землемером я!

В комнате Дупля все стихло. Только теперь К. поднялся и, стоя подле Фриды на коленях, стал тревожно озираться в смутном предрассветном полумраке. Это что же такое произошло? Где теперь все его надежды? Чего ему ждать от Фриды после такого предательства? Вместо того чтобы продвигаться вперед, соблюдая предельную осторожность, как того требуют мощь врага и величие цели, он целую ночь валяется в пивных лужах, от которых сейчас, под утро, еще и вонь несусветная.

– Что ты натворила? – пробормотал он себе под нос. – Мы оба пропали.

– Нет, – возразила Фрида. – Пропала только я, зато и нашла, у меня теперь есть ты. Да успокойся ты. Смотри, вон как те двое смеются.

– Кто? – не понял К. и обернулся.

На стойке сидели его помощники, оба-два тут как тут, немного заспанные, но радостные – это была радость людей, честно исполняющих свой долг.

– Что вам здесь надо? – набросился на них К., словно именно они во всем виноваты, и уже искал глазами хлыст, что вчера вечером был в руках у Фриды.

– Но нам ведь положено тебя искать, – отвечали помощники. – В трактире ты к нам больше не спустился, вот мы и пошли искать тебя к Варнаве, пока не нашли тут. Целую ночь здесь сидим. Служба – дело нелегкое.

– Вы мне днем нужны, а не ночью, – отрезал К. – Пошли вон!

– Так сейчас день, – отвечали те, не двигаясь с места.

И действительно, был уже день, двери во двор распахнулись, мужики вместе с Ольгой, о которой К. напрочь забыл, ломились в буфетную. Ольга, несмотря на изрядно помятую прическу и платье, все такая же развеселая, как накануне вечером, от порога искала глазами К.

– Почему ты не пошел со мной домой? – чуть ли не со слезами на глазах спросила она. – И все из-за этой девки! – добавила она, а потом еще несколько раз повторила: – И все из-за этой девки!

Фрида, скрывшись ненадолго, появилась теперь с узелком в руках.

– Можем идти, – сказала она, и было само собой понятно, что подразумевается трактир «У моста», куда им предстояло отправиться. Впереди К. с Фридой, за ними помощники – так выглядело их шествие, мужики теперь вовсю норовили выказать Фриде свое презрение, оно и понятно, ведь прежде она ими помыкала, один даже схватил палку и перегородил ей дорогу, дескать, пока не перепрыгнешь, не пропущу, впрочем, одного взгляда оказалось достаточно, чтобы он сгинул. На улице, по снежку, дышалось полегче, снова очутиться на свежем воздухе было просто счастьем, даже проклятущая дорога не казалась неодолимой, а будь К. один, идти было бы и того легче. В трактире К. сразу же направился к себе в комнату и повалился на кровать, Фрида устроила себе ложе рядом, на полу, помощники тоже вперлись в каморку, их выгнали в дверь, но они уже лезли в окно. К. слишком устал, чтобы прогонять их снова. Хозяйка-трактирщица собственной персоной поднялась к ним наверх, чтобы поздороваться с Фридой, та назвала ее «матушкой», что возымело следствием необъяснимо сердечную сцену с поцелуями и долгими, крепкими объятиями. Покоя в каморке вообще было немного, то и дело заявлялись – что-то забрать или, наоборот, принести – служанки, топоча своими мужицкими сапожищами. Если нужная вещь оказывалось на битком забитой всяческим хламом кровати, служанки попросту ее из-под К. вытаскивали, на него самого не обращая ни малейшего внимания. С Фридой эти девки поздоровались по-свойски, как с ровней. Невзирая на подобные мелкие беспокойства, К. пролежал в постели весь день и всю ночь. Фрида не отходила от него ни на шаг, выполняя малейшие его прихоти. Когда на следующее утро он, свежий и отдохнувший, наконец встал, начался четвертый день его пребывания в деревне.