Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Редактор Второе Пришествие Аленького Цветочка
Корректор Второе Пришествие Аленького Цветочка
© Второе Пришествие Аленького Цветочка, 2018
ISBN 978-5-4490-7404-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Второе Пришествие Аленького Цветочка
Внимание, идёт неожиданная, опасная игра слов и – в слова русского языка-программирования, на которые не стоит обижаться. Русский язык знает, какими словами, кого называть; однако, нервных прошу немедленно покинуть страницу.
СКАЗОЧНАЯ РЕЛИГИЯ И ЕЁ ЗАКОН-ДРАКОН, СКАЗОЧНЫЕ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫЕ ОРГАНЫ, ЧЕКИСТЫ И ИХ УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС И ОРГАНЫ ЛЮДЕЙ ИМЕЮТ ОДНУ ЯЗЫКОВУЮ, ЯЗЫЧЕСКУЮ, СКАЗОЧНУЮ, ПОЛОВУЮ, КУЛИНАРНУЮ СРЕДУ, ВОЗНИКЛИ ПО ВЗАИМНОМУ ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ. НАША ЖИЗНЬ, И ЛЮБАЯ ЖИЗНЬ, ВОЗНИКЛА ИЗ СЕКСА СО СМЕРТЬЮ.
Я веду следствие о тайне библейского аттракциона выражений, слов и смыслов. Эту тайну, которой нет, хранят органы церкви и органы безопасности – пастухи и ревнители закона.
В моём исследовании я обхожу политику, допускаю исторические и научные ошибки, чтобы акцентировать внимание на темпераменте слов, на мышлении, на плясках смерти, на сексе смерти с человеком.
ПОСВЯЩЕНИЕ: ПРАВОСЛАВИЮ, ИГРЕ СЛОВ И БУКВ, ПРАВУ И ПРАХУ, ОРГАНАМ И ЗАКОНУ, СМЕРТИ И СЕКСУ, ГЛИНЕ И ДОЛИНЕ.
Троица: ум, сердце, воля = отец, сын, святой дух = разум, слово, смысл.
Скрепы – это язык общения. Язык раскрепощает, если он понятен.
Слова размножаются спорами, перенося летучий, переносный смысл слов с одной мысли на другую.
Мысли – это медитация духов над человеком.
Слова – это медитация человека над духами.
Слово – бог человека снаружи.
Мысль – бог человека внутри.
Нестихи
Мы воображаем из себя
Висят на языке слова
Всегда рабами были мы
Не знает мотылёк, что пламя-грех
Когда ошибки назначили грехами
все человеки стали пастухами:
грехи пасти, чтобы себя спасти,
от весточки случайной совести.
От ангела Иммунитета,
крушащего запреты без кастета,
от дяди Миши-Мануила,
чья дочка Помощь очень мила.
Так в человеке возник антагонизм:
питается грехами организм,
и от греха бежит, меняя дату вылета,
боясь с небес упасть всемирного залёта,
не насладившись крутизной полёта.
Но воздержание долгое от всех грехов
не сняло подозрительных оков,
напротив, око встало против ока,
а зуб застрял между клыков.
У Боли появилось оправдание:
в зачёт себе загадывать желание,
быть невидимкой для анестезии,
и притворяться амнезией.
Копили мы грехи и брали на себя,
пока внутри скопилась вся депрессия —
из мыслей толчеи о безопасности,
которых мы стыду придали гласности,
из очереди в слово воплощение,
чтобы вернуть себе прощение,
что в зеркале осталось отвращением,
к голографической толпе, к словам,
интеллигентным, недоступных головам.
На голову надели толкований сито,
грехами голова порезана-побрита,
с вещами на этап-нам из кормушки голос,
теперь не упадёт с твоей макушки волос.
Энергия греха мистически легка,
как пёрышко для мотылька:
чуть дунул-сила тяготения,
и вот – уже желание и хотение,
чтобы отчалил айсберг нетерпения,
и к пламени спешить на всех перах,
как раненый Титаник на парах,
от грубой силы белой льдины,
как добрый зверь от нелюдины.
Не знает мотылёк, что пламя-грех,
он смело палит перьев мех,
от Смерти получает удовольствие,
огонь поставив на довольствие.
В толковом нимбе головы
В толковом нимбе головы так много слов,
что не имея как их применить —
из них готовят плов,
по вкусу добавляя мыслей нить.
Спасение, воскресение, наслаждение,
меж ними благодарности течение:
лишь благодарности флюид
в огне астральном не горит.
Он смазка лёгких состояний,
в пути событий и признаний,
от негатива к позитиву,
флюид меняет всю картину.
Смерть-окончания срока вещи.
Как гвозди из доски вытаскивают клещи,
чтоб быть прибитой снова,
вот два рывка и новая доска готова.
На ней уж лака слой за слоем,
по образам идёт конвоем.
Покрытий липких череда,
для блага, дара, смерти – «да».
Смерть-да, жизнь-ад,
если укажешь наугад.
Смерть есть ничто, Жизнь есть никто,
но будет вечен конь в пальто.
Коза, баян, вопрос-ответ,
все посылают нам привет,
игла и курица в яйце,
все примостились на лице.
Бога Случая святое оправдание
Несправедливостей багаж
приводит к утомлению.
Мы, обвиняя, входим в раж
невинных посрамления.
Угрозыск рыщет в нашей голове,
берёт одну улику, пишет-две,
пытает вольные найти Стремления,
доводит Мысли и Слова до удивления,
Намерение закинув в стремя,
переписав на Обвинение Время,
чтобы лишить наследства Оправдание,
и вызвать рвоту у Признания,
от состояния правоты сознания,
без мысли о грядущем преступлении,
ещё не находясь в известном заведении.
Нам всё равно-мы можем разбежаться,
дать телу на молекулы распасться,
или во всех грехах заранее признаться,
пойдя на поводке бездушного закона,
забыв о сказке про дремучего дракона,
оставив ядрам атомов заряд,
болезни лучевой-религии лукавой:
казнить и обвинять вокруг и всех подряд.
У человека два лишь измерения,
посередине – Ожидания Тление:
поднять наверх и опустить решение,
к ворам податься иль к святым,
процент платить или калым.
Угрозу потчевать уликами сырыми,
в опасность заворачивать спасение,
пугать волками серыми и злыми,
наше позорное, тщеславное хотение.
Мы вольны делать, что хотим,
искру выпрашивать у трения,
за шею молнию хватать,
чтобы усилить узость зрения.
Но, видит даже чёрт:
нет лучше и ценнее знания,
чем бога Случая святое Оправдание.
Любовь – это любой
Человек оправдан изначально
Был человек оправдан изначально
7 тысяч лет тому назад,
он двигал камни виртуально,
он в воздухе возделывал свой сад.
Везде, вокруг царил Бог Случай,
и Православье было рай.
Никто лез в душу и не мучил,
а Право лилось через край.
Слов было мало, Силы много,
и Мысль летала не таясь,
считали люди себя богом,
не родилась причинно-следственная связь.
Ошибкой награждали как медалью,
а орденом слыла Вина,
на горизонте даль за далью:
Луна невинна и юна.
Все были наги, но не змеи,
детей любили обнажать,
слова и мысли-есть идеи
стремились смыслу подражать.
Всё было сладко неизбежно:
без выбора, закона, без тоски,
и мы в душе сжигали нежно
от дядьки Дьявола куски.
То было время Атлантиды.
У слов – иные имена.
Отцом служил я у Исиды,
и мне женой была Она.