Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Самаров С., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017
Старший лейтенант Ветошкин, специалист по ножевому бою, командир взвода спецназа ГРУ, принял участие в операции ФСБ против иностранной агентуры, занятой уничтожением российских ученых, чья работа связана с деятельностью военно-промышленного комплекса страны. Он вернулся к себе в батальон с повышением в звании и сразу заступил на новую должность, куда его и прочили еще до отъезда, – стал командиром разведроты. И сразу, почти без отдыха, выехал во главе своего подразделения в новую командировку. На сей раз – на Северный Кавказ, чтобы принять участие в поимке кровавого бандитского эмира, который грозно называет себя Старшим братом Сатаны. Этот человек с богатым уголовным прошлым получил свое прозвище в среде преступников, где считался непревзойденным по хитрости и коварству ножевым бойцом. В задачу теперь уже капитана Ветошкина входило не только уничтожение банды, но и публичное развеяние мифа о непревзойденном ножевом бойце с Кавказа, который пытается стать примером для подражания среди своих молодых соплеменников.
Пролог
Домой, в поселок, где располагался городок нашего батальона, я возвращался, как и рассчитывал, под утро, еще до начала рабочего дня, когда утренний туман только-только намеревался развеяться. Не случайно дорога из Москвы была выбрана именно ночная. Я еще раньше, когда ехал в Москву, убедился, что это удобно – движение минимальное. По крайней мере, его не затрудняют многочисленные тихоходные тяжелые фуры, поскольку дальнобойщики на ночь предпочитают собираться и ночевать в определенных местах. Да и остальное движение позволяет ехать на пределе допустимой знаками скорости. Благо мой «китаец» был еще молод и позволял двигаться так, как я хочу. Я ехал без задержек – посты ДПС мной ни разу не заинтересовались. Так я приблизился к «родным пенатам».
Сначала мне навстречу в свете фар попался шестой взвод первой роты, совершавший учебный марш-бросок. Командир взвода, что бежал в противогазе первым, противогаз не снял, но я и так, по крепкой коренастой фигуре, узнал лейтенанта Николаева. Я дважды просигналил и приветственно поднял левую руку, забыв, что на улице еще не рассвело, а свет в салоне машины не включен. Николаев не остановился, не желая сбивать дыхание солдатам. Но голову в мою сторону повернул, хотя, конечно, по машине и не узнал, поскольку раньше видел меня только за рулем «Шевроле-Нивы». Да и стекла противогаза не настолько прозрачны, чтобы видеть сквозь них отчетливо.
Я проехал дальше, не останавливаясь. Притормозил в следующей низинке, где лежал короткий мостик через весенний ручей. Но до самого мостика я не доехал. Навстречу мне бежал другой взвод, без противогазов. Впереди, задавая темп, широкими высокими шагами бежал старший сержант Юханцев.
Это был мой взвод. Я остановился и вышел из машины. Остановился и старший сержант, а за ним и весь взвод. Я не знал, кто командовал взводом в мое отсутствие. Могли Юханцева оставить, могли прислать офицера из резерва бригады, где, как мне говорил командир разведроты капитан Телегин, сидели в ожидании назначения на должность два лейтенанта. Я хотел было спросить своего замкомвзвода, но тут же из-за спин солдат выбежал лейтенант, мне незнакомый, подбежал, за отсутствием на голове головного убора козырять не стал, но лихо щелкнул каблуками берцев, принимая стойку «смирно», и доложил:
– Товарищ капитан, вверенный мне взвод совершает учебный марш-бросок. Командир взвода лейтенант Сидоркин.
– Вчера еще меня называли старлеем… – вяло поправил я Сидоркина.
Он мое недоумение и легкую растерянность уловил, причину сразу понял и объяснил то, чего я, говоря по правде, и ожидал:
– Вчера пришел приказ министра обороны. Выписку из приказа то есть прислали. Майор Васильков стал подполковником, капитан Телегин стал майором, а вы стали капитаном. Подполковник Васильков назначен нашим комбатом, майор Телегин стал вместо него начальником штаба, вас переводят на должность командира разведроты, а меня утвердили, товарищ капитан, на ваше место. Поздравляю, товарищ капитан, с новым званием и с новой должностью…
– Ты меня знаешь, лейтенант? – спросил я немного удивленно, поскольку сам я его не помнил, хотя фамилия запоминающаяся. Да я любые фамилии запоминал так же легко, как номера телефонов. Даже если это были китайские или вьетнамские фамилии, часто неблагозвучные или смешные.
– Солдаты говорили… – признался лейтенант, отчего-то краснея, как девица. – Я услышал…
– Понятно. Продолжайте плановые занятия, – дал я команду и сел за руль…
Банда вошла в село, которое считалось районным центром, на рассвете, когда в небе были ясно видны только вершины гор, но в долины и ущелья свет еще только начинал проникать. Жители гор хорошо знали, что настоящий рассвет наступит резко и быстро, когда солнце выкатится из-за хребтов и зальет светом окрестности. Рассветы и закаты в горах всегда бывают стремительными, к этому нужно привыкнуть.
Эмир Омахан вошел в село последним, в окружении троих гази, которые держали дома на прицеле своих ручных пулеметов. Старший брат Сатаны всегда ходил так. Рядом с ним постоянно находились трое пулеметчиков.
Движения Омахана были медлительными и важными. Традиционный тюрбан на голове, по которому узнавали эмира, медленно колыхался в такт движению. Тюрбан был сделан из натурального шелка цвета чистого золота. Перо пристегивалось к нему настоящей золотой застежкой с крупными драгоценными камнями. Все это как-то не очень вязалось с камуфлированным костюмом и металлокерамическим бронежилетом, обшитым простым черным брезентом. Но это не заботило эмира. Хотя он и предпочитал говорить на аварском языке, как самом распространенном языке Дагестана, все же относительно совместимости деталей костюма предпочитал использовать русскую жаргонную фразу, которая, как ему казалось, была к месту в любой ситуации: «Меня это не «колышит».
Тюрбан в подарок Старшему брату Сатаны привез один из его моджахедов, прибывший из Ирака. Он забрал тюрбан из музея одного древнего города. Все брали себе что-то на сувениры или для последующей продажи. Взял и он. Раньше, как говорил моджахеду смотритель музея, тюрбан принадлежал самому султану Салах-ад-Дину, представителю курдской династии, правившей практически всем мусульманским миром своего времени. А когда смотритель хотел помешать моджахеду забрать тюрбан, без уговоров и угроз получил короткую автоматную очередь в грудь. Так отмахиваются от мухи, когда она надоест. Возражений от других сотрудников музея не последовало. Они не желали походить на мух.
И вот уже почти полгода как тюрбан украшал голову эмира Омахана. Он не посягал на лавры султана Саллах-ад-Дина, он брал выше – называл себя Старшим братом Сатаны. И не забывал при этом добавлять, что старший брат для младшего всегда является учителем. Это подразумевало, что для людей он страшнее Сатаны.
Многие из местных жителей не принимали само понятие «сатана», считая его сугубо христианским и чуждым. Но так назвали Омахана давно, еще когда он в очередной раз отбывал срок на «зоне», и не на родном Кавказе, а в Сибири. Ему кличка понравилась, и он продолжал ее использовать даже годы спустя, считая, что Сатана должен быть страшен всем, невзирая на вероисповедание. Как и его старший брат…
Сначала я, естественно, заехал домой. Жена только-только отправила дочерей в школу и на радостях так быстро приготовила мне завтрак, что я даже начал подозревать, что она по мне соскучилась. Позавтракав, я прицепил к камуфлированному костюму погоны, носить которые за несколько дней не отвык, и отправился в батальон с докладом.
Адъютант в приемной сменился, как и сам комбат. Прежний, как я подозревал, на пенсию вместе с подполковником Рыковым не вышел, но был куда-то отправлен для прохождения дальнейшей службы. Я за свою армейскую, недолгую еще жизнь ни разу не видел, чтобы адъютанты проходили тренировочные занятия вместе с другими офицерами, и потому никогда не понимал, где они могут служить в дальнейшем, поскольку спецназовцы из них получиться не могут просто по воспитанному службой характеру. Скорее всего, их отправляют в другие войска. Новый адъютант меня знал, хотя я не знал его. Еще весной у нас пришло много новых лейтенантов, которых пристраивали куда только возможно, особенно в штабе, и со всеми познакомиться у меня возможности не было.
– Минутку, товарищ капитан, – сказал новый лейтенант, – я доложу комбату. У него сейчас начальник шифровального отделения.
И постучал в дверь кабинета. Меня он назвал капитаном, хотя видел на мне погоны старшего лейтенанта. Значит, тоже был в курсе моего повышения в звании и в должности. Я не удивился. Адъютанты всегда и все узнают раньше других – это уже традиция.
Сквозь неплотно прикрытую дверь я слышал доклад адъютанта и усталый, словно о чем-то сожалеющий голос подполковника Василькова:
– Приглашай…
Я «пригласился» сам, не дожидаясь действий лейтенанта. При моем появлении Александр Васильевич встал из-за стола, привычно мягкий, но при этом еще и по-комбатовски суровый. Комбаты все почему-то стремятся выглядеть суровыми. Это я еще в училище заметил. Даже комбаты учебных батальонов. Должность, что ли, обязывает?..
Справа от Василькова стоял капитан Слонов, начальник шифровального отделения. В руке он держал традиционную свою папочку с замком-«молнией». Папочка была из искусственной крокодильей кожи и давно уже потрескалась, но капитан, привыкнув к вещи, не менял ее и разносил по отделам шифротелеграммы только в ней. Без этой папочки уже самого Слонова и представить было трудно.
– Как ты вовремя и как не вовремя шифротелеграмма относительно тебя! – загадочно сообщил подполковник Васильков. Он и в самом деле выглядел сильно уставшим. Вообще-то Александр Васильевич всегда отличался щепетильностью во всех делах. Я отсутствовал четверо суток. Надеюсь, не все это время Васильков принимал дела у прежнего комбата подполковника Рыкова и сдавал свои дела начальника штаба батальона капитану Телегину. Ну, с Телегиным-то еще можно было бы повременить. Как-никак они оба оставались в батальоне, и времени для передачи дел у них было достаточно.
С Рыковым было сложнее. Прежнего комбата нужно было отправить на пенсию, следовательно, он уезжал сначала в Москву для оформления документов, а потом к новому месту жительства. Вот с ним требовалось завершить срочно. А дел в батальоне уйма. Все требуется пересчитать, сверить, записать и передать под роспись. От таких забот будут уставшими глаза…
Но меня больше, чем глаза подполковника, заинтересовала его непонятная фраза, как вовремя я появился и как не вовремя пришла относительно меня шифротелеграмма. Фраза интриговала. Но я не стал переспрашивать, поскольку явился с уставным докладом о прибытии. Доложил. Васильков пожал мне руку, а следом за ним то же самое сделал и капитан Слонов.
– Приказ министра обороны тебе уже известен? – спросил комбат.
– Так точно. В общих чертах…
– И приказ командира бригады о назначении тебя командиром разведроты уже подписан и утвержден в Москве. Значит, с тебя банкет…
– Не заржавеет… – опрометчиво пообещал я.
– Может… – с сомнением в голосе сообщил Васильков, взял со стола шифротелеграмму и переложил лист на столе так, чтобы я мог прочитать: – Присядь, прочитай. Срочное дело…
Дорога вела к центру села. Эмир вышагивал по ней неторопливо и важно. Но ему не требовалось добираться сразу до площади перед зданием районной управы. Старший брат Сатаны знал, куда шел. Он видел, что его ждут возле одной из калиток. Там два моджахеда, заломив человеку руки за спину, поставили его на колени, а третий упер ему в затылок ствол автомата.
Человек был в военном мундире с погонами подполковника, лицо, повернутое в сторону эмира, было испачкано маслом и наполовину сырым, чуть-чуть поджаренным яйцом.
Старший брат Сатаны остановился, заглянул человеку в лицо.
– Кто это? – спросил, глянув на погоны подполковника.
– Большой начальник большой пожарной охраны района, – со смехом сказал тот, что упер ствол автомата подполковнику в затылок.
– А зачем он мне нужен? Что с ним возиться! Оставить здесь, – решил эмир судьбу пленного, и короткая автоматная очередь развалила подполковнику голову на части. За забором, в застекленной веранде, истошно заголосила женщина. Человек с автоматом повернулся и дал очередь прямо сквозь стекло. Женский голос затих, стал слышен плач детей. Следующие несколько очередей пробили стену веранды, сколоченную из тонких досок. Детский плач тоже прекратился.
Омахан не стал разбираться и двинулся дальше. С дальнего края села слышалась активная стрельба. Несколько раз выстрелил подствольный гранатомет.
– Что там так долго возятся? – недовольно проворчал Омахан. – Давно пора было бы завершить…
– Завершают, похоже, эмир, – прислушавшись, сказал один гази с пулеметом. – Гранатометом, видно, добили. Там и ментов-то оставалось три человека. Только они знали, что с ними будет, если их захватят, и потому дрались до конца. Сейчас здание подожгут и двинутся дальше…
– Уже подожгли, – сообщил второй гази, идущий чуть в стороне и имеющий больший обзор. – Столб дыма поднимается.
Стрельба слышалась уже с разных концов села.
– Здесь что, много людей, готовых оказать сопротивление? – важно, с удивлением спросил эмир.
– Всегда есть люди, неготовые подчиниться, – сказал третий гази, и в голосе его чувствовалась печаль.
– Пожарную охрану поджечь, потом поджечь все село. Со всех концов.
– Скоро зима, эмир, – напомнил третий гази.
– Тем более. Другие будут встречать нас лучше. Что там с ментами? Позвони!
Третий гази вытащил трубку сотового телефона и остановился, чтобы позвонить. Второй в это время подозвал к себе того моджахеда, что расстреливал начальника пожарной охраны, и передал ему приказание о поджоге. Моджахед радостно завращал вытаращенными глазами, позвал двоих помощников и побежал выполнять.
Когда Старший брат Сатаны со своим пулеметным сопровождением подошел к районной управе, село уже горело с нескольких сторон. В центре полыхало двухэтажное здание пожарной охраны, которое можно было определить по трем воротам с большими высокими створками. Такие ворота делают для крупногабаритных пожарных машин.
Внутри здания перед этим слышалось несколько автоматных очередей, и потому пожарные машины из ворот никто не вывел. Хотя калитки в воротах распахнули, чтобы создать сквозняк и образовать тягу. На сквозняке, когда ветер врывается в дверные проемы, здание горит лучше и быстрее.
Старший брат Сатаны только несколько секунд понаблюдал за тем, как горит здание пожарной охраны, это ему быстро наскучило, и он так же важно и неторопливо двинулся через площадь к скверику, за которым располагалось здание районной управы. Перед этим зданием он объявил сбор своего джамаата после того, как каждая группа выполнит данное эмиром задание. Там уже собралось несколько групп. Все моджахеды были в черных масках. Показывать свои лица жителям села разрешалось только самому Омахану и его гази.
Перед сквериком, где до сих пор стоял памятник Ленину, двое моджахедов держали на коленях, придавив к земле, высокого человека в ментовском мундире с погонами майора.
– Это и есть тот самый начальник районной полиции? – спросил Старший брат Сатаны.
– Это, эмир, один из его заместителей. Начальника в селе нет. В город на три дня уехал с женой и детьми. Только через два дня вернется.
– Мы его ждать не будем. У нас нет времени на ожидание. Эй ты, заместитель! – позвал эмир.
Майор поднял лысую голову, посмотрел на бандита озлобленно, без страха, с неприкрытой ненавистью в глазах. Он знал, что ему все равно конец. Надеялся на смерть без мук, рассчитывал, что его просто пристрелят.
– Что тебе, сволочь, надо?
– Спросить надумал. Ты жить-то хочешь?
– После того как тебя убью, может быть, и захочется. А пока мне плевать…
– Ага… Вот я это тебе и предлагаю!
– Что? – не понял мент. – Что ты мне предлагаешь? Плевать на тебя?..
– Попробуй меня убить, дурак. Если получится, тебя отпустят. Это мое слово. Освободите его. И связывать не надо, – добавил Старший брат Сатаны, увидев веревку в руках одного из моджахедов.
Майора отпустили. Он выпрямился, размял вывернутые кисти. Только сейчас майор задумался о том, как часто он сам, бывало, когда служил сержантом в городе, выворачивал людям руки даже тогда, когда этого не требовалось, но он при этом чувствовал собственную силу и власть. Наверное, те люди тоже испытывали боль, но он тогда об этом не думал. Его просто не учили об этом думать.
– Дайте ему нож! – приказал эмир.
Майор с удивлением поднял брови. Он не мог понять, что от него хотят и что с ним хотят сделать. Нож – это оружие, хотя и бесполезное против автоматов. Тем не менее, если нож предлагают, это какой-никакой шанс. Когда вообще нет никаких шансов на жизнь, даже нож в руке кажется спасением. Но было еще и какое-то предложение. Только мент не понял точно какое, но рассчитывал, что вот-вот все прояснится.
На площади было много людей. И моджахедов, и местных жителей, которые притихли, понимая, что сейчас будет что-то серьезное. Их специально пригнали сюда, чтобы эмир мог устроить свой цирк при зрителях. Омахан, считая себя от природы добрым человеком, любил, когда люди развлекаются.
Один из моджахедов протянул майору свой нож, придерживая его за лезвие. Мент схватился за рукоятку, как утопающий хватается за соломинку. Даже к себе прижал, словно не верил, что ему доверяют оружие. И посмотрел, не обманывают ли его, даже острие пальцем попробовал. Нет, нож был настоящий. И лезвие было хорошо заточено. Бандит для себя старался, затачивал, чтобы людям головы отрезать. А теперь нож оказался в руках ментовского майора.
Это было как праздник!
– Я тебя на бой вызываю. На ножах! – громко, чтобы слышали все, объявил Омахан. – И категорично заявляю всем своим моджахедам, что майор, если убьет меня, может быть свободен, и никто не должен препятствовать ему уйти. Пусть уходит, куда хочет из села. Только здесь пусть ни во что не лезет. Если вмешается, его пристрелят. Выходи, мент, на середину круга.
Оторопевший майор не понимал, во что ему стоит верить. Но оружие было у него в руке. Спортивную подготовку майор некогда имел и даже был когда-то кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе. И по фигуре он был подтянут, жилист и, очевидно, силен.
Он нерешительно вышел на середину площадки, опасаясь, что это розыгрыш, подвох и сейчас случится что-то страшное. Например, раздастся автоматная очередь в спину. Но и это, на взгляд майора, был путь к спасению от мук и унижений. Быстрая и легкая смерть. Бронежилета на нем не было, и пули, разорвав тело, за доли секунды лишили бы его жизни. Однако, когда на весы ставят жизнь против смерти, жить хочется особенно сильно. Смерть тем и страшна, что после нее уже не будет жизни. А вот к живому смерть все равно когда-то придет. Стоит только потерпеть и дождаться ее.
До майора полиции, кажется, только-только дошли слова эмира Омахана о том, что у него есть возможность выжить. И жить после этого захотелось очень сильно. Он не знал, что произошло с его домом, с его семьей. Он сейчас не думал ни о жене, ни о детях. Ему хотелось только жить. Но чтобы жить, необходимо убить эмира.
Майор уже много раз слышал, что Старший брат Сатаны еще в молодости, на «зоне», на протяжении нескольких лет брал уроки ножевого боя у какого-то старика-уголовника. И в конце концов намного превзошел своего учителя. Настолько превзошел, что тот не желал больше с ним драться. После этого Старший брат Сатаны везде искал себе учителей ножевого боя в надежде, что они смогут показать ему что-то новое.
Но жизнь каждого нового учителя заканчивалась тогда, когда он начинал проводить с учеником схватку на боевых ножах. Эмир Омахан убивал учителя, разочаровавшись в нем. Когда очень хочется жить, в руках неизвестно откуда появляется неведомая сила. Казалось бы, что проще – ударить ножом другого человека, таким же ножом вооруженного. Все кажется возможным и реальным. И майор полиции сжал рукоятку ножа, сделанную из спрессованных поперечных полосок бересты.
Майор полиции очень хотел жить. И даже больше, чем раньше, когда о возможной смерти и не думалось. Но другой возможности выжить у него не было. Нужно было драться! Нужно было победить, чтобы жить…
Он внутренне себя подбодрил и согласился на схватку, сразу забыв, что Старший брат Сатаны считается непобедимым в ножевом бою. Непобедимых тоже иногда убивают! Откуда-то выплыла некогда прочитанная мысль, что лучшего в мире фехтовальщика не сможет победить второй по силе фехтовальщик мира. Но новичок, впервые взявший в руки шпагу, способен на нелепый удар или укол, который как раз за счет своей нелепости и может оказаться для лучшего фехтовальщика мира роковым.
Эмир Омахан готовился неторопливо, несуетливо, так же важно, как до этого вышагивал к площади. Он аккуратно снял с головы тюрбан с павлиньим пером, бережно передал в руки гази, погладил рукой свою аккуратно выбритую голову, снял и бросил под ноги другому гази бронежилет, который тот сразу же с уважением поднял и стряхнул с него дорожную пыль.
Повинуясь взмаху руки эмира, моджахеды расступились, образовав неплотный круг. За их спинами стояли притихшие местные жители. Их по приказу Омахана выгнали из домов, даже не позволив тушить пожар, и под стволами автоматов заставили стоять на площади. Это делалось специально, чтобы люди потом рассказывали другим о благородстве и непобедимости Омахана.
Старший брат Сатаны хорошо знал человеческую психологию, знал ее еще по своему уголовному прошлому, когда часто использовал различные психологические приемы и понимал, что будут говорить о нем люди. И еще он сильно увлекался эзотерикой, которая однозначно утверждала, что, если о человеке говорят окружающие, что он великий, он в действительности становится великим. По мысли самого Старшего брата Сатаны, он сделал прекрасную карьеру, превратившись из простого уголовника, даже не авторитета, в известного человека, эмира Омахана. Это было несравненно больше, чем то, на что он рассчитывал в молодости.
Бойцы встали друг против друга.
– Тебе сколько лет, майор? – спросил эмир, посмеиваясь почти добродушно.
– Тридцать три, – ответил мент.
– Значит, почти ровесники. По крайней мере, одно поколение. Я всего на три года старше. А годы на «зоне», они у всех по-разному проходят. Кто-то там быстро стареет, кто-то, наоборот, молодеет. Я вот там помолодел. И сейчас считаю себя моложе тебя. Во мне нет твоей солидности. Я проще живу…
Эмир лукавил. Он всегда стремился выглядеть солидно. Особенно перед своими моджахедами. И любил власть, наверное, еще больше, чем этот майор. Жизнь в горах не вырабатывает в человеке склонность к накопительству жира. И Омахан был жилистым и жестким как внешне, так и внутренне. А майор был по своей конституции человеком худощавым. Таким образом, оба противника были внешне слегка схожи. Разве что мент был на полголовы выше и имел более длинные руки. Но неизвестно еще, чьи руки были сильнее. При этом в ножевом бою все решает даже не сила, а быстрота, и не столько быстрота удара, хотя это тоже важный фактор, сколько быстрота соображения и умение как можно быстрее воплотить в жизнь свои решения. То есть то, что называется реакцией.
– Правила классические, – заявил эмир, который сам здесь правила и устанавливал. – Знаком с классическими правилами ножевого боя?
При этом эмир знал, что общепринятых правил не существует.
– Никогда этим не интересовался, – честно ответил майор.
– И зря. Потому полицию у нас и режут, как свиней, – эмир умышленно допустил самое обидное для мусульманина сравнение, – что они ничему учиться не хотят. Только и умеют, что пьяных бить и взятки брать…
– Я ни разу в жизни не брал взятку, – твердо сказал майор, и было видно, что говорит он честно. – Я боролся со взяточниками, в том числе и в рядах полиции.
– Это хорошо, майор. Это хорошо… Считай, что ты достойно жизнь прожил и умрешь тоже достойно.
– А если не умру? – Майор хотел еще раз услышать подтверждение, что он останется жить, если убьет эмира. – Или меня все равно убьют?
– Я уже сказал свое слово. А мое слово для моих моджахедов более весомо, чем для мента – закон. И повторять я не буду. Итак, о правилах боя. У каждого из бойцов по одному ножу и больше нет никакого оружия. Бронежилеты и любая другая защита запрещены. Запрещены даже перчатки. Так меня учили когда-то. Ножом удары наносятся в любую часть тела, кроме паха. Удары могут быть и колющими, и режущими. Но у человека, кроме руки с ножом, есть еще вторая рука, есть еще две ноги. Их тоже можно задействовать. Бить рукой и ногами куда угодно, опять же кроме паха. Мужчина мужчину может бить в пах только в крайнем случае. А крайний случай – это когда у тебя в руке нет ножа. Вот и все правила. Они просты и не требуют дополнительных комментариев. Ты все понял, майор?
– Я все понял, эмир… Вопрос только один. Если рука с ножом повреждена, можно перехватывать нож в другую руку?
– Если умеешь и если думаешь, что тебя это спасет, – пожалуйста.
– Тогда – все. Не будем тянуть время. Я быстро устаю от болтовни…
– Тебе не терпится расстаться с жизнью? Похвальное желание… – Старший брат Сатаны любовался своим поведением, которое считал красивым. И это чувствовалось в каждом его слове. Он искренне не понимал, как кто-то может считать его слова болтовней. Что ж, если человек торопится расстаться с жизнью, Омахан готов ему в этом помочь.
Эмир самодовольно улыбнулся, сам при этом считая свою улыбку доброй и даже обаятельной, поднял руку с ножом и шагнул вперед. Он, как всегда, пользовался редким нижним хватом, иногда называемым «обратным хватом», когда острие смотрит из сжатого кулака вниз, а острая кромка лезвия – вперед.
Обычно обратный хват считается удобным для нападения сзади и нанесения колющих ударов сверху. Это отчасти правильно. Подобные действия и подобные удары лучше всего наносить при нижнем, то есть обратном, хвате. Но сам обратный хват позволяет наносить еще и множество других ударов, об эффективности которых многие просто не подозревают. Любой боксер, например, умеет бить апперкот – удар снизу. А если при проведении такого удара под определенным углом повернуть лезвие, тогда вместе с ударом можно вспороть противнику живот от пояса до самого горла. Да и удар кулаком в лицо, когда он умышленно неточный, просто рассекает само лицо.
Таким хватом необходимо уметь пользоваться, а это дано не многим. Следует тренироваться и тренироваться, чтобы добиться результата. Старший брат Сатаны тренировался ежедневно на протяжении многих лет, в последнее время со своими гази, которые в мастерстве ему, естественно, уступали, но которых он упорно обучал. Теперь, в настоящей схватке, Омахан только пожинал плоды…
Схватка на ножах с человеком, который не имеет понятия, что такое настоящий ножевой бой, казалась самому Омахану легкой игрой. Но игра эта была рассчитана на зрителей. И именно для этого он приказал сгонять на зрелище местных жителей. Сначала женщины ругались и плакали, прижимали к себе детей. Хмуро смотрели старики, которых раньше все уважали, а теперь толкают прикладами в шею. И все они, местные жители, в глубине души надеются, что ментовский майор сумеет убить Старшего брата Сатаны. А он только посмеивается в бороду, зная, чем все кончится.
Майор встал сразу неправильно. Он слишком сильно присел, держа нож перед собой. Эмир Омахан, сам в молодости бывший неплохим борцом, определил стойку борца. Но не стойку «ножевика», то есть специалиста по ножевому бою. При первом сближении мент, выбравший прямой фехтовальный хват, то есть хват, при котором большой палец ложится на основание лезвия, сделал два довольно резких крестообразных маха оружием, словно хотел начертить на груди эмира крест. Но здесь и защиты особой не требовалось. Нужно только сделать один быстрый шаг назад и второй шаг уже в сторону.
Так противник оказался стоящим к эмиру боком. Можно было делать с ним что угодно: можно было лишить его руки или головы, можно было вспороть ему бок легким касательным движением. Но тогда бы все закончилось очень быстро, и никто не сумел бы насладиться настоящим искусством, которое желал продемонстрировать эмир Омахан. И потому он, отступив, не пошел в обратную сторону, то есть избежал сближения, хотя для него никакой опасности в этом случае не было. Эмир находился слева от майора, а тот держал нож в правой руке, и, чтобы дотянуться до противника своим оружием, майору требовалось развернуться на девяносто градусов, что он сделать из-за инерционного движения своего тела вперед, конечно же, сразу не мог. Такой разворот по силам разве что хорошо тренированному акробату, привыкшему вертеться в разных плоскостях одновременно.
Сам мент, похоже, опасности своего положения не ощутил и не понял, что эмиру ничего не стоит сделать только шаг и сзади подставить свой нож к его горлу, и думал только о том, что он едва-едва не достал ножом эмира, самую малость не хватило. И вдохновился, судя по движениям его тела, на новые такие же безрассудные «подвиги». Посчитал, что в одной из следующих атак обязательно Омахана достанет. Просто майор не понял еще, насколько тонко эмир умеет чувствовать дистанцию и не отскакивает далеко, когда противник не может его достать. Это чувство дистанции всегда позволяло Старшему брату Сатаны иметь возможность вовремя начинать контратаку для нанесения решающего удара.
– Эмир, – сказал один из гази, – тут местный мальчишка на трубку все снимает. Отрезать ему голову?
– Пусть снимает. Это нам реклама будет…
Пара противников снова начала кружить один вокруг другого. Мент в странной для ножевого бойца стойке борца, эмир – в более высокой и прямой стойке. Мент был весь как пружина, как кошка, готовая к прыжку, Омахан казался расслабленным и спокойным. Он даже дышал спокойно, поскольку еще не совершил ни одной атаки. А дыхание может сбиться как раз во время атаки, что и произошло с ментовским майором, который уже дышал заметно неровно. Наверное, он был еще и заядлым курильщиком, тогда как Старший брат Сатаны не курил вообще никогда. Даже в своем уголовном прошлом, когда все практически вокруг него курили, он предпочитал держать свои легкие в чистоте.
– Долго так скакать по кругу будем? – спросил мент.
– Недолго, – ответил эмир, сделал короткий шаг вперед и ударил левой, свободной рукой майора в лицо, пальцы при этом держал растопыренными, и понял, что своего достиг. Один палец попал майору в глаз, и тот откинулся всем телом, отпрыгнул, чтобы проморгаться. Моргает человек в таком положении всегда двумя глазами. А когда моргает, видит хуже и видит не все – с закрытыми глазами много не увидишь.
Возможно, именно в этот момент майор понял, что «попал». И что все его надежды на жизнь рушатся.
– Это нечестно! – неожиданно визгливо воскликнул он. – Ты ткнул пальцем в глаз…
– Я перечислял тебе правила. И там ничего про глаза не говорилось. В спортивных боях в глаза не бьют, потому что там используются маски – пальцы сломаешь. А в реальном бою это допустимо. Если хочешь, попробуй сам.
Мент тут же решил попробовать. Он сделал большущий мах ножом. Настолько большущий, что Омахану сразу стало понятно, что таким ударом можно только внимание отвлекать от настоящих, главных действий. И тут же майор неожиданно резко сблизился и попытался ударить по глазам эмира растопыренными пальцами. И при этом не видел, что бьет уже не в лицо, не в глаза, а в предплечье, прикрытое острым лезвием ножа.
Брызнула кровь, хотя на пальцах не так много кровеносных сосудов. Старший брат Сатаны понял, что майор боится, волнуется, и потому у него поднялось давление, кровь бегает по телу намного быстрее обычного, и потому ее так много. Но для обреченного на смерть это уже не имело значения, как не имело значения и то, что кровь с руки майора брызнула в глаза эмира Омахана и он на короткое мгновение потерял ориентацию. Опытный боец мог бы этим воспользоваться. Однако опытного противника перед Омаханом не было, а ментовский майор, вместо того чтобы продолжить атаку, почувствовал боль в пальцах и отступил резким скачком, сразу разорвав дистанцию до безопасной. Сам эмир такой возможности не упустил бы.
– Первая кровь!.. – угрожающе сказал мент.
Кому и чем он угрожал, было непонятно. Но он словно предъявлял претензию эмиру и его окружению.
– Кровь пролилась, – подтвердил Омахан. – Но мы же не договаривались драться до первой крови. Мы договаривались драться до смерти…
Ноздри эмира раздувались. Он, хищник по своей натуре, почувствовал запах крови и от того возбудился. У него даже глаза покраснели, но явно не от крови мента, которая в них попала.
Пользуясь тем, что мент сам разорвал дистанцию, Омахан тоже отступил для безопасности на шаг и локтем вытер чужую кровь с лица. И несколько раз интенсивно моргнул, сгоняя капли крови в уголки глаз. Теперь эта чужая кровь Омахану не мешала, но ему, кажется, как всякой кошке, уже надоело играть с мышкой.
Все так же расслабленно и в почти прямой стойке он сделал три решительных шага в сторону майора. Мент откровенно испугался натиска эмира Омахана и попытался отмахнуться рукой с ножом. Это было слишком неосторожное движение. Инстинктивное, но не сдерживаемое и не направляемое умением и знанием тактики и техники ножевого боя. А Старший брат Сатаны, казалось, знал, что такое движение обязательно последует. И выставил вперед свою правую руку – крест-накрест с рукой мента. Чтобы столкновение рук было жестким и сильным.
В руке майора нож был впереди. И большой палец по-прежнему упирался в основание лезвия. А в руке эмира Омахана лезвие было опущено от кисти вниз по предплечью. И острие смотрело в сторону руки мента. Таким образом, получилось, что мент своим необдуманным мощным ударом сам себе руку прорубил до кисти, которая с лезвием эмира встретилась, и уже не мог держать нож с прежней силой. Но и вторая рука, про которую спрашивал майор, когда обсуждались правила поединка, тоже была прорезана. Таким образом, и левой рукой действовать он не мог. А эмиру Омахану эта схватка уже надоела. Если бы она была интересна, если бы противник хоть что-то дельное демонстрировал, Старший брат Сатаны мог бы получить от этого удовольствие, а так – он не получал ничего. И потому эмир тут же, не отходя от майора, который схватился окровавленной левой рукой за истекающую кровью правую, ударил коленом в челюсть противника, чуть-чуть выпрямляя его, – естественная реакция, как защита от повторного удара коленом. При этом движении открылось горло мента, по которому тут же и прошелся нож Старшего брата Сатаны. Майор осел.
– Отрежьте ему голову совсем, чтобы не болталась на ниточке, – распорядился эмир. – Отрежьте и выбросьте собакам. Это другим ментам в пример…
В это время позвонили на трубку одному из гази Омахана. Тот выслушал, ничего не ответил, отключился от разговора, но шепнул пару слов Исмаилову. Эмир дал команду и первым направился к выходу из села. Все бандиты, один за другим, устремились за ним.
А мальчик с трубкой, что из толпы снимал схватку ножевиков, продолжал снимать бандитские спины…
– Это мне, товарищ подполковник? – спросил я, тронув рукой бланк входящей шифротелеграммы с текстом.
– Вообще-то это мне. Но о тебе и для тебя. Я, конечно, не имею права текст тебе для прочтения предоставлять. Я могу только на словах пересказать, но наш начальник шифроргана отвернется в нужный момент и ничего не заметит. Читай, Алексей Афанасьевич… Текст большой, на двух страницах. Можешь даже присесть, чтобы не устать.
– В дороге сидеть устал, товарищ подполковник, – вежливо отказался я и начал читать стоя.
Шифротелеграмма была подписана командующим войсками спецназа ГРУ и адресована командиру батальона. Сначала я вообще не упоминался. Рассказывалось, как эмир Омахан Исмаилов, в банде которого вместе с самим эмиром официально числилось четыре человека, вдруг оброс людьми и напал на сельский райцентр в предгорьях. Кроме самого эмира и троих его гази, все остальные бандиты были в масках «ночь», из чего был сделан предположительный вывод, что эти бандиты в обыденной жизни маскируются под мирных жителей, но готовы по сигналу эмира собраться в большую банду, примерно сорок человек. Подобная система уже не раз испытывалась различными эмирами в регионе Северного Кавказа и показала свою эффективность. Для правоохранительных органов такой способ маскировки бандитов создает дополнительные сложности.
Далее в телеграмме описывалось, как эмир Исмаилов, имеющий с уголовных времен своей юности кличку Старший брат Сатаны – за хитрость, изворотливость в сложных ситуациях и беспредельную, часто не нужную, по-настоящему сатанинскую жестокость, устроил прилюдный, по сути дела, гладиаторский бой. Только бой этот был с изначально предрешенным результатом. Эмир Старший брат Сатаны устроил собственный ножевой бой с майором полиции из районного отдела МВД. Сам эмир Омахан уже много лет не может найти себе равного соперника и убивает всех, кто сойдется с ним в схватке. Так он даже оплатил приезд с Филиппин на Северный Кавказ известного тренера по филиппинскому национальному ножевому бою пекити тирсия кали. Для испытания сошелся с ним в схватке. Сам получил три резаных ранения, но гостя своего убил, так и не успев у него ничему научиться.
Комбату Василькову предлагалось разработать план по поиску, локализации, блокировке и уничтожению банды эмира Омахана Исмаилова, сформировать достаточную для выполнения плана группу и отправить ее в распоряжение сводного отряда спецназа ГРУ, который постоянно находится в регионе Северного Кавказа. Для действий против самого эмира рекомендовалось, как вариант, использовать известного армейского ножевого бойца капитана Ветошкина сразу, как только он вернется из Москвы. Меня планируют отправить на Северный Кавказ! Я, в принципе, возражений не имею. Для того и служу в спецназе ГРУ, чтобы в боевых командировках участвовать. Только не мешало бы мне хотя бы пару дней отдохнуть после московской командировки.
Я положил текст шифротелеграммы на стол перед подполковником Васильковым. Капитан Слонов раскрыл журнал учета входящих шифротелеграмм, поставил в отдельной строке «галочку» и дал комбату расписаться.
– Разрешите идти, товарищ подполковник?
Васильков махнул рукой, отпуская. Слонов вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Ну, что будем делать, капитан Ветошкин? – подполковник сделал ударение на слове «капитан» и посмотрел на меня внимательно.
– А в чем проблема, товарищ подполковник?
– Первая проблема в том, что через неделю назначен банкет по обмыванию звездочек и новых должностей. Ты на банкете должен быть одним из главных действующих лиц. Но служба неделю ждать не будет, сам понимаешь. К тому же ты еще и по дополнительной звездочке на погоны не поставил. Но это не вопрос. В «военторговской» лавочке этого добра на всех хватит. А погоны можешь использовать старые. Вопрос упирается в командировку. По закону тебе полагается краткосрочный отпуск после участия в боевой операции. Хотя бы на срок, равный продолжительности самой операции, но не меньше десяти дней. А тут дела такие срочные. Во-первых, прием дел по разведроте у майора Телегина. Во-вторых, новая боевая командировка. Решение за тобой. Если законные десять дней попросишь, чтобы в банкете участвовать, я возразить не имею права. Оформим уже сегодня. Если согласишься работать сразу, принимай дела по роте, а я загружу оперативный отдел разработкой операции…
Я не сомневался ни секунды:
– Где мне искать майора Телегина, товарищ подполковник?
– В бывшем моем кабинете. Дверь напротив. Не заблудишься…
