Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Лукас
За четыре часа сна мой мозг перезагрузился. Во всяком случае, ко мне вернулась назойливая мысль, которая напрочь вылетела у меня из головы в субботу вечером: если Джеки не хочет заработать F по экономике, она должна вычеркнуть себя из списка, и на это у нее был ровно один день. Послезавтра перестанут принимать заявления.
Вероятность встретить ее сегодня была крайне мала. Оставалось одно: я мог написать ей как ассистент преподавателя и вежливо напомнить о необходимости отказаться от занятий по экономике: «Уважаемый студент! Вероятно, Вы забыли сделать кое-что очень важное…»
Правда, до сих пор никто в кампусе не получал таких зловещих посланий. Администрация университета не рассылала индивидуальных предупреждений – по крайней мере, подобного рода. Вся важная информация выкладывалась на сайтах кафедр или пряталась в окнах, которые студент, регистрируясь в системе, обычно пролистывает не читая и жмет на кнопку «Принять условия».
Повсеместно считалось, что учащиеся высшего учебного заведения в состоянии самостоятельно следить за своим графиком. Потому что они взрослые люди. Формально.
Миз Уоллес,
я ассистирую доктору Хеллеру в преподавании курса «Введение в экономику», который Вы перестали посещать – об этом свидетельствуют записи в журнале, а также тот факт, что Вы не присутствовали на промежуточной аттестации. В связи с этим я хочу напомнить Вам о том, что в случае прекращения посещения занятий студенты не исключаются из списка автоматически: необходимо самостоятельно заявить об отказе от курса. На сайте университета Вы найдете формы заявления и инструкции по их заполнению. Ссылки приложены ниже.
Обращаю Ваше внимание на то, что срок исключения учащихся из списков истекает ЗАВТРА.
С уважением,
Я нажал «Сохранить» и захлопнул ноутбук, решив отправить письмо позднее, когда добавлю ссылки. Перед парой нужно было еще заскочить в «Старбакс» и сдать продленную санитарную карточку, без которой меня не допустили бы до вечерней смены. А Джеки, наверное, уже ушла на какие-нибудь утренние занятия. Но ничего страшного, время еще было.
– Привет, Лукас, – сказала Гвен, стирая с прилавка маленькую капельку кофе. По утрам понедельника эта девушка имела обыкновение улыбаться так, как не умел никто из моих знакомых. По крайней мере, не Ив (еще одна сотрудница «Старбакса», за которой я вообще не замечал улыбок). – Ты не раздумал подменить меня вечером?
Я кивнул, беря чашку кофе:
– Приду сразу после семинара. Он заканчивается в два.
– Ты просто прелесть! – просияла она, идя за мной в контору. – Я вернусь, как обещала, и ты успеешь на свою лабораторку.
Невольно улыбнувшись в ответ, я достал с полки свою папку. Нужно было вложить в файл ксерокопию карточки и оставить соответствующую записку менеджеру.
– Надо найти тебе девушку, – выпалила Гвен ни с того ни с сего.
Я чуть не подавился кофе. Она постучала мне по спине. Вновь обретя дар речи, я промямлил:
– Э-э… Спасибо, но у меня и так все в порядке.
Поведя белесой бровью, Гвен без слов дала понять, что думала об этом моем заявлении.
– Ты хороший парень, Лукас. – Наверно, у меня на лице возникла тень сомнения, и Гвен покачала головой. – Поверь, я крупный специалист по выявлению подонков. Ты к этой категории не относишься.
Кеннеди Мур, как всегда, был в центре внимания. Смеялся, понятия не имея о тех чувствах, что двумя днями раньше пережила девушка, с которой он три года встречался. Вероятно, он даже дружил с тем, о ком я подумать не мог без того, чтобы не успокаивать себя заклинаниями из тхеквондо.
Я сел на свое место в последнем ряду и вытащил книгу (на следующей паре предстоял тест, и мне нужно было подготовиться). В ожидании момента, когда Хеллер войдет, а Мур и компания сядут и заткнутся, я яростно черкал на полях: интересно, что думали о моих художествах люди, к которым учебники попадали после меня? Чаще всего я просто рассеянно чертил бессмысленные узоры. Иногда рисовал то, о чем говорилось в тексте, и редко, очень редко, – лица и части человеческого тела.
Хеллер, вошедший в аудиторию через переднюю дверь, вывел меня из ленивой задумчивости. С тех пор как Джеки перестала бывать на лекциях, они казались мне особенно скучными. Материал я знал вдоль и поперек. Шутки и анекдоты Хеллера – тоже. То, что он оживлял занятия историями из личного опыта, было просто здорово, но меня они, мягко говоря, перестали забавлять, поскольку я слушал их уже по четвертому кругу.
– Подождем, пока все не сядут, и начнем, – сказал Чарльз.
Насколько я мог видеть со своего наблюдательного пункта на верхотуре, все уже сидели, но Хеллер явно к кому-то обращался…
О господи! Я выпучил глаза. Ничего другого мне не оставалось – только таращиться.
В нескольких футах от меня, у задней двери, стояла Джеки. Щеки у нее порозовели, расширенные глаза смотрели на Хеллера. Через секунду ее как будто подтолкнули: она побежала вниз по ступенькам и, спустившись на три ряда, села на свободное место. Единственное, если не считать того, что было рядом со мной.
Может быть, она не заметила его. Или меня.
Может, заметила.
Но зачем она вообще пришла?
Хорошо, что раньше я уже трижды прослушал лекцию, и моя неспособность сосредоточиться на словах Хеллера не должна была отразиться на семинаре. Я слышал только невнятные звуки и видел на доске какие-то линии. Похоже было, что Джеки улавливала не многим больше, хотя ее невнимание, наверное, было совсем другого рода, нежели мой шок от нашей неожиданной встречи. Чтобы не смотреть все время в затылок своему бывшему кавалеру, она отрешенно глазела то на доску (даже если Хеллер ничего не чертил), то на страницу спиральной тетради, на которой за целую лекцию так и не появилось ни одной строчки.
«Она пришла сказать, что бросает курс», – решил я, наконец-то успокоившись. Конечно, она принесла заявление. Не успела поговорить с Хеллером до начала занятия и теперь ждет, когда он освободится, чтобы подписать бумагу. После лекции, как будто подтверждая мою догадку, она направилась к кафедре (а Мур прошествовал по центральному проходу, даже не заметив ее). Обменявшись с Хеллером несколькими приглушенными фразами, Джеки подождала, когда он ответит на вопросы двух других студентов, а после вышла из аудитории следом за ним.
По идее, теперь я мог расслабиться: отпала необходимость брать на себя ответственность за нее и отправлять письмо.
Но я лишился и возможности видеть Джеки.
Откуда взялось у меня это чувство, будто я, позволив ей уйти из моей жизни, потеряю что-то невосполнимое?
Но вместо ответа рождался другой вопрос: «А разве у меня есть выбор?»
Как и на вечеринке у «братишек», я заметил Джеки, как только она вошла. В ней скрывалась тайная сила, на которую я немедленно отзывался всем существом. Удивившись силе этого магнитного поля, я задумался, чувствую ли его в одиночку или она тоже ощущает притяжение, постепенно продвигаясь в очереди к моему месту за стойкой.
С ней была симпатичная рыжеволосая девушка, чье лицо показалось мне смутно знакомым. Они вместе приехали на вечеринку: Джеки в красном костюме чертика, а подружка – наряженной волком, который состоял из мохнатых ушей, пушистого хвоста, облегающего трико и… старушечьих очков на кончике носа. Я обратил на нее внимание, когда к ней подбежал какой-то парень (в джинсах и красной накидке с капюшоном, но без рубашки), подхватил ее на руки и буквально вынес на танцпол.
В дождливые дни на переменах никому не хотелось покидать кампус, и в нашем «Старбаксе» наступал аншлаг: очередь огибала обе витрины, обвивалась вокруг столиков, все места за которыми были заняты, и исчезала где-то у дверей. В ближайшее время рассчитывать на отдых не приходилось. Зевать было некогда, и все-таки я отвлекался: с каждым шагом Джеки подходила ко мне на дюйм ближе.
Ее подружка выглянула из-за спин, оценила очередь и, видимо, решила, что стоять бессмысленно. Я подумал, что они обе уйдут, но рыженькая приобняла Джеки и вышла из кафетерия одна.
Джеки не заметила меня. Похоже, она вообще ни на чем не сосредотачивалась и просто блуждала взглядом по лицам или рассеянно смотрела в окно. Ее губы сложились в печальную прямую линию, разительно не похожую на ту улыбку, которую я по памяти перенес в свой блокнот, когда шел дождь. Сейчас мне было больно смотреть на Джеки. Казалось, что мое сердце отзывалось на ее состояние, вместо того чтобы выполнять свое основное предназначение: поддерживать во мне жизнь. Она достала телефон и пару минут просматривала не то сообщения, не то Интернет. Потом снова принялась бесцельно озираться, мелкими шажками продвигаясь вперед за высоким парнем, который закрыл меня от нее, и я был ему благодарен. Я по наитию понял, что если Джеки поднимет глаза и увидит меня, то развернется и уйдет.
Наконец этот парень сделал заказ, расплатился и перешел к стойке выдачи.
– Следующий, – мягко сказал я, отвлекая Джеки от раздумий.
Ее губы разомкнулись, но те слова, которые она хотела сказать, какими бы они ни были, так и не прозвучали. К щекам прихлынула кровь. Я посмотрел ей в глаза. Теперь, с близкого расстояния, стало заметно, что они слегка покраснели, как будто Джеки недавно плакала. Но ведь не из-за Хеллера? Тот, бывало, обходился со студентами очень круто, но я не мог представить, чтобы он довел до слез девушку, которая всего-навсего бросила его курс.
Мое сердце, привязанное к сердцу Джеки, сжалось. Для нее я всегда буду ассоциироваться с событиями той ночи, и с этим ничего не поделаешь. Я пугаю ее или только вызываю тяжелые воспоминания – так или иначе, ей неприятно меня видеть. И как я мог ее упрекнуть?
Девушка, стоявшая следующей, нетерпеливо кашлянула.
– Будете что-нибудь заказывать? – Этим вопросом я вернул Джеки в сегодняшний день.
Мне хотелось, чтобы она прочла мои мысли: «Все закончилось. Мы уже не там, и здесь его нет».
Джеки ответила измененным глухим голосом, но я все понял, записал заказ на стакане вместе с именем и передал Ив. Мне вдруг пришло в голову, что в субботу ночью я назвал ее Джеки, хотя мы не были знакомы. После этого уже не стоило изображать внезапную забывчивость.
Подняв глаза, я увидел, что она смотрит на мою правую руку, обмотанную тонким слоем бинта. Как я тогда и сказал, кровь на мне принадлежала в основном тому уроду. Но не только ему. Дома, приводя себя в порядок, я понял, до чего же здорово ему врезал, раз ухитрился содрать кожу с костяшек обоих кулаков. Я обрадовался при виде ссадин. Они подтверждали, что я дал подонку хороший отпор. Он неспроста повалился и не скоро поднялся.
Я пробил заказ Джеки, и она протянула мне карточку – ту самую, которую я взял у нее, чтобы открыть дверь общежития. Улыбающаяся девушка под слоем прозрачного пластика была мало похожа на настоящую Джеки, какой я видел ее в последние дни.
– Как дела? Все в порядке?
Только произнеся эти слова, я понял, что она может усмотреть в них скрытый смысл. Вот черт.
– Да, все нормально.
Голос Джеки все еще дрожал. Когда я передавал ей карту и чек, пальцы нечаянно задели ее руку. Джеки отпрянула, как от огня. Я вспомнил, как позапрошлой ночью она старательно маневрировала, чтобы не дотронуться до меня в дверях.
Она боялась прикоснуться только ко мне или к мужчинам вообще?
Я хотел быть тем, кому она позволила бы себя утешить. От меня она получила бы заботу и уважение, которых не видела ни от неудавшегося насильника, ни, честно говоря, от своего бывшего.
Но я не мог стать таковым, и мечтать об этом было идиотизмом.
– Спасибо, – сказала она, посмотрев на меня смущенно и настороженно.
Девушка, стоявшая за Джеки, подошла к ней чуть не вплотную и выкрикнула свой заказ из-за ее плеча, не дождавшись моего вопроса. Под таким напором Джеки быстро стушевалась: сейчас ей был неприятен любой телесный контакт.
Осадив нетерпеливую клиентку, я принял у нее заказ и напомнил себе, что я был на работе, где дел невпроворот, и, как бы мне ни хотелось, чтобы все эти люди исчезли, приходилось терпеть.
Я еще раз встретился с Джеки взглядом, прежде чем ее поглотила толпа у стойки выдачи, где Ив блистала своим мастерством, с потрясающей скоростью принимая и передавая чашки и злобно щурясь, если кто-нибудь ее дергал. Забрав свой кофе, Джеки ушла, даже не обернувшись. Я же задался мыслью, сколько еще буду смотреть ей в спину и думать, что вижу ее в последний раз.
