Тени старого дома

Иллюстратор Маргарита Батицкая

Дизайнер обложки Alex Creo

© Маргарита Батицкая, 2019

© Маргарита Батицкая, иллюстрации, 2019

© Alex Creo, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4474-0817-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Алан

Осень в том году выдалась на редкость холодной и дождливой. Лондон пребывал в плену туманов. По улицам двигались призрачные тени людей и экипажей. Сырой воздух пропитывал дома, одежду и легкие. Даже тусклое дневное солнце было бессильно в борьбе с неминуемым приходом зимы. Оставались лишь смутные воспоминания о летнем тепле и свете, которые были столь редкими в городе. Всюду царило уныние.

Старый доктор Уильям Личфилд уже который день мучился ревматизмом. Он часами сидел у ярко пылающего камина в небольшой уютной гостиной своего дома и смотрел на огонь. Мягкий свет пламени и сухое тепло успокаивали его. Иногда ему удавалось задремать на пару часов, или же он просто задумывался о чем-то давнем и замирал в своем кресле. Его дочь, Эстер, молодая красивая женщина, часто заходила в гостиную, чтобы поправить плед на его коленях или принести горячий чай с молоком, столь любимый ее обожаемым отцом. Очнувшись от дремоты, Личфилд прислушивался к детским голосам, доносившимся то из столовой, то из кухни. У него было двое прелестных внуков, жаждущих поиграть со своим дедушкой. Но Эстер шутливо прогоняла их, чтобы они не мешали ему отдыхать.

Старость подступила к Личфилду тихими, крадущимися шагами. Ему казалось, что совсем недавно он был молодым, известным врачом, но постепенно доктор начал ощущать, что силы понемногу оставляют его. Личфилду было уже не так легко принимать своих пациентов и справляться с работой. Несколько лет он еще старался оставаться бодрым и жизнерадостным, поддерживая свои силы известными ему средствами, но сырой климат Лондона окончательно подточил его здоровье. В первое время он не мог думать ни о чем, кроме своей болезни, но с годами начал привыкать к ней. Тяжелые осенние и зимние месяцы доктор проводил у камина, читая и наблюдая за возней своих внуков. Изредка он отвечал на письма многих врачей, которые обращались к нему за советом в самых сложных делах своей практики. Так пролетали темные, унылые дни.

В самом начале осени, когда туман еще только начал окутывать город, Личфилд получил письмо от своего старого друга сэра Лестера Джарндиса. Доктор аккуратно вскрыл конверт маленьким ножичком и развернул письмо из плотной дорогой бумаги с печатью и фамильным гербом Джарндисов. Сэр Лестер осведомлялся о здоровье своего давнего друга и просил его о помощи:

«Дорогой мой друг, надеюсь, что Вы и Ваша семья пребываете в добром здравии. Я же спешу сообщить Вам о беде, постигшей меня на склоне лет. Как я уже писал ранее, моя младшая дочь Мари больна третий год. Состояние ее в последние месяцы заметно ухудшилось, несмотря на старания нашего семейного врача. Я был вынужден отказаться от его услуг, так как сомневаюсь в его профессионализме. Поэтому я обращаюсь к Вам с просьбой помочь нам. Мне известно о Вашем недуге, и я глубоко сожалею, что это несчастье постигло такого выдающегося человека и врача. Также я понимаю, что Вы вряд ли в состоянии приехать в поместье и заняться лечением моей дорогой Мари. Прошу Вас отправить к нам самого лучшего своего ученика. Простите меня за столь короткое письмо, но заботы, свалившиеся на нашу семью, тяжким бременем легли на мои плечи. Нигде я не могу найти успокоения. Только на вас моя последняя надежда.

С уважением сэр Лестер Джарндис»

С большим огорчением доктор Личфилд прочел это короткое письмо. Ему было невыразимо жаль своего друга. Он тут же написал ответ, заверяя сэра Лестера, что в скором времени к нему прибудет молодой врач, его любимый ученик, который использует все свои силы и знания, чтобы облегчить недуг бедной девочки. После написания ответа, он позвонил в маленький серебряный колокольчик, на звук которого явилась Дженни, преданная, заботливая сиделка. Личфилд тут же попросил ее отправить с посыльным записку Алану Вудкорту, своему ученику.

***

Алан попал к доктору Личфилду восемь лет назад, пятнадцатилетним подростком. Он воспитывался своей теткой с материнской стороны, доброй бездетной вдовой. Отец Алана передал сына на воспитание тетке после смерти жены. Личфилд помнил, что трагическая смерть Хелены Вудкорт, матери Алана, была окутана какой-то зловещей тайной. В то время семья жила в уединенном поместье в Эссексе. Неожиданно пришло известие о том, что Хелена умерла от сердечного приступа.

Личфилд знал ее семью задолго до ее рождения, был их семейным врачом долгие годы, вплоть до замужества Хелены. Он помнил, что женщина никогда не жаловалась на сердце, была здорова, но очень несчастлива в браке. Она вышла замуж по настоянию отца в восемнадцать лет, за Джорджа Вудкорта, происходящего из знатного и богатого рода. Первые годы ее замужества были спокойными и счастливыми благодаря появлению маленького прелестного сына. Но мальчик подрастал, а его отец становился все более нетерпимым и жестоким. Он увез семью в уединенную усадьбу, где мать с сыном жили одни с небольшим количеством слуг долгие месяцы, пока сам Вудкорт находился в Лондоне. Трудно было встретить более угрюмого и мстительного человека. Казалось, что он унаследовал от своих родовитых предков всевозможные пороки. Его душа была полна необъяснимой жестокости, выливавшейся на жену и маленького сына. Родители Хелены к тому времени уже умерли, а сестры вышли замуж. Бедная женщина была лишена всякой защиты и помощи. Было неизвестно, что именно случилось с Хеленой. Возможно, ее сердце не выдержало несчастливой жизни и страха. Она умерла, а семилетний Алан остался с отцом. Но тот был совершенно безразличен к сыну. Мальчика взяла к себе овдовевшая сестра Хелены. И ребенок был спасен от чудовища Вудкорта, которого он ненавидел всеми силами своей детской души.

В пятнадцать лет Алан выказал желание стать врачом, чтобы как можно меньше зависеть от денег отца до получения наследства матери после достижения совершеннолетия. Заботливая, любящая тетка, не имевшая собственных детей, готова была выполнить любую просьбу своего племянника. Она тут же обратилась к Личфилду, которого знала с самого своего детства и с которым поддерживала связь, как с добрым старым другом. Доктор Личфилд, уже тогда думавший об уходе на заслуженный отдых после долгих лет работы, с радостью взялся за обучение Алана. Он быстро привязался к молчаливому, серьезному подростку. У Алана обнаружились выдающиеся способности к обучению и сильная тяга к врачебному делу. Личфилд понял, что не прогадал с учеником. После нескольких лет обучения молодой человек начал вести собственную практику, он быстро сникал уважение и известность, как среди пациентов, так и среди врачей Лондона. Не было сомнений, что медицина – его настоящее призвание. Но чем больших успехов он добивался в профессии, тем более угрюмым и замкнутым становился. Его наставник пристально следил за ним и начал подозревать, что Алана тяготят какие-то мрачные мысли или воспоминания, у него была тайна, страшная и тяжелая.

Загадочность и молчаливость молодого человека, а так же его красивое лицо с вечно сдвинутыми бровями и серьезным взглядом, впрочем, как и немалое состояние, привлекали к нему внимание самых завидных невест высшего света. Их маменьки всеми возможными способами пытались устроить судьбу своих дочерей. Частенько они сами приходили на прием к доктору Вудкорту, жалуясь на мигрень и другие свои недуги, попутно расхваливая своих прелестных дочек и зазывая молодого врача на ужины. Алан почтительно принимал приглашения и часто появлялся в обществе. Он был безупречно вежлив, обладал прекрасными манерами, но всегда оставался отстраненным и задумчивым. Ни одной из красавиц не отдал он своего сердца. Алан находился в плену своей тайной печали, что делало его облик еще романтичнее и притягательнее в глазах светских дам.

Личфилд бесконечно ценил своего талантливого ученика и всем сердцем желал ему благополучия и счастья. Просьба сэра Лестера натолкнула его на очень удачную, по его мнению, мысль. Он решил, что поездка в усадьбу Джарндисов поможет Алану забыть о своих тревогах и принесет ему успокоение: доктор был встревожен тем, что молодой врач работает без отдыха, никогда не покидая сырого, туманного Лондона.

Алан приехал вечером. Личфилд слышал, как к дому подъехал кэб. Внизу послышался звук открывающейся двери. Он сразу узнал голос Вудкорта, приветствующего Дженни. Доктор в который раз подумал о том, как добр и приветлив этот молодой человек и как мало в нем злобы и высокомерия, столь свойственных знатным людям. Он прекрасно знал о том, что Алан часто посещает дома бедняков, привозит им лекарства, лечит их детей, отказываясь от любой платы. Личфилд со светлой грустью подумал о том, что мать Алана гордилась бы им. Ее сын был так похож на нее своим добрым и бескорыстным характером. Хотя от отца Алан и унаследовал угрюмый и упрямый нрав, но это не причиняло никакого вреда его окружающим и близким людям. Жаль только, что от этой серьезности и нелюдимости страдал сам Алан.

В гостиную зашла Эстер:

– Алан здесь, папа. Ты же не рассердишься, если он сперва зайдет к маленькому Томасу, у него начался жар. Мы не хотели тебя беспокоить, муж уже собирался посылать за врачом, но тут приехал Алан.

Личфилд с нежностью посмотрел на свою дочь, залюбовавшись ее улыбкой, и протянул ей руку:

– Ничего, дорогая, – проговорил он.

Эстер пожала его руку и сказала:

– Я принесу чай. Сегодня так холодно. Наверное, Алан замерз, пока добирался сюда.

Она снова улыбнулась и вышла из гостиной, легкими движениями придерживая подол платья, который издавал едва слышный шорох при ходьбе. Мягкий свет камина и тепло пламени успокаивали старого доктора. Он смотрел на огонь и ждал Алана. Тот пришел через четверть часа. Личфилд заметил, что он выглядит еще более уставшим и мрачным, чем в прошлую их встречу, пару недель назад. Но доктор все равно залюбовался красотой этого молодого человека. Тот был высок и строен, темные волосы обрамляли его бледное красивое лицо с правильными чертами. Алан обладал светлым ясным взглядом. Он легко мог расположить к себе практически любого собеседника. Именно поэтому пациенты так стремились попасть к нему на прием. Редко можно было встретить такого отзывчивого и вежливого человека.

– Мой дорогой Алан, – Личфилд был очень рад видеть своего ученика, – ты выглядишь не очень здоровым. Ты ведь достаточно отдыхаешь?

– Все хорошо, мистер Личфилд. В начале осени всегда много работы, но она нравится мне. Как ваше здоровье?

– Я стар, Алан. В моем возрасте болезни – это неизменные спутники. Как малыш Томас?

Небольшой жар, но через пару дней он будет здоров. Вы хотели поговорить со мной? Я приехал, как только смог. Прошу прощения за то, что вам пришлось ждать.

– Что ты, что ты, мой дорогой мальчик. Это мне неудобно оттого, что я отвлек тебя от дел и заставил ехать сюда в такой скверный дождливый вечер. Но дело, заставившее меня писать тебе, очень важное и не терпит отлагательств.

Личфилд подождал, пока Алан удобнее устроится в кресле и приготовится его слушать.

– Сегодня утром я получил письмо от моего старого друга сэра Лестера Джарндиса. Он обратился ко мне с просьбой найти лучшего врача для его дочери. Мне не пришлось раздумывать над своим выбором, поэтому я сразу написал тебе.

– Имя Джарндиса известно мне, но чем больна его дочь, и что я могу для них сделать?

– Его шестнадцатилетняя дочь Мари парализована. Она не может ни говорить, ни ходить. В последнее время ее состояние сильно ухудшилось.

– Что же случилось с бедной девочкой? – спросил Алан.

Несчастье произошло три года назад. Ее хватились ночью. Она просто исчезла из собственной постели. Долго искать не пришлось. Девочка лежала на берегу пруда в саду без сознания. Думаю, причина ее болезни таится в сильном нервном потрясении. Но местный врач не смог им помочь, именно поэтому сэр Лестер решил просить о помощи меня.

– Я должен поехать в их дом и осмотреть ее?

– Именно так, Алан. Но сэр Лестер просит о более длительном наблюдении. Боюсь, что тебе придется некоторое время пожить в поместье Джарндисов. Надеюсь, моя просьба не покажется тебе слишком дерзкой, ведь их усадьба находится достаточно далеко от Лондона. На востоке Линкольншира.

В гостиную зашла Эстер. Она принесла поднос с горячим, ароматным чаем. Алан задумался на несколько минут, Личфилд внимательно всматривался в его лицо, пытаясь угадать, каков будет ответ молодого врача на его просьбу.

– Я понимаю, что тебе придется нарушить свои планы и на время передать дела помощнику, но ведь болезнь этой девочки намного серьезнее мнимых недугов прекрасных дам, которые с таким упорством охотятся за твоим сердцем.

Алан немного смутился. Он слегка нахмурил брови и взял с подноса чашку с чаем. Личфилд заметил реакцию своего ученика и по-доброму усмехнулся:

– Прости меня, Алан, за мою смелость, но когда-нибудь придет время для того, чтобы завести семью. Я не хочу, чтобы ты лишал себя счастья познать тепло домашнего очага.

– Боюсь, что никто никогда не сможет принять моего невеселого характера. А я не хочу сделать свою семью несчастной, – молодой Вудкорт заметно помрачнел.

Личфилд понял, что напомнил Алану о его бедной матери, которую постигла такая трагическая судьба.

– Однажды твоя тоска рассеется, и ты увидишь, как много радости и света есть в этом мире, конечно, не в такие темные, осенние дни, – Личфилд усмехнулся и, приподнявшись, пошевелил угли в камине, от чего огонь разгорелся еще ярче.

Они посидели молча несколько минут, вдруг Алан оживился:

– Я согласен отправиться в поместье Джарндисов. Когда мне нужно выезжать?

– Чем скорее, тем лучше! – Личфилд был очень рад согласию ученика на эту поездку.

– Я постараюсь уладить дела как можно скорее. Думаю, что смогу отправиться в дорогу через два дня.

– Я очень рад, Алан. Надеюсь, что твоя поездка не только принесет выздоровление дочери сэра Лестера, но и приведет тебя в доброе расположение духа.

***

Алан вернулся домой поздним вечером. Тетя ждала его к ужину, но он опоздал, как это часто случалось из-за неотложных дел и срочных вызовов к пациентам. По обыкновению в таких случаях, ужин был оставлен в его комнате. Сначала Алан прошел в кабинет, где оставил свой чемоданчик с различными медикаментами, затем отправился к себе. Он чувствовал, что очень устал за этот долгий день. Доктор давно не давал себе отдыха, работал до полного изнеможения, словно пытаясь сбежать от своих мыслей и забыться в делах. Последние несколько месяцев были очень невеселыми и изнуряющими. Алан тщательно скрывал от своей тети и близких людей то, что боится оставаться наедине со своими мыслями. Но он не мог не признаться самому себе, что с самого утра, за работой, за разговорами с пациентами и другими делами, он не может отделаться от навязчивого страха. Он боялся. Боялся оставаться один в своей спальне поздним вечером, когда звуки города стихали, а слуги отправлялись спать. Алан не страшился темноты или призраков, рассказами о которых слуги часто пугали своих детей. Его ужасали кошмары, посещавшие его во сне. Только смертельная усталость спасала от них. После тяжелых напряженных дней он проваливался в сон, словно в глубокое забытье. Но стоило молодому врачу чуть меньше изнурять себя работой, как кошмары возвращались. И всегда он видел одно и то же.

Ему семь лет. Он играет в детской. За окном идет проливной дождь, начало которого прервало их с мамой прогулку по саду. Мама оставила его одного в комнате, а сама ушла на кухню, чтобы поторопить кухарку с ужином. Она обещала быстро вернуться и взяла с него слово, что он не станет выходить из комнаты. Алан и сам не хочет покидать детскую. Он боится своего отца, приехавшего из Лондона. Мальчик знает, что отец не любит его и злится, когда Алан начинает играть в его присутствии. Алану кажется, что мама тоже боится отца. Мальчик тихо играет в своей комнате. Но мамы долго нет. Ему становится страшно: она никогда не оставляет его одного так надолго. Алан все ждет и ждет, что вот-вот услышит в коридоре ее шаги и тихий шорох платья. Он представляет, как она зайдет в комнату и обнимет его своими ласковыми руками. Она будет петь ему перед сном, а когда он проснется, то снова будет рядом. Но мамы все нет. Алан не выдерживает и тихонько подходит к двери. Он открывает ее и выходит в коридор. Из гостиной, снизу, доносится какой-то неясный шум. Ему кажется, что он слышит голос мамы, но его перебивает грубый крик отца. Алан идет по коридору и тихо спускается на пару ступенек вниз. Он видит ярко освещенную гостиную. Отец стоит спиной к нему, склонившись над диваном в центре комнаты. Алан замечает подол маминого платья под его ногой. Он спускается еще на несколько ступенек. И видит ее. Мама полулежит на диване, а отец трясет ее, схватил за горло своими грубыми, уродливыми руками, а она не пытается освободиться и смотрит на Алана пустыми, остекленевшими глазами, будто не замечает его. Алан кричит. Отец резко отпускает ее горло и поворачивает на голос сына. Алан видит его страшное лицо и… просыпается.

Кошмар всегда заканчивается в этот момент. Алан просыпается в холодном поту и резко садится в своей постели. Он чувствует страх, который делает его немым и беспомощным. Он все вспоминает мертвое лицо мамы, доброй, нежной мамы, и еще долго не может прийти в себя.

Алан с трудом пытается объяснить, является ли его кошмар воспоминанием об убийстве матери или же это плод его фантазии, появившийся из-за ненависти к отцу. Мальчик помнил, как приехала тетя, его подводили к гробу матери, он держал ее холодную, безжизненную руку. Он помнил, как забился в угол своей детской и плакал. Затем тетя увезла его в Лондон.

А однажды ночью он видел ее. Видел маму. Она стояла у его постели и нежно смотрела на сына. Алан позвал ее, но она исчезла. Тогда он решил, что это всего лишь сон. Но через некоторое время он увидел ее снова. Мальчик смотрел в окно и ждал, когда тетя придет домой. Вдруг он увидел на дороге женскую фигуру. Женщина стояла на противоположной стороне улицы и смотрела прямо на него. Ее светлое платье странно выделялось среди темной одежды прохожих. Он всмотрелся в ее лицо и узнал эту женщину. Но она тут же исчезла. Это событие страшно напугало его. Но скоро он привык к ее появлениям. Немного повзрослев, Алан начал считать эти явления знаком, словно душа матери оберегает его, предупреждая об опасности или несчастьях. И она всегда просто смотрит на него так, как в тот вечер, когда вышла из детской, чтобы вскоре вернуться.

Алан никому и никогда не говорил о своих видениях. Он сразу понял, что об этом не должна знать даже тетя. Позже он начал опасаться, что это может перерасти в психическое заболевание, но его опасения были напрасными. Доктор научился не вспоминать о своем отце и о том страшном вечере. Алан убедил себя в том, что все это было лишь сном, который слишком сильно напугал его и который он, будучи ребенком, не смог объяснить. Но он чувствовал, что когда-нибудь поймет, было ли все это правдой. Все это оставило в его душе неизгладимый след, тоска печатью легла на его лицо. Алан был угрюм и замкнут, что не всегда замечал. Слишком сильно он был погружен в свои мысли и работу.

Этой ночью молодой врач так и не лег в постель. Алан просидел у столика, на котором стоял поднос с давно остывшим ужином. К еде он даже не притронулся. Рано утром, когда даже слуги еще не проснулись, доктор вышел из дома и спустился в кабинет, в котором принимал своих пациентов. Он хотел поскорее закончить дела. Алан обещал Личфилду, что отправится в поместье Джарндисов, хотя эта мысль не приводила его в восторг. Уединенные усадьбы и сады навевали ему все те же мрачные мысли.

Через сутки Алан ехал в почтовой карете в Линкольншир. С собой он взял сумку с лекарствами и небольшой чемодан с вещами. Он рассчитывал, что его пребывание в поместье не продлится больше месяца. В полудреме Алан смотрел на мелькавшие очертания домов, смутно выступавшие из вязкого тумана. Постепенно городской пейзаж сменился видом холмов и полей, и туман понемногу рассеялся. Алан почувствовал свежесть холодного утреннего воздуха, столь отличного от лондонского.

Молодой врач держал в руке письмо от Личфилда, которое тот дал ему прошлым вечером, когда Алан пришел к нему и его семье попрощаться перед отъездом. Он развернул письмо и перечитал его еще раз:

«Мой дорогой мальчик, если бы ты знал, как я благодарен тебе за то, что ты так великодушно согласился помочь моему другу. В который раз я убедился в том, что ты добрый и сердечный человек. Прости меня за этот старческий сентиментализм, но ты прекрасно знаешь, что я привязался к тебе, как к родному сыну. Твой отъезд стал грустным событием для твоей драгоценной тетушки и для нашей семьи. Мои маленькие внуки будут безумно скучать по тебе. Я не сомневаюсь, что твой талант и усердие помогут бедной Мари поправиться и стать на ноги. Ее исцеление станет еще одним твоим добрым делом, коих за свои недолгие годы жизни ты сделал немало. И я очень горжусь тобой, мой дорогой Алан, ведь на моих глазах ты вырос и возмужал, превратившись в прекрасного человека и врача, но я уверен, что твои великие дела еще впереди.

Я так и не получил ответа от сэра Лестера на письмо, в котором я сообщаю ему, что ты готов отправиться в дорогу и в скором времени прибудешь в имение. Но не сомневайся, что тебя ждут и будут безгранично рады твоему приезду. Я должен немного рассказать тебе о семье Джарндисов, с которой ты познакомишься в самом скором времени. Это очень добрые и приятные люди, которых к моему великому сожалению преследуют несчастья. Впрочем, эти мрачные мысли вызваны болезнью бедной девочки.

Сэр Лестер образованный, великодушный человек. Он очень гостеприимен и легок в общении. Он женат во второй раз. Его первая жена умерла много лет назад. Тогда для их семьи это стало тяжелым, страшным временем, которое к счастью миновало. Жена сэра Лестера Леонора – красивая, добрая женщина, немного эксцентричная и нервная, но очень приветливая. У сэра трое детей: старшая дочь Элизабет, Мари, о которой мы уже говорили, и младший сын Эдгар. Признаюсь тебе, что в последний раз я видел эту семью в день свадьбы сэра Лестера и прекрасной Леоноры. Это было восемь лет назад. После наша связь прервалась на достаточно долгое время. Сэр Лестер написал мне три года назад, когда заболела его дочь. Он даже привозил ее в Лондон. Но сырой климат города не позволил им остаться и начать ее лечение. И через пару дней они снова вернулись в свое поместье. И вот теперь, Джарндис вновь просит моей помощи. Думаю, что ответ сэра Лестера еще не был доставлен мне, и ты приедешь до того, как его письмо найдет меня. Тем лучше. Своим приездом ты прервешь тоскливое ожидание и вселишь в их сердца новые надежды. В добрый путь, мой милый мальчик.

С уважением доктор Уильям Личфилд».

Алан внимательно перечитал письмо, стараясь не пропустить ни одного слова о семье Джарндисов. Но ничего нового обнаружить не удалось. Алан задумчиво свернул письмо и вложил обратно в конверт, а затем убрал в чемодан. Он подумал об оставленном доме и ощутил острую тоску. Чтобы хоть немного отвлечься, Алан стал смотреть в окно. Перед его взором разворачивался унылый пейзаж. Природа уже была охвачена увяданием. На еще зеленых холмах и полях чувствовалось дыхание осени. Вскоре полил дождь, превращавший дорогу в грязное месиво и смазывавший очертания деревьев вдалеке.

Алан не любил осень. Это время года вызывало у него странную меланхолию и смутные воспоминания об увядающем саде, в котором он гулял в детстве. Он понимал, что поездка в поместье Джарндисов заставит его окунуться в эти воспоминания. Но молодой врач сам желал этого: только так он мог наконец-то избавиться от бремени прошлого и взглянуть в лицо своему страху.

Алан стал вспоминать прощание с тетушкой. Она привязалась к своему племяннику и привыкла к его постоянному присутствию в доме, даже когда он опаздывал на ужин или не спускался к завтраку, засидевшись за ночной работой. Он любил свою тетю. После смерти матери, она окружила Алана любовью и заботой, а он был бесконечно благодарен ей. Тетя была для него самым дорогим и близким человеком в этом мире. Он старательно оберегал ее от всяческих волнений и забот. Свободные от работы вечера Алан проводил с ней. Они сидели в гостиной у камина и разговаривали. С детства Алан любил слушать ее страшные таинственные истории о призраках, населявших старые замки и жутких тайнах, скрывавшихся там. Но теперь они вынуждены были расстаться на некоторое время. Алану было жаль оставлять ее, он прекрасно знал, что тетя будет беспокоиться за него и ждать его писем. А ему было грустно, что еще долго он не услышит ее загадочных историй.

В раздумьях и воспоминаниях прошел весь путь до поместья Джарндисов. Алан вышел на ближайшей к усадьбе почтовой станции. Оказалось, что письмо Личфилда уже было получено сэром Лестером, и он прислал экипаж за прибывшим врачом. Алана встречали.

Дорога к поместью пролегала через небольшой лес и была очень ухабистой и неровной. Уже стемнело, и на землю опустился холодный, вязкий туман, который словно не пускал путников к поместью. Алану казалось, что они уже никогда не доберутся до усадьбы. Он даже подумал, что они заблудились в лесу и останутся здесь на всю ночь. Молодой врач пытался разглядеть в густом тумане хотя бы намек на приближение дома, но все было затянуто плотной пеленой. Наконец, экипаж остановился. Кучер помог Алану спуститься на дорогу и взял его вещи.

Молодой врач осмотрелся и сквозь туман увидел, что стоит у ворот усадьбы. Вдалеке он заметил огни дома. Алан прошел следом за своим провожатым через высокие, кованые ворота. Перед ним открылся величественный вид: огромный старый дом с множеством окон и маленькими башенками. Дом был окружен густым садом с высокими деревьями. Туман и темнота мешали рассмотреть усадьбу более подробно. Вид старого поместья был достаточно зловещим. Алан решил, что все дело в его усталости и мраке осеннего вечера.

Алан уверенно зашагал к крыльцу. Кучер шел перед ним. Он ловко взбежал по каменным лестницам и постучал в дверь. Открыли им через пару минут. На пороге стояла служанка, приветливо рассматривающая нового гостя:

– Вы доктор Алан Вудкорт?

– Да, добрый вечер… Как ваше имя?

– Дороти. Меня зовут Дороти. Прошу вас, входите. Ваша комната уже готова.

Алан хотел уже переступить порог, но вдруг услышал тихий голос, он обернулся и увидел у самых ворот женскую фигуру. Он сразу понял, что это она. Его мама. Она стояла и смотрела на него. Затем медленно подняла руку, будто помахала сыну и исчезла. Дороти заметила странное замешательство гостя:

– Все в порядке, сэр?

– Да, – машинально ответил Алан. Его будто громом поразило. Он сразу ощутил, как тревога проникает в самые отдаленные уголки его души. Все это было неспроста. Он повернулся к двери и шагнул в дом.