Избранное

© Анна Дронова, 2017

ISBN 978-5-4485-4099-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Новые стихи

Баю-бай

Баю-баюшки-баю.
Спи на самом на краю.

Баю-баю-баюшки.
Спи на самом краешке.
А заплачешь – пощади,
гарью края не чади.

Как яйцо пасхальное,
как кольцо венчальное —
баю-баюшки-баю —
жизнь застыла на краю.

Жизнь катилась к краешку —
баю-баю-баюшки —
ай, краюхою луны,
ай, мозолями волны.

Баю-баюшки-баю.
Спи, покамест я не сплю.

Жизнь катилась посуху —
укатилась за море.
Набери-ка воздуху.
Надыши-ка памяти.

Жизнь катилась по морю —
расстелилась по миру.

А возьму-ка на руки,
понесу, как горюшко,
милое дитя моё,
маковое зёрнышко.

Ласково несомое,
живое, невесомое,
ах, зерно, зерно моё —
да с другими зёрнами —
сеять в землю чёрную.

Не могу, а надобно
(баю-баю-жалобно)
времени отдать его
(баю-баю-прядево).

Не хочу, а ведомо
(баю-баю-преданно):
отпущу когда-нибудь
баю-баю-на небо.

Не то вороны склюют.
Не то вихри отпоют.

Баю-баюшки-баю.
Спи, пока я на краю.

Баю-баю, баю-бай.
Долог путь, да близок край.

Чтобы падать было мягче,
крепче засыпай.

«Волчья душа в человечьем теле…»

Волчья душа в человечьем теле,
волчьи забавы промеж скорбей.
Я за тобою спешу, но мне ли
выйти, плуту, из твоих сетей?

Плут расставляет повсюду путы,
чтобы запутаться – так и знай!
Вечность бежит от одной минуты,
будто от волка – заяц-толай.

Там, где звериные рыщут тропы,
я пролагаю свой скорбный путь.
Волки – не рыцари, не холопы,
но каждый из нас – это волк чуть-чуть.

Там, где идут к водопою лоси,
я выступаю на смертный бой.
Волки пощады себе не просят,
хоть и хотят, как и все, домой.

Наши клыки – не острей секиры,
наши леса – не высокий храм.
Волки-собратья воюют с миром —
с малых годочков до смертных ран.

Кровью питают в бою жестоком
поле, поросшее злой травой.
То, что охотничьим кличут рогом, —
рог исключительно боевой.

Знают волчата от старой волчицы:
прут – это в будущем чей-то кнут.
Нашему брату в дары сгодится
только свобода от древних пут.

Каждому пахарю – сноп пшеницы,
каждому ратнику – щит и меч.
Нашему брату в дары сгодится
ночью луну, как жену, привлечь.

Нам недоступны слова молитвы —
голос природы велик и прост.
В час ожиданий и в час ловитвы
ловим надежду за лисий хвост.

Волку – не весело, не свирепо,
волку – больнее всего явить
душу свою… Потому что в небо
нам не смотреться, а только выть.

Нашему брату любая рана —
точно помарка в живой душе.
Нас укрывают ночные туманы,
наши шерстинки – настороже.

Мы – отщепенцы, и наша стая —
стая бродячих, но всё ж не псов.
Нашему брату молва любая —
точно зарубка в строю стволов.

Волчье лицо в человечьей маске,
в голосе смертника – хищный рёв.
Волки вверяют себя по-братски
миру – до самых его краёв.

Каждую ночь и на каждой сече,
лёгким путём выходя на бой,
будто бы оборотнем отмечен,
волк состязается сам с собой.

Евдокия1

Ах, Россия моя, Россия —
что ты смотришь, как Евдокия?
На телеге, и с двух сторон —
по солдату: – Смотри, смотри же!
Как всё то, что ты любишь, брызжет
кровью. – Смерть, подойди, порадуй! —
Не дадут отвести и взгляду.
Слышишь чей-то – не свой же – стон.

Сон. Кошмарный и долгий сон.
Евдокия, да ты сама ведь —
не опустишь глаза! Не вправе —
ибо то, что любила, в корчах
погибает на том плацу…
Так смотри же – смотри, не морщась —
ведь красавице всё к лицу.

Даже боль, даже ужас зверский…
Взять бы нож – да родному в сердце:
то, что любишь, на волю смерти
отпустить – да разве дадут?
Руки скрутят, и жилы выжмут,
и за спину: – Смотри, смотри же!
Неоструганной цепкой жердью —
совершается царский суд.

Что, Россия моя, Россия —
так и будешь, как Евдокия,
слать вопросы – да Богу в уши —
да на небо смотреть, как в печь —
смотрит хлеб? И на всё-то воля
человеческая – доколе?
Раздирая руками душу —
ничего тебе не пресечь.

На телеге тебя увозят,
а на площади всех морозит:
от зимы ли, а то от хрипов
нескончаемых, – а сама
обернулась и смотришь – ибо
тень твоя за тобою ляжет.
Умоляешь себя сама же:
– Евдокия, сойди с ума!

Да, Россия моя, Россия,
ты – последняя Евдокия.
Не бывает минувших пыток:
всё, что пытано, так и бдит
ранним утром и поздней ночью…
Богохульствуй, молись – как хочешь.
Голос скорби остёр и прыток,
колом в горле – судьба стоит.

Нет, Россия моя, Россия,
не получится Евдокиям
позабыть, каковая участь
о сю пору любимых ждёт.
Вечно помня и вечно мучась,
ты за милым идёшь по следу.
Ты на площадь придёшь к рассвету
и увидишь, как он умрёт.

Но останется. Ибо нечем
крыть. И вечен, родная, вечен
тот безмолвный бессвязный ропот,
за которым текут века —
через сто поколений, чтобы
всё вернуть на былые вехи.
Евдокия! Тот нож навеки
прикипает к твоим рукам.

Присягнувшая

Присяга, присяга.
Человеку – не стягу,
Человеку – не мечу…
Да и важно ли – герою, палачу?

Присяга, присяга
Славянам – варягам —
Калмыкам – татарам.
Всю жизнь свою – даром

Дарёную – в руки
Собрату, кому-то.
(Всю жизнь свою – будто
На колья, на прутья!)

Присяга, присяга.
Так разве что дому
Присягает дворняга.
Без клятв, по-простому.

Расписка?.. Бумага?..
– Скупая присяга!
Вернейшая – волчья —
Последняя (молча).

Последняя (поздно!).
Присяга не звёздам —
Человеку земному.
Ножом по живому.

             Человеку – не знамёнам,
             По-на древках разветвлённым,
             Разделённым – лево, право…
             Человеку, а не славам!

             Человеку, а не знакам
             Нарисованным, атакам
             Наколдованным… (Послужим
             Человеку, а не ружьям!)

Не плоти, не крови —
Душе и любви.
Зарок – на крови,
Затор – в крови.

Присяга – как фляга,
Как неба глотнула…
Присяга – не тяга:
Уже затянуло…

Присяга, порука —
Любимому (то есть —
Тебе лишь). На муку,
На счастье, на совесть…

Присяга, присяга.
Так разве что Богу
Присягает бродяга.
(Люби, да не трогай!)

Присяга, присяга.
(Оврагу – коряга,
Святому – расстрига…)
Присяга – не иго.

Не смотри, что следы
Уведут, обманут.
Полбеды, полбеды —
В тех обманах жданных.

Не смотри, что к зиме
Опадут и листья.
Есть присяга во мне —
Наичестнейшая – лисья.

Так охотнику зверь
Присягает, прячась.
И потом, и теперь
Огоньком маячит

За тобой, храня
От любой невзгоды,
Подмога – подвода —
Присяга моя.

Игра в достоинство

– 1—

Игра в достоинство,
Игра с собой.
Игра! Без воинства
Идущий бой.

Достойно ль соколом,
С судьбой шутя,
Вокруг да около
Кружить, дитя?

Достойна ль исповедь,
О лицедей,
Игрок неистовый
Среди людей?

Ведь жизнь уносится,
И на огонь,
Быть может, просится
Твоя ладонь.

Как горе-пьяница,
Исподтишка,
Быть может, тянется
Твоя рука.
– 2—

Достойно ль вороном
Лететь на все
Четыре стороны,
Вослед росе?

Мечами, распрями
Закрыв лицо,
Достойно ль ястребом —
В моё сельцо?..

Достойно ль по небу
Плутать-нестись,
Кромешным голубем
Ныряя вниз?

Игра на выдохе:
Земная персть.
Достойна ль выделки
Земная шерсть?

Ведь жизнь уступлена —
В свой первый миг!
Играй по-крупному,
Малыш-старик.

Ведь жизнь загублена —
В свой летний день.
Стрела-зазубрина,
Стрелок, мишень.

– 3—

Соколье воинство —
Ничьим силком
Не взять! Достоинство
Коня – верхом,

Бегом… Достоинство
Души – плашмя…
Игра без совести:
Твоя, моя.

Ищи пристанище,
О лиходей,
Покуда – пан ещё
Среди людей.

Ребёнок выросши —
Ползком – в цари…
На каждом игрище —
Свои бои.

– 4—

Игра в достоинство,
Игра врасплох.
Святого воинства
Лишённый Бог.

Игра в достоинство —
На страх и риск!
Не вражьи происки,
А дружный сыск.

Тоска по доблести —
Лихой порой.
Игра! Над пропастью
Бредущий строй.

Земная отповедь,
Небесный гром.
Игра! Из подпола
Растущий дом.

– 5—

Не успокоиться —
Тебе, дитё!
Игра в достоинство:
Твоё, моё.

Игра по-своему:
Широк размах!
Писца и воина
Настигший крах.

Бои без ворога —
На грани сил.
Съестного пороха
Лишённый тыл.

Поделим поровну
Запасы мук.
Взыграют вороны,
Кружась вокруг.

Земного пояса
Вскипит кора.
Игра в достоинство —
С огнём игра.

Русалка моя

В тихом омуте, где тоненькая ряска
прячет сто чертей, а не речную грязь,
в тихом омуте русалка завелась.

Расскажу тебе не выдумку, не сказку:
расскажу тебе, как в омуте моём
ты нашла свой дом, свой тихий водоём.

Ах, русалка с опьянёнными глазами —
глубоко ныряешь – не видать хвоста!
Ты в мой омут завернула неспроста.

Взбудоражила, как ряску, злую память,
потрясла второе дно моей тоски…
В целом мире – две русалочьих руки.

В целом море – лишь одна душа морская!
Ах, русалочка, зачем явилась мне?
Уплываешь безоглядно по волне.

Укоряешь – будто я не отпускаю!
Я и рада бы, да разве ж я могу?
Навья девочка на дальнем берегу.

В тихом омуте – разбуженным потоком,
говорит твоё отсутствие во мне.
Навья жёрдочка на дальней стороне.

Взбаламутила мне душу ненароком.
Ах, морока земноводная моя,
кожа тонкая – сквозная чешуя.

Ах, родная – чужеродная – моя.

В тихом омуте – пристыженные черти…
Нет соломинки – тем пуще я тону.
Ах, русалочка, дай руку – хоть одну!

Хвост твой по сердцу – не по водице чертит
круг за кругом; друг за другом – да на дно…
Ах, русалочка, с тобою – всё одно.

То ли небо – то лм море, то ли речка —
то ли сердце человеческое: глядь —
ты из сердца улетучилась опять.

И не женщина, и не ребёнок: нечто,
двуединство – чья врождённая черта!
В тихом омуте, я вижу, ни черта

не осталось от русалочьего плеска.
Что же делать? Утопиться бы, да не с кем.
Ты хвостом махнула – как рукой с холста

нарисованную красоту смахнула…
Как по берегу ударила веслом…

Ах, русалочка, с какого ты аула
и каким тебя теченьем унесло?

И откуда ты разлуки зачерпнула?

В тихом омуте, где тоненькая вязь
прячет сто чертей, а не речную грязь,
лихо в омуте: русалка извелась.

Невеста предателя

Кто – сей?
Фарисей.
С ним не ешь,
с ним не пей.
Руку жми
ему с оглядкой.
Речью – сладкий,
сердцем – падкий.

(Речью – гладкий,
сердцем – гадкий.)

Не гляди.
Не люби.
А полюбишь —
убеги.
С потрохами
всю проглотит.
Он без сердца,
но из плоти.

Он нечист,
но красив:
мятый лист,
шрифт – курсив…
Не смотри!
Да отвернись же!
Говорит —
слюною брызжет.

А хохочет —
слёзы льёт.
Душу – в клочья
изорвёт,
тело белое истреплет —
да себе же!
да немедля!

А обманет —
так взахлёб.
По сознанью —
скрёб-поскрёб.

«Он красивый!
Он пригожий!»
Он мессия,
да не божий.
В нём – ложь,
в нём – грехи,
сплошь – брожение стихий.

Он не друг,
но разве недруг?
Он подобен
свету, ветру.
Что же делать?
Как же быть?
А капелла —
волком выть.

Как помочь ему,
скажите?
Он мальчонка,
пальцы-нити…
Как с балкона
или с лоджии —
спрыгнёт же!
упадёт же!

Угораздило влюбиться
в воронёнка, но и птицы
продают себя кротам.
Ох, зачем же, ох, да сам…

Он далече —
я целее.
Но на плечи
и на шею
внятный камень
взял да лёг:
не царить тебе, царёк!

Беззащитный…
Вслед Иуде
он погибнет,
он погубит
столько губ
и столько судеб!
Кровный узел
в кровь изрубит.

У него —
жестокий норов.
Телом – лань,
а сердцем – боров.
Он сметёт
детей невинных,
а его
сметут мужчины.

Он обманчив,
он изменчив.
Старый мальчик,
хищный птенчик.
Он – табу.
Он – погибель.
Он в гробу
тебя и видел!

Не любить его
нельзя,
но кривёхонька стезя.
Не спасти его
ничем.
Ай, да сам-то, ай, зачем…

Лицедей,
лиходей.
Хоть молись.
Хоть убей.
«Кто он?» – «Милый!»
Тянет жилы,
пьёт отеческие силы…

Свет-мучитель мой служилый
да заслуженный…

Да лживый.
свет-губитель мой