Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Двойник
Звуковая изоляция на «Биб» такая же, как внутри гулкой камеры.
Лени Кларк сидит на койке и слушает стены. Членораздельных слов не уловить, но неожиданный удар плоти о металл вполне различим. Теперь кто-то переговаривается тихими голосами в кают-компании. По трубе, журча, спускается вода.
Ей кажется, внизу что-то двигается.
Она прикладывает ухо к наугад выбранной трубе. Ничего. Ко второй: шипение сжатого газа. К третьей: слабое, еле уловимое эхо медленных шагов, скребущих по нижней палубе. А потом через канализацию доносится приглушенное жужжание.
Медицинский сканер.
«Это не мое дело. Их проблемы. У Брандера есть причины, а Фишер… Но он никому не хотел причинить вреда».
Фишер – никто. Жалкий, психованный урод, который не представляет проблемы ни для кого, кроме самого себя. Очень плохо, что он настолько раздражает Брандера, но жизнь вообще несправедливая штука. Никто не знает этого лучше, чем Лени Кларк. Она-то в курсе. Помнит и кулаки ниоткуда, и миллион деталек, которых даже не замечаешь, пока не становится слишком поздно. Ей никто не помогал. Но она справилась. Иногда в качестве отвлекающего маневра срабатывал секс. А в другие моменты приходилось просто бежать.
«Он никому не хотел вреда».
Лени качает головой.
«И я тоже, сволочи!»
Звук обгоняет боль. Глухой тупой удар, словно рыба стучится в прожектор. Кровь проступает сквозь порванную кожу на костяшках, капли кажутся почти черными в отфильтрованном зрении. Покалывание кажется приятным поводом отвлечься.
На переборке, естественно, ни пятнышка.
Разговор в кают-компании прекратился. Кларк сидит, напряженная, на матрасе, посасывая руку. В конце концов звук голосов возобновляется.
Пора идти на смену с Накатой и Брандером. Кларк с сомнением осматривает каюту. Надо сделать что-то до того, как открыть люк, только Лени не может вспомнить, что именно. Глаза постоянно возвращаются к одной и той же стене, ищут какой-то предмет, которого на ней нет…
Зеркало. Лени хочется знать, как она выглядит. Странно. Она не может вспомнить, когда в последний раз испытывала такое желание. Давно она ничего подобного не испытывала. Но это не проблема. Лени просто посидит тут, пока ощущение не пройдет. Ей не нужно выходить наружу, не нужно даже вставать, пока она снова не почувствует себя нормально.
Когда сомневаешься, оставайся подальше от чужих глаз.
– Элис?
Люк задраен. Ответа нет.
– Она там. – Брандер стоит в конце коридора, позади него кают-компания. – Зашла внутрь, минут десять назад.
Кларк стучится снова, на этот раз сильнее:
– Элис? Время.
Брандер поворачивается на каблуках:
– Пойду соберу вещи.
И исчезает из виду.
Люки на «Биб» нельзя запереть из соображений безопасности. Но Кларк все равно сомневается. Знает, что почувствовала бы, если бы кто-то вошел в ее личное пространство без приглашения.
«Но она сказала, что пойдет в эту смену. А я к тому же постучалась…»
Лени крутит колесо в середине люка. Защитная печать по краю размякает и отступает. Кларк тянет диск на себя, заглядывает внутрь.
Элис Наката лежит на койке, конвульсивно подергиваясь, глаза закрыты, костюм частично содран. Жилы ветвятся от точек включения на лице и запястьях, складками спадая у светящегося сонника, стоящего на прикроватной полке.
«Она пошла поспать за десять минут до смены?»
Бессмыслица какая-то. К тому же Наката была со всеми там, внизу. С Фишером. Как можно спать после такого?
Кларк подходит ближе, изучает датчики устройства: стимулированный быстрый сон поставлен на максимум, а тревога отключена. Элис вырубилась за секунды. Господи, да при таких настройках она бы заснула в разгар группового изнасилования.
Лени одобрительно кивает:
«Хороший фокус».
С неохотой касается кнопки пробуждения. Сон истекает с лица Накаты; все сразу меняется. Азиатские глаза трепещут, а потом распахиваются, широкие и черные.
Кларк отступает, пораженная. Напарница сняла линзы.
– Пора идти, Элис, – тихо говорит Лени. – Извини, что разбудила…
И ей действительно жалко. Она никогда прежде не видела, чтобы Наката улыбалась. Было бы приятно, если бы это продлилось подольше.
Брандер запаивает в оболочку широкополосный сенсор, когда в дежурку спускается Кларк.
– Она нас догонит, – говорит Лени и поворачивается к штативу для сушки за ластами.
Прямо перед ней медотсек все еще задраен. Оттуда не просачивается никаких звуков: ни человеческих, ни механических.
– Ах да. Он все еще там. – Брандер слегка повышает голос: – И прекрасно, сучонок, пока я тут.
– Он не хо…
«Заткнись! Заткнись, дура!»
– Лени?
Она поворачивается и успевает увидеть, как падает его рука. Брандер на самом деле гораздо чувствительнее, чем кажется, иногда он сам почти забывает об этом.
Но это нормально. Ведь он тоже никому не хочет причинить вреда.
– Ничего, – говорит Кларк и берет ласты.
Брандер несет сенсор к воздушному шлюзу и там кладет его рядом с какими-то безделушками, а потом отправляет в плавание. Бульканье и лязг сопровождают их путь в бездну.
– Только…
Он смотрит на нее, и лицо его, словно вопрос, обрамляющий пустые глаза.
– А что ты так взъелся на Фишера? – говорит она, почти шепчет.
«Ты же прекрасно знаешь, почему он взъелся на Фишера. Это не твое дело. Держись от него подальше».
Лицо Брандера твердеет, будто застывающий цемент.
– Он – долбаный урод. Он детей трахает.
«Я знаю».
– Это кто сказал?
– Да не нужно ничего никому говорить. Я таких, как он, за километр чую.
– Как скажешь. – Кларк прислушивается к собственному голосу.
Холодный. Отстраненный, почти скучающий. Прекрасно.
– Он странно на меня смотрит. Черт, да ты видела, как он смотрит на тебя? – Металл лязгает о металл. – Если он просто дотронется до меня, убью урода на хрен.
– Ага. Больших усилий тебе не понадобится. Он просто сидит и принимает все, что ты делаешь. Он такой… пассивный…
Брандер фыркает:
– А тебе какое дело? Он тебя бесит так же, как и всех остальных. Я видел, что произошло в медотсеке на прошлой неделе.
Воздушный шлюз шипит. Сбоку зажигается зеленая лампочка.
– Не знаю. Ты прав, наверное. Я знаю, что он такое.
Брандер распахивает люк и проходит внутрь.
Кларк задерживается, опираясь о края.
– Хотя есть кое-что еще. – Она говорит почти для себя. – Что-то… не так. Он не подходит.
– Да мы все не подходим, – ворчит Брандер. – В этом вся штука.
Лени закрывает люк. Внутри достаточно пространства для двоих, и другие рифтеры ныряют парами, но она предпочитает идти туда одна. Маленькая деталь, которую никто не комментирует.
«Никто не виноват. Ни Брандер, ни Фишер. Ни отец. Ни я. Вообще никто не виноват. Твою мать».
Воздушный шлюз наполняется водой.
